Глава 4.
Смерть.

Мы встретили Новый год, пустили салют, как всегда кричали «Ура», до утра веселились, общались. О дяде Андрюше, который лежал в Москве в коме у себя дома, старались не думать, хотя конечно было уже ясно что это конец, но надежда, как водится, умирает последней. Никто не звонил, мы тоже не беспокоили в такой час родственников, хотелось верить, что раз никто не звонит, значит страшное ещё не произошло. Нет-нет, но в разговоре всплывало:

– Баба Маня, когда в кому впала, день прожила. Часа в три это было днём, а утром, часа тоже в три, и перестала дышать.

– Да, помню, я ещё скорую вызываю, а она не едет час, другой, и как назло дождь стеной, первое ноября. Мы звоним каждые пять минут, а они не едут, говорят вызовов много, а нормативы у них только по детям, для стариков нет нормативов… Вот тебе и здравоохранение. Я давай в частную скорую звонить, те тоже застряли. Мы по всем пробкам кинулись к ней.

– Да-да, ты ещё деду Колю с собой взял, он вроде как реаниматолог…

– Ага, и скорая приехала только через шесть часов, ближе к ночи. Вот такая она, «скорая». Ну и что посмотрели, вкололи глюкозу, померяли давление и уехали, брать говорят не будем… Вот так вот.

– А главное, пока она в кому-то не впала, полностью в сознании была, передвигалась плохо, несла иногда чушь, заскоки были, типа по крыше соседней кто-то ходит. Мать вон не узнавала, говорила: «Женщина, Вы кто и откуда?»… Но так-то в целом вполне в сознании была, в последний день только от завтрака вроде отказалась, от своей любимой каши…

– Она же в среду в кому впала, а в воскресенье до этого я у вас в гостях был, как почувствовал, что проститься надо, до этого месяц не заходил. Помню подхожу к бабе Мане, а я же всегда с ней любил поговорить, юмористка она была, оптимистка до последних дней… С ней все поболтать любили… Даже вон сосед Вовка, пьянчуга, часами у вас просиживал, больно с бабулькой любил пообщаться. Она же всё пояснит, по полочкам расставит, скомандует, не даром прокурорша.

Так вот, захожу к ней в комнату, она голову с подушки поднимает, смотрит на меня, а глаза мутные, белёсые, почти бесцветные. И говорит значит: «Я знаю, что восемнадцать убитых красноармейцев закопаны у Дома Печати под красною и чёрной голубикой…». Я аж испугался, трясу её, говорю: «Ты что, бабушка, это же я, Сашка!» Тут вдруг пелена с глаз у неё спадает, она сразу такая осмысленная становится и отвечает так разумно, как будто и не было у неё глюков: «О, Сашка, это ты? Привет, проходи, садись.» И поговорили мы с ней так душевно, казалось, она абсолютно здоровая и проживёт ещё лет десять… А потом я увидел её уже в коме… Говорят у стариков перед смертью нейронные связи в голове рвутся и воспоминания урывочные начинают всплывать из глубокой памяти, оттого и видения, когда такое происходит, значит скоро конец… И не сделаешь ничего, это сосуды в голове истончаются…

– Вот и дядя Андрюша также, под конец шарики у него за ролики заехали. Он и так-то по жизни фантазёр был, любил приврать, непонятно где правда, где вымысел, а тут и совсем разговор с ним стал напоминать фантастику.

– Ты тоже заметил? Видимо это у всех стариков перед смертью… Он же когда последний раз из больницы выписался, ну ещё вроде боли прошли, оживился, ну где-то пару месяцев назад. Дядя Андрюша же стал всем звонить и вам тоже, и я ему позвонил, он давно трубки не брал, всё от болей в ногах мучился, не до разговоров ему, а тут взял и такой весёлый, как в старые годы, всё шутит и рассказывает:

