Но внешне все выглядело вполне благополучно. В публичных выступлениях ведущие архитекторы города горячо ратовали за использование стандартных деталей и время от времени резко осуждали какой-нибудь особо заковыристый украшательский проект. И тут же сами представляли на утверждение в Архитектурный совет нечто подобное.

На фотографии изображен фрагмент фасада жилого дома, выстроенного по проекту И.Ф. Милиниса на нынешней улице Фадеева. Дом представляет собой обыкновенную коробку, отделанную керамикой, однако зодчий решил «оживить» его фасады с помощью «архитектурных пятен», выполненных из фасонных керамических плиток. Понять, насколько велико количество этих штучных изделий, позволяет схема сборки «архитектурного пятна»

То, что происходило в московской архитектуре в то время, можно рассматривать как наглядную иллюстрацию учения К. Маркса о базисе и надстройке. Архитектурная надстройка в СССР и особенно в Москве перестала соответствовать ушедшему далеко вперед базису – промышленности стройматериалов и строительным технологиям. Следствием такого несоответствия неизбежно должна была стать и действительно стала смена надстройки. Будь московские зодчие более дальновидными, более подготовленными, эта смена могла пройти плавно и безболезненно. Но ведущую роль в архитектурной среде продолжали играть специалисты, воспитанные хоть и в советское время, но наставниками старой школы – Жолтовским, Фоминым, Голосовыми, Щусевым. Они просто не были способны к восприятию новых реалий. Деликатные указания сверху на необходимость коренных изменений в процессе проектирования были оставлены почти без внимания, хотя недостатка в таких указаниях не было.

Схема сборки «архитектурного пятна»

В середине 1954 года были опубликованы оценки экономичности новых жилых домов: десяти – двенадцатиэтажные здания, перегруженные декорацией, оказывались в три-четыре раза менее экономичными, чем типовые пятиэтажные дома. На Втором научно-техническом совещании по жилищному строительству 2 июня 1954 года были осуждены за излишества высотные дома, до того считавшиеся высшим достижением советской архитектуры.

Сами архитекторы подвергали резкой, но вполне обоснованной критике за излишне помпезные градостроительные предложения по ряду магистралей Москвы. Критиковали в основном работы коллег, хотя собственные творения имели аналогичные недостатки. Как самый важный недостаток выдвигали дороговизну излишеств, не думая о том, что это только часть проблемы, что архитекторам давно настала пора мыслить иными, более широкими категориями.

И тогда в ход пошли сильнодействующие средства. В декабре 1954 года на Всесоюзном совещании строителей Н.С. Хрущев указал на очевидные недостатки архитектуры – неумеренное расточительство, одностороннее понимание архитектуры только как искусства, игнорирование необходимости индустриализации строительства: «Мы не против красоты, но против излишеств».

Высказанные на совещании прописные истины дали возможность немногим прогрессивно мыслящим архитекторам сорганизоваться и задуматься над недостатками советской архитектуры и путями их устранения. Естественно, в процессе обдумывания сыграли свою роль и личные отношения между не особо дружными членами архитектурного сообщества. Плоды напряженных раздумий были предельно четко сформулированы и оформлены в виде постановления ЦК КПСС и Совета министров СССР от 4 ноября 1955 года за номером № 187. В этом документе дан строгий анализ достижений и просчетов советской архитектуры, указано на неоправданное увлечение зодчих украшением фасадов в ущерб удобствам населения и экономичности строительства, определены организации и конкретные лица, ответственные за допущенные перекосы. Завершалось постановление перечнем конкретных мер по исправлению положения в архитектурном проектировании.

Принятие постановления означало конец затянувшегося детства советской архитектуры и начало периода ее зрелого развития. Так, не умеющий читать ребенок тянется к яркой книжке комиксов и не обращает внимания на тяжелые, без картинок тома «Войны и мира». И это вполне естественно. Но если точно так же он будет вести себя и в двадцать лет, то его вполне можно будет охарактеризовать как великовозрастного оболтуса. Да, в середине 1950-х годов московским архитекторам давно пора было научиться читать. И не беда, что «Войну и мир» сразу осилить не удалось, даже те робкие «мама» и «папа», которые они по складам прочитали к концу 1950-х годов, означали серьезный качественный прогресс в их развитии.

Единственный серьезный упрек, который можно бросить авторам постановления, – недостойный документа подобного уровня переход на личности. Вполне возможно, что перечисленные зодчие в самом деле не соответствовали занимаемым постам и полученным званиям. Однако в программном документе было бы вполне достаточным дать поручение соответствующим органам не спеша разобраться в этом вопросе и принять необходимые меры. Приходится допустить, что архитекторы – вдохновители постановления руководствовались не только интересами общества, но и личными пристрастиями.

Это в значительной степени усугубило растерянность, охватившую архитектурное сообщество после выхода постановления. Наибольший шок, естественно, вызывали строжайшие меры в отношении архитектурной верхушки, в первую очередь московской, – лишали премий, снимали с должности, предупреждали – и кого? Самых известных, зарекомендовавших себя крупными работами!

Но предельная строгость постановления имела и положительную сторону. До зодчих наконец дошло, что время архитектурного разгула завершилось. После многих безрезультатных вежливых напоминаний шутить с ними больше не собирались. Было над чем задуматься – ведь о типовом проектировании, об индустриальных методах говорили, принимали решения, но реально все как-то не занимались.

Борьба с излишествами и украшательством вовсе не требовала отказа от художественной выразительности архитектуры, которой вполне можно было достичь и в условиях индустриализации строительства, но вот беда – проектировать без излишеств, но красиво, на основе стандартных деталей, но разнообразно никто не умел. Вновь ярко проявилась инертность архитектурного мышления. Ни один из московских зодчих не оказался в состоянии предложить проект красивого, удобного и одновременно экономичного дома, собранного из ограниченного набора стандартных деталей. Попробовали было наскоро приспособить обычные кирпичные дома для строительства из блоков, но количество требуемых типов блоков превысило все мыслимые размеры, и блочная постройка оказалась дороже кирпичной! Эти бесплодные попытки еще раз продемонстрировали далеко зашедшую оторванность архитекторов от реальной жизни, от потребностей и возможностей общества. Необходимость приблизить советскую архитектуру к ее основе – строительству – привела к решению ликвидировать парившую в научных эмпиреях Академию архитектуры СССР и создать новую научную организацию – Академию строительства и архитектуры СССР, возложив на нее координацию всей научно-исследовательской работы по строительству и архитектуре в стране.

К растерянности зодчих прибавился испуг. И тогда, пытаясь сохранить свое положение и продемонстрировать способность хоть как-то решить поставленную задачу, они шарахнулись в очередную крайность – начали дружно проектировать примитивные коробки пятиэтажек. А в качестве оправдания бедности творческого мышления настойчиво подчеркивали непревзойденную экономичность проектов и ограниченные возможности строительного комплекса (что на самом деле отнюдь не соответствовало действительности).

В истории с московскими архитекторами еще раз нашло подтверждение тезиса, гласящего, что в триединой задаче, которую нужно решить для построения коммунизма, – создать материально-техническую базу, сформировать новые общественно-экономические отношения и воспитать нового человека, – последняя составляющая является наиболее трудной и долгой. Так оно и вышло в данном случае: создав за тридцать лет мощную материальную базу строительства, путем долгих проб и ошибок установив нормальные экономические отношения в среде проектировщиков, партийное и государственное руководство к середине 1950-х не сумело заставить архитектурную среду (по крайней мере, в ее верхушке) ставить потребности общества превыше личных и корпоративных интересов и воспитать в зодчих чувство ответственности за порученное дело.

Стремясь наставить потерявших ориентиры архитекторов на путь истинный, Н.С. Хрущев заявил с трибуны Всесоюзного совещания по строительству в апреле 1958 года: «…перестройка в архитектуре еще не закончена. Многие неправильно понимают задачи перестройки и рассматривают ее только как сокращение архитектурных излишеств. Дело в принципиальном изменении направленности архитектуры, и это дело надо довести до конца».

Немудрено, что, так и не дождавшись плодотворных идей от архитекторов, за дело взялись инженеры-строители и технологи, разработавшие простые и рациональные методы строительства.

Растерявшимся зодчим только и оставалось, что приделывать к гладким панельным фасадам заковыристые козырьки над подъездами.

Да, поворот от рисования красивых фасадов к комплексному решению крайне сложных задач по преобразованию города на пользу всем его жителям был нелегким. Не все зодчие старой школы смогли плодотворно работать в новых условиях. Им на смену пришло новое поколение – более подготовленное, с широким кругозором, с пониманием реальных задач. Но и оно не сразу добилось видимых успехов. Относительно просто было освободиться от архаичной стилистики, просто-напросто убрав с запроектированных фасадов балюстрады и обелиски. Анекдотическим примером «эмансипации» может служить здание Театра Моссовета, перед которым торчат обрубки колонн – их сооружение прекратили после публикации постановления.

А вот освоить художественно-композиционные средства и приемы новой, современной архитектуры, да еще работать в тесном контакте со строителями и производителями строительных материалов оказалось значительно сложнее. И потому далеко не все, что создавалось в конце 1950-х годов, можно признать удачным. Но уже в 1958–1959 годах два конкурса проектов Дворца Советов на Ленинских горах показали, что красивым здание может быть и без портиков и колоннад. В представленные проекты было заложено много интересных идей, хотя образ дворца найден так и не был. Но вскоре 1960-е годы приносят настоящие достижения – Дворец съездов, гостиница «Россия», новое здание МХАТа на Тверском бульваре, Дворец пионеров на Ленинских горах, Останкинский телецентр.

Становление московской, как наиболее передовой части всей советской архитектуры, трудности и достижения этого процесса отчетливо прослеживаются на примере самых выдающихся строек Москвы периода 1930—1960-х годов. В настоящей книге подробно рассматриваются несколько таких строек, каждая из которых может служить иллюстрацией того, с какими проблемами сталкивались зодчие и городское руководство на определенном этапе развития московского строительства, какими средствами их преодолевали.

Так, проектирование и строительство гостиницы «Москва» вскрыло давно назревшую проблему взаимоотношений членов авторского коллектива. Печальные и забавные неурядицы ВСХВ обусловливались прежде всего отсутствием опыта организации работ по проектированию больших комплексов. Так и не сложившийся ансамбль Всесоюзного института экспериментальной медицины – яркий пример прискорбных последствий, к которым при водило несоответствие прекрасных замыслов зодчих реальным возможностям строительной базы. Зато грандиозный размах школьного строительства второй половины 1930-х годов доказал реальную пользу первых, пусть робких попыток стандартизации строительных деталей и типизации проектов.

Наибольшее значение как для Москвы, так и для всего строительства в СССР имело, конечно, затянувшееся проектирование и так и не завершенное возведение Дворца Советов. Именно эта стройка наглядно продемонстрировала незрелость кадров проектировщиков, неотлаженность взаимодействия между архитекторами и инженерами, исключительную слабость промышленной базы строительства, отсталость строительных технологий. Вскрытие недостатков стало первым шагом на пути их ликвидации, и в этом отношении сооружение Дворца Советов можно рассматривать как старт бурного развития строительной промышленности, технологий, техники в СССР. Достигнутые за несколько лет результаты не привели к завершению самого дворца, зато позволили в тяжелые послевоенные годы осуществить в самые короткие сроки возведение столь сложных сооружений, как высотные здания, и таких крупных комплексов, как Центральный стадион имени В.И. Ленина в Лужниках.

И наконец, создание архитектурного ансамбля проспекта Калинина наглядно продемонстрировало, что в Москве спустя полвека после Великого Октября появились по-настоящему зрелые архитекторы, способные решать самые сложные градостроительные задачи на самом высоком уровне.

Автор намеренно оставил вне рамок книги столь выдающиеся стройки, как метрополитен, канал Москва – Волга, высотные здания. О том, как проектировались, строились эти важнейшие для нашего города объекты, имеется обширная и достаточно полная литература, выходившая в 1930—1960-х годах. Современные же работы на эти темы читать вряд ли стоит – настолько низок их уровень.

А вот о стройках, являющихся предметом исследования этой книги, написано значительно меньше. Так, совершенно забыта интереснейшая, хотя и незавершенная эпопея строительства Всесоюзного института экспериментальной медицины. Планировавшаяся в свое время монография о гостинице «Москва» так и не увидела свет. В результате даже архитекторы, взявшиеся «реконструировать» гостиницу, не знали истинных причин, вызвавших асимметрию ее главного фасада. О школах и говорить не приходится – мы так привыкли к этому заурядному элементу городского благоустройства, что о великом прорыве 1930-х годов не вспоминает практически никто. Проект Дворца Советов описан в многочисленных работах, однако книги, в которой систематически излагалась бы вся история этого имевшего колоссальное значение для развития Москвы грандиозного проекта, до сих пор не существует. Лучше других описан комплекс ВСХВ-ВДНХ, но беда в том, что даже относительно неплохие описания не мешают продолжающемуся уничтожению этого замечательного архитектурного ансамбля. И уж совсем не повезло комплексу проспекта Калинина, о котором если и вспоминают, то с нескрываемым раздражением.

О том, что на самом деле представляли собой эти грандиозные замыслы городского руководства, как воплощались они в проектные чертежи под руками московских зодчих, какими усилиями строителей проекты превращались в реальные здания, