Глава 10.
Каждый должен сам спасать свою душу и тело,
кроме нас этого никто не сделает.

Вдруг в судейском зале погас свет и зал погрузился в кромешную темноту. Тьма накрыла своим черным бархатным одеялом всё вокруг. Это была абсолютная, всепоглощающая, страшная темнота. Спустя пару секов в ней прозвучали механические слова робота, произнесённые с торжественным трагизмом. Они были исполнены такой не наигранной боли, что мог бы позавидовать любой Дженптурский актёр.

– Приговор привести в исполнение немедленно! – пять страшных слов, за которыми скрывалось тёмное ничто, вечное забвение.

– Оперативненько, – подумал Арес, – гляжу, тут у них не принято оттягивать приятные моменты.

В этот момент вспыхнул яркий свет и оказалось, что Арес лежит абсолютно обнажённый на белом операционном столе, без единого волоска на теле. Он весь был обвязан датчиками и проводами, а руки его оказались прикованы массивными запорами к подлокотникам. Ноги тоже надёжно удерживали электронные грави-кандалы. Всё тело его в нескольких местах было привязано к операционному столу, а на горле был смонтирован, притягивающий к изголовью этой хитроумной хирургической конструкции, специальный плотный ошейник-держатель из квазиметалла. Вокруг суетились непонятные существа – толи полиаморфы, толи андроиды.

Арес оказался прикован к операционному креслу-столу, расположенному под 180 гранул от горизонтальной поверхности. В его глаза бил яркий, слепящий белый свет из прожекторов, софитов и проекционные приборов, делавших операционную похожей на главную сцену садистского реалити-шоу. Всё вокруг было зелёным – стены, потолки, кафельный пол. Зелёный как известно – цвет справедливости. Со всех четырёх сторон операционного стола, кроме деловито снующих туда-сюда полиаморфов, Арес сумел разглядеть специальные движущиеся сервоприводы, размером чуть выше среднего юпитерианского роста, содержащие различные насадки на жалах, внешний вид которых явно не сулил для Ареса лёгкой и безболезненной смерти. Вся конструкция операционного стола из-за серворук напоминала гигантского насекомого Дженптурца-переростка, в центре которого был привязан заживо похороненный Арес. Механические щупальца блестели буравчиками, лазерами, крутильными и сверлильными, раскаляющимися и замораживающими жалами, крюками, тисками, пинцетами и кусачками. Ну в общем орудия пыток были предусмотрены в них на любой вкус и цвет.

Постепенно паралич отпускал язык Ареса, и он уже мог им вполне сносно ворочать, в связи с чем даже попробовал выкрикнуть несколько проклятий в адрес всего этого дьявольского театра абсурда. Так же он хотел было что-то пояснять о своей невиновности, и том что его подставили подлые производители ковчегов, что всё это трагическая ошибка, в связи с чем он требует аудиенции лично с Отцом-Председателем. Уж кто-кто, а У Птур Вхо, не в пример своим вассалам, его поймёт и сделает так, что всё станет хорошо, здорово и вечно. Увы, но слова его тонули в зелёном немом безучастном свете, как в зелёной вате.

После короткой юстировки, серворуки с хирургическими орудиями пыток пришли в движение. Они загудели и поднялись вверх по команде невидимого Оператора, как вставшая в боевую позу инсектоид-чуранча, ощетинившаяся своими лапками-крюками. В этот момент прозвучало необычное для депрессивно-маниакального интерьера операционной мажорное «та-дам!». Такими «та-дам» сопровождали старинные юпитерианские ток-шоу из гелиоканалов. Стены зелёной операционной начали медленно опускаться вниз, как занавес на сцене театра, а за ними оказалось прозрачное стекло, скрывающее до этого момента огромную толпу восторженных Дженптурских зрителей, в нетерпении ожидающих представления.

Зрители окружали сцену операционной со всех сторон. В театре смерти сегодня был, как говорится, Его Величество Аншлаг, долгожданный бенефис Ареса. Видимо Дженптурцы любят подобные шоу, раз безвременная кончина нашего скромного героя вызвала у них такой ажиотаж. Со всех сторон на прикованного к столу Ареса смотрели генетически модифицированные кукольные лица накачанных насекомых Дженптурцев в белых праздничных одеждах. По всему видно, что это мероприятие для них ответственное и торжественное. Постепенно всеобщее нетерпение сначала тихо, потом все громче и громче стало переходить в скандирование:

–Удалить! Удалить! Удалить! – кричала толпа.

В фасеточных глазах Дженптурских миловидных монстров-ценителей отражалась животная страсть к предстоящей мизансцене. Алчущие четыре окуляра инсектов горели дьявольским огнём, конечности подёргивались от нетерпения, а ложногубы шептали словно заклинание: «Удалить! Удалить! Удалить!».

Арес вглядывался в их лица боковым зрением, а его тело по-прежнему было неподвижно и приковано к операционному креслу-столу. В этой разбухшей, рафинировано-красивой Дженптурской толпе узких глаз и блюдцеобразных скуластых лиц, он видел лишь одно – горящие взоры, вожделеющие его жалкую кончину.

– Вот не думал-не гадал, а какое всем тут представление устроил, – сказал Арес про себя, – ведь это как же здорово, что все мы здесь сегодня собрались!

Слева узник заметил светящееся табло, на котором была изображена таблица с перечислением органов. Сердце, лёгкие, поджелудочная, бицепс, глаза, печень, селезёнка. Справа, молниеносно росло количество синих сердечек и стоимость в криптокредитках.

– Э, так они уже моими органами торгуют? – зло подумал он, – Что у них тут? Аттракцион невиданной щедрости?

Таблица по всему видно была интерактивной, а количество синих сердечек определяло первый орган в рейтинге и его стоимость. Название частей тела Ареса постоянно перемещалось, меняя своё номерное положение в таблице. Да, на это лучше не смотреть. Неужели эти Дженптурские гады-равианисты будут жрать его внутренности? Да ещё такой толпой?!!

– Да чтоб вы подавились, каннибалы грёбанные! Чтоб вам мои кости и суставы встали поперёк горла! Чтобы вас всех там от меня диарея пробрала! Помрёте ведь от моей печени и селезёнки, твари, кровопийцы четырёхглазые! Я же не вкусный! – закричал в никуда Арес.

– Вкусный… вкусный… – эхом отозвались последние слова в тишине операционной.

От этих слов толпа ещё больше загудела. Молодые самки замахали праздничными флажками, родители подняли личинок-детей повыше, посадили на плечи, чтобы не упустить ни малейшей детали кровавого представления. Видно было, как глаза Дженптурских людоедов наполняются непреодолимым желанием лицезрения страдальческой смерти. Вот тебе и представители «высшей касты», Операторы, насекомые-учёные, философы, венец генной инженерии Дженптурской науки, которые оказались банальными вампирами-каннибалами! Слюни текли по пресно рафинированным, кукольным, идеально-красивым лицам и сегментированным телам насекомых. Пеленой голода подёрнулись безумные фасеточные глаза равианистов. Самки, самцы, личинки, все в едином порыве жаждали крови и кишок. От вида их алчущих рож Аресу стало тошно и противно, он понял, что ненавидит эти «высшие» существа с гипертрофированным мозгом, мышцами и деградировавшей моралью.

– У-да-лить! У-да-лить! У-да-лить! – скандировала возбуждённая толпа, входя в раж и приходя в ритуальный экстаз.

У некоторых зрителей закатились все их четыре глаза и начали трястись конечности. Толпа стала совершать одинаковые движения, войдя в коллективный транс, как бы раскачиваясь из стороны в сторону. Круговое море Дженптурцев упорядоченно набегало волнами влево-вправо, влево-вправо.

– У-да-лить! У-да-лить! У-да-лить! – ритуально повторяли голодные Дженптурские экзорты.

И тут, в самый апогей, кульминацию шоу, в момент группового экстаза, на табло слева загорелась победная надпись. Бинго!

Периферийным зрением Арес увидел, что верхнюю строчку хит-парада его органов заняло очерченное красным и жирным шрифтом, в праздничной окантовке, слово «Глаза». По всей видимости эта позиция набрала достаточное количество синих сердечек, криптосредств или баллов. В очередной раз громко грянули фанфары, праздничные трубы, заискрились фейерверки. Прямо праздник какой-то. Дженптурские зрители-вурдалаки заорали так неистово, так громко и счастливо, что как только не обделались от радости всей толпой. Хотя конечно кто их знает, по этим четырёхглазым рожам трудно определить, может кто-то из них и выпустил из клоаки своего фиолетового червя. Дженптурцы метались в фанатском исступлении всеобщего ликования, заорали и начали обниматься. На глазах у самок появились искренние слезы благоговейной радости. Кто-то свалился наземь и бился в судорогах.

– Кольца Юпитера, какие сумасшедшие! – иронично глядя на них, думал Арес, – Вся моя жизнь никому не принесла столько радости, сколько одна моя нелепая смерть. Вот почему у нас для того чтобы понять, что юпитерианец жив, его нужно обязательно убить? Да ещё столь чудовищным образом?

*****

Как только звук фанфар окончился, а конфетти разлетелось, в тот же миг с враждебным жужжанием вверх взлетели два угрожающих щупальца-жала сервоприводов. Словно ядовитый двойной хвост имперского сервиона они застыли в стойке перед нанесением смертельного удара. После короткой паузы жала сервоприводов с молниеносной скоростью ударили с двух сторон в лицо Аресу. Одновременно с этим у изголовья операционного стола появилась железная маска, с двух сторон взявшая в тиски ровными зубьями голову и лицо приговорённого. Маска сомкнулась на лице, приподняв голову чуть вверх. На глаза Ареса надвинулись специализированные механические устройства, которые не позволяли им закрываться. Они жёстко удерживали в открытом состоянии веки и белки глаз истязуемого, при этом веки раскрылись до максимального состояния, а из глазной конструкции смотрели два неподвижных глазных яблока. Хищные жала сервоприводов, остановившиеся в нескольких сантимах от раскрытых глазных яблок, медленно и неумолимо ползли ровным выверенным маршрутом прямо к зрачкам.

На конце одного жала вращалось сверло-буравчик конусоидальной формы, а второе жало испускало красный зловещий луч инфракрасного лазера, проникающий в глубь черепной коробки. Между зрачками, свёрлами и лазером осталось не больше десять сантимов, вот уже семь, уже пять, четыре…

Толпа, что называется, неивствовствовала. Безумные Дженптурцы-равианисты срывали с себя одежды, жутко орали, кидались на непробиваемое стекло, оставляя жёлто-кровавые следы разбитых лбов, в общем вели себя как первобытные недоюпитерианцы. Жуткое зрелище. Хотя что-там, какая теперь разница, жить-то оставалось от силы микрокванта три…

Но стоп! Мысль раскалённым квазиметаллом пронзила мозг Ареса. Как вообще он попал в эти круги ада? Ведь он же был в своём жилом отсеке без окон и дверей? Так каким образом он смог из своего бетонного мешка переместиться сначала на страшный суд, а теперь вот в эту операционную с бушующей толпой Дженптурских равианистов? Ведь перемещаться в пространстве он не обучен, да и вообще вся эта быстрая смена декораций больше походила на нечто творящееся в воспалённой голове, чем на реальность. А что если всё вокруг – лишь очередная иллюзия, плод его больного воображения? Если это так, то, следовательно, он сам сможет всё это изменить и модифицировать!

От этих мыслей находящееся прямо перед ним острое сверло буравчика стало замелять свою скорость. Арес видел, как оно крутится словно в замедленном стереофильме. Все медленнее уходят в никуда полоски резьбы на конусе замирающего буравчика. Всё вокруг замирает, останавливается. Арес вдруг осознал, что он может пока очень немного, но ценой напряжения всех своих жизненных сил, влиять на происходящее вокруг. Вот в немом исступлении и нелепых отвратительных позах замерли Дженптурские каннибалы-вурдалаки с открытыми ртами, текущими каплями жидкостей и гнусным чёрным подшёрстком. Вот остановилось табло с кровавой надписью «Глаза».

– Ага, вот значит, как! Значит в эту игру можно играть вдвоём. Получается не только Операторы умеют управлять сценариями нашего мозга, но и я сам могу менять эту фальшивую виртуальную реальность. Теперь бы понять, что из всего этого явь, а что игра больного воображения!

В этот момент Арес почувствовал адскую усталость. Так бывает, когда хорошо начал бой, но быстро выдохся. Какое-то время он продержался на морально-волевых, но сейчас, на последних секах поединка, понял, что сил не осталось вообще. Ни одной капельки, ни одного даже мало-мальски крошечного усилия невозможно сделать. Все члены обмякли, сделались ватными, и он больше не мог сопротивляться, не мог ничего противопоставить.

Тут же вся картинка вокруг него ожила. С бешеной скоростью закрутилось сверло у зрачка, неистово заорали и продолжили свой садистский танец на ещё не истлевших костях Удалённого Дженптурские зрители. Вот уже сверло в одном сантиме от зрачка, в пяти микрах, красный лазер уже выжигает зрачок…

– Врёшь, не возьмёшь! – скрипит Арес зубами.

Животным усилием воли и разума, мгновенной иррациональной концентрацией остатков всех своих ментальных сил, узник снова взял верх в борьбе с невидимым Оператором. Второй раз неимоверным усилием он остановил ужасную картинку.

– Как в лучших традициях стереофильмов ужасов. Даю 100 из 100 гранул, что если погибнешь в виртуальном мире, твоё тело умрёт и в реальности, – про себя подумал Арес.

Он начал медленно давить телекинезом и ментальными волнами. Арес боролся с невидимым противником, с ненавистью глядел в его отсутствующие глаза, но никак не мог пересилить, склонить противоборство в свою сторону. Маятник их ментального противостояния качался то туда, то сюда без видимого преимущества. Эта был тяжёлый поединок, столкнулись две равные пары железных мышц, и победить в нём должна была уже не физическая сила, и даже не воля к победе, а правда. Что-то, что дано свыше.

– А вот и посмотрим в чём правда! – скрипел зубами Арес.

Но он-то боролся за свою единственную жизнь, а Оператор со всей титанической силой Дженптурской науки и техники за что? За идею-фикс. Поэтому не было другого варианта, и Арес начал медленно, ценой разрывающейся аорты и сухожилий, ценой нервного истощения и ментальной дистрофии, микр за микром выигрывать смертельное единоборство со всей равианистической Дженптурской машиной смерти. То продавливая, то на сек сдавая позиции, он снова неумолимо, с настойчивостью свинобизона, подавлял нейроимпульсами приговорённого к смерти искусственный полёт позитронов в Дженптурских нейросетях.

От напряжения жуткой судорогой свело все мышцы. Каждая, даже самая крохотная его молекула, каждый атом, каждая капля синей крови, всё работало на единую цель победы над искусственным интеллектом. Арес уже чувствовал, как взрываются сосуды в его голове, как кровь начинает замедляться, как мышцы отходят от кости. Секи сплетаются в арканты. Время застыло в схватке двух разумов – человеческого и машинного. Оно тянется с мучительной медлительностью. Лениво ползёт стрелка гелиевых часов. Тяжело даётся каждый микр отвоёванной жизненной площади у великого Дженптурского нейроманинга.

Но сила жизни всегда сильнее любого механизма. Полумёртвый Арес, с полностью седыми волосами на обритой голове, синими от полопавшихся сосудов белками глаз, выступившими чёрными, извилистыми дорогами вен на лице, с истощёнными дистрофичными мускулами, ценой последнего усилия воли разорвал грави-наручники на запястьях рук. Мощным движением он сорвал с лица железную маску, отстегнул электронные кандалы с ног и ошейник с шеи. Бесчувственное тело Ареса буквально свалилось с операционного стола-кресла. Он медленно вытащил голову из сервощупалец со сверлом-буравчиком на конце тотчас рухнул куда-то вниз. В бездну бесчувствия, в чёрную дыру, воронку, теряя сознание и последние капли жизненной энергии. Умирающий, но выигравший смертельную схватку с Операторами и самим собой. Позади оставались, затихая, и шум толпы, уносящийся куда-то в никуда, и страшные щупальца-жала, и красный судья. Забвение и кома давали живительное избавление от смертельной усталости, страха и боли. Сознание Ареса превратилось в светящуюся точку и отключилось.