«… Да я скоро к вам собираюсь, Сашка, вот только ноги подлечу и сразу летом приеду. Но честно говоря у меня с ногой одной хреново, ну как ватная она, силы в ней нету. Вот всю жизнь в футбол играл, никогда проблем с ногами не было, а тут. И эти врачи ещё… Они же совершенные болваны. Они же ничего не понимают и сказать не могут. Скажу тебе по секрету, я ведь сам себе диагноз ставлю, а они просто за мной с моих же слов всё в историю болезни и переписывают. Да-да. Я и лечение сам себе назначаю, они-то что могут? Эх, совсем медицина развалилась в стране. А всё почему? Ну не буду секреты раскрывать, я же все про всех знаю, всё-таки сорок лет в КГБ, нас, кстати, и сейчас прослушивают. Ты знаешь, я же тут в отдельной палате лежу со всеми удобствами, ну мне по статусу так положено. Ко мне сам главврач ходит и у меня консультируется как лечить, а лечащий врач у меня академик какой-то, но всё равно такой дундук, ни черта не соображает. На мне тут экспериментальное лечение секретное будут пробовать, только ты никому, это государственная тайна. Мне же климат морской прописан, вот меня скоро к морю повезут по секретному военному фарватеру. Как через границу перевезут? Да загримируют, по поддельным документам, как ещё? Как всегда… Знаешь, Сашка, тут же на меня Приказ подписали, сам Верховный, только ты никому. Короче задействуют меня в секретной миссии. Я ещё главное им говорю – как же, ведь я же не ходячий почти, а они мне – что делать, приказ есть приказ, встанешь и пойдёшь, ну или другую какую придумают роль, у них там выдумщиков много… Так-то Санька, ещё повоюем. Ну вот, а летом к вам, как штык, только ноги вот подлечу…».

Это был последний раз, когда я с дядей Андрюшей разговаривал, потом сколько не звонил, он уже трубку не брал, вот так-то вот.

*****

Первого, под вечер, зазвонил телефон, отец вышел в другую комнату поговорить, вернулся с потемневшим лицом.

– Всё, умер дядя Андрюша, отмучался, Царствие ему Небесное. Ровно в ночь с тридцать первого на первое, в самый Новый год, бывает же такое. Похороны вроде четвёртого, но там не ясно ничего, закрыто же всё, новогодние каникулы у всех, будь они не ладны. Увезли, говорят, в морг дежурный где-то в Королёве, а где хоронить, когда, непонятно. Но что делать Сашка, полетим, всё-таки дядя Андрюша мой дружок, сколько мы с ним…. Эх, давай выпьем, помянем, ты там чачу подарил, наливай, земля ему пухом. И это, посмотри по компьютеру, как в Москву добраться четвёртого… На самолёте что ли, а то пятого мне с утра на дежурство. Надо проводить человека в последний путь…

Глава 5.
Дань чести.

Окончательная информация, о том, что похороны состоятся четвёртого января, пришла только вечером третьего. Понятное дело, сложно всё оформить, Новый год, всё закрыто, выходные, а тут траурная суета, как всегда не ко времени. Даже в моргах и на кладбищах люди не только умирают, но и празднуют. И надо же было со всеми договориться, когда везде всё закрыто и никого нет, бумажку не оформишь, справку не получишь. Эх, Россия-матушка, умирать тут надо исключительно летом и в понедельник, потому как в остальное время всё связано с непреодолимыми трудностями упокоиться в земле.

Проблема состояла в том, что лететь надо было в Москву, а билеты ещё не куплены, кроме того мотануться туда обратно предстояло одним днём, так как у отца утром пятого было дежурство, а он итак поменялся уже с кем-то. Кроме того, нам сказали, что обратный рейс из Внуково в 19-40 не подходит, так как мы не успеем на поминки, потому что только забирать из морга будем в два, а это всё-таки Москва. Вот и получалось, что вылететь надо было одним из первых рейсов, а вернуться самым последним – из Шереметьево в 22-50, дополнительно нас убедительно просили исключить Домодедово, которое было очень далеко. Короче, головоломка ещё та. Благо интернет работал, а билеты теперь продавались и через сайты. И так и сяк перепробовав все возможные рейсы и фильтры, получалось, что туда мы летели по приемлемой цене – «Победой» по пять штук на брата, а вот обратно именно в обозначенное время, билетов дешевле пятнашки не было. Вот и получилось, что отцу, чтобы успеть на работу, за которую платили двадцать тысяч в месяц, пришлось потратить те же самые двадцать тысяч, только за один день. И это ещё не считая такси, так как нас сразу предупредили, что с утра встречать никто не будет, дай Бог обратно в аэропорт подбросят.

Ну а что делать, дань чести надо отдавать, в последний путь человека надо провожать, сколько бы оно там не стоило. Поэтому выбрав на сайте маршрут, мы там же оплатили билеты. Всё-таки какие теперь блага у цивилизации!

– Да… – протянул отец, – удобно теперь, лихо. Вот помню раньше, когда я последний раз летал, ещё в Союзе – касса одна на весь город, туда давка часа на три, билеты надо брать за месяц, да и то не найдёшь. Баба Маня всё доставала с чёрного хода, по блату, потому что сама в продуктовом работала. И то всё это занимало весь день. А теперь вона как – кнопку ткнул и готово, прямо с дачи… Чудеса. Только денег стоит целую зарплату за месяц, а раньше в Москву за трёшку летали. Кстати, а как мы в аэропорт попадём?

Позвонив знакомому таксисту, Санёк выяснил, что вроде самым дешёвым вариантом является поехать в аэропорт на своей тачке, а там оставить её на долгосрочной стоянке, так и порешили. При чём разделились так, что туда утром их везёт отец, а обратно уже ночью, из аэропорта до дачи – Санёк. Аэропорт, был не ближний свет, почти 50 км, и бомбилы брали за проезд до него от штуки в одну сторону, а стоянка вроде должна была стоить рублей шестьсот, казалось выгода на лицо…

Утром проснулись ни свет, ни заря, оделись на скорую руку, вещей с собой решили не брать вообще, к чему они? Правда успели поругаться, потому что отец настаивал, чтобы одеваться прилично, а Санёк хотел практично, пусть и во всё чёрное. Он был в вопросах полётов, в том числе одним днём, человеком опытным, и знал, что основное в этом деле – одеться удобно и универсально, и не тяжело, лучше в ущерб улице, так как в самолёте жарко. По переходам и аэропортам таскаться далеко, и, если у тебя будет что-то тяжёлое, это вызовет большой напряг. С другой стороны, на улице была зима, и нас предупредили, что отпевание будет прямо на кладбище, в связи с чем надо одеться потеплее. В итоге каждый оделся в своём понимании. Отец с его точки зрения прилично – в синий пуховик, который не застёгивался, синюю клетчатую рубашку, джинсы на подтяжках из которых торчал живот и петушок на макушке. Санёк – практично, в чёрный свитер, чёрные спортивные штаны с начёсом, всесезонные ботинки и короткую спортивную куртку из Декатлона, не очень тёплую, почти бумажную, зато очень лёгкую.

В пять утра, никого не будя из домашних, они тронулись в путь на отцовской праворукой Тойоте. Стоял утренний морозец, на землю опустился туман, Санёк лёг на заднее сиденье и дремал. Отец постоянно причитал, что они поздно выехали и теперь опоздают на самолёт и заметно нервничал, Шурик же уже неоднократно выверивший этот маршрут по секундам, был абсолютно спокоен и следил за дорогой один глазом. Он поднялся только на стационарном посту на выезде из города, но инспектора тормозили всех подряд на въезд, а на выезде никого из не было, в связи с чем он снова бухнулся дальше спать, положив куртку под голову. Через какое-то время в полудрёме его резко разбудил отец:

– Сашка, вставай, приехали. Иди разбирайся, как заезжать.

Санёк открыл с спросонья один глаз, второй, протёр их руками. Они стояли в очереди машин на ярко освещённом пространстве перед автоматическими турникетами. Когда до них дошла очередь, он вышел из тачки, долго жал какую-то кнопку, а талон всё никак не вылезал.

– Ниже жми, на зелёную! – услышал он из машины, стоявшей сзади, нервный сердитый голос.

Это водителю машины за ними, который очень спешил, надоело ждать и смотреть как недотёпа жмёт куда угодно, только не туда куда надо.

– И точно, смотри-ка, – Санёк нажал на кнопку, подсвеченную зелёным огоньком.

Драгоценный талон со временем въезда вылез, шлагбаум покорно поднялся, он заскочил на пассажирское сиденье, отец ударил по газам. Они сразу нашли по указателям ту самую долгосрочную стоянку, но увы, перед въездом на неё уже стояла машина, водитель которой о чём-то ругался с барышней по радио. Из их разговора Санёк понял, что их надули, так как мест на дешёвой парковке нет. Рядом была точно такая же, но ровно в два раза дороже и называлась «краткосрочная», хотя не отличалась от первой абсолютно ничем, кроме как условным разделением и разными шлагбаумами. Времени ждать пока кто-то уедет с дешёвой парковки не было, поэтому пришлось сдать задом и встать на дорогой.

– Вот ведь развод на бабки, – зло сказал Санёк, взглянув на крохотную дешёвую парковку и огромную дорогую, – интересно, почему не сделать наоборот?

Время уже поджимало, и они пошли по хрустящему снегу и морозу в сторону входа в аэропорт.

– Интересно, а я фары выключил? – с сомнением спросил отец, когда они уже вошли.

Действительно интересно, ведь если он их не выключил, то обратно бы они прилетели к разряженному аккумулятору и не заводящейся машине.

Они прошли первую линию контроля с рамкой-металлоискателем и лентой сканера вещей. Сняли куртки, шапки, сложили в специальный ящик, положили на ленту, прошли. Металлоискатель на предусмотрительном Саньке, не взявшем с собой ничего металлического – даже мелочи, даже крестик нательный он забыл висящим у кровати, так и не пикнул, а вот на Петровиче он запищал и загорелся как новогодняя ёлка. Отец по незнанию имел на себе кучу звенящих вещей – серебряную цепочку на шее, браслет на руке, часы, застёжки на подтяжках, разумеется мелочь в карманах и железные зубы. Всё это, за исключением зубов, его, матерящегося на весь пункт досмотра, заставили снять, ещё и разуться, в итоге он потратил на проход уйму времени, а Санёк терпеливо его ждал на выходе. Когда шоу с раздеванием Петровича закончилось, они прошли на регистрацию.

– Только не тринадцатое место! – сразу сказал толстой девушке в униформе и нашейном платочке за стойкой регистрации Санёк, – и желательно вместе.

– Это не к нам. Тут всё компьютер решает, это же "Победа", какие места даст, такие и будут. А смена места – платная. Будете места менять?

Саньку досталось место «17», у окна, Петровичу – «25».

– Нет, уж как-нибудь перетерпим.

– Где ваш багаж?

– У нас нету.

– В Москву и без багажа? Странно…

– «Да какое твоё дело», – подумал Санёк.

– Мы на похороны, одним днём – объяснил отец, хотя той было явно всё равно.

Они весте прошли по эскалатору на третий этаж в зону вылета, где повторилось шоу с досмотром вещей и раздеванием Петровича, который уже орал и злился пуще прежнего, так как уже объявили посадку, а его долго не пропускали. Отцу всё было в диковинку, ведь последний раз он летал в Москву на самолёте в далёком 1985 году, тогда было всё другое – начиная от аэровокзала, заканчивая правилами поведения. Тогда в самолётах можно было курить, никаких металлоискателей и сканеров не было, а летел он вообще по студенческому билету. Поэтому такие меры безопасности вызывали у него шок и резкое отторжение. В результате пререканий его заставили пройти в огромный крутящийся сканер в человеческий рост, где он долго не мог понять: как встать, как поднять руки, но всё-таки его «прокрутили» и пропустили.

Они поспешили к выходу на посадку.

– Куда идти-то, Санёк?

– Рейс номер 8719 компании «Победа» в Москву, Внуково, начинает посадку! – объявил женский голос по радио.

– Ну всё, опоздали! Вот ведь козлы! Что им мои подтяжки сдались с часами!

– Спокуха, папа. Так какой у нас гейт…

– Кто?

– Да гейт, шлюз по-нашему.

– А… Ну ты так бы и говорил, по-человечески, а то звучит как-то того… не очень.

– Так… номер 23, вон смотри. Ну всё, очередь стоит, значит посадка идёт, так не переживай, не опоздали.

Очередь шла резво, на выходе к самолёту мужчина и женщина в одинаковых синих пиджаках, то и дело переговариваясь по рации, безразлично отрывали посадочные и пропускали толпу вниз, к автобусу. Санёк с отцом вышли из здания и через полосу холода нырнули в переполненный аэробус. Народ нетерпеливо ждал, через открытые двери автобус наполнялся утренним холодом, изо рта валили пар, все старались занять места покомфортнее и уцепиться за поручни. Двери закрылись, аэробус тронулся. Они долго ехали по заснеженному полю, валили снег, мела позёмка, свистела в ушах пурга. Пассажиры, пытаясь согреться жались друг к другу и к печке под ногами, с интересом разгадывая своих товарищей по предстоящему полёту. В такие минуты Санёк, как Шерлок Холмс всегда пытался дедуктивным методом по лицам, одежде и повадкам угадать цель поездки того или иного соседа. Вот мамаша с ребёнком, с ней всё ясно, вот дышавший перегаром командировочный, вот спортсмены, а может кто-то из них террорист? Какие же всё-таки интересные цепочки размышлений можно делать, вглядываясь в них, ведь их так много скопилось в маленьком холодном пространстве автобуса с заледеневшими стёклами окон.

Наконец автобус остановился и выплюнул толпу пассажиров к Боингу с вращающимися лопастями двигателей в раскрывшиеся двери. Уже подогнали два трапа – сзади и спереди, к тому что сзади подошёл второй автобус. На лестнице вверх, в спасительное тепло салона воздушного судна тут же образовалась толкучка. Люди спешили поскорее пройти внутрь, отталкивая друг друга локтями. Санёк, одёрнув отца, предпочёл подождать, пока вся толпа пройдёт наверх. Им спешить некуда. Они даже сфоткались у трапа, прямо перед самолётом, на память. В конце вереницы очереди лениво поднялись наверх. В полукруглых дверях салона Санька встретила улыбчивая стюардесса в униформе, фирменной шапочке и косынке.

– Ваш посадочный… Ваше место 17 «а».

– В курсе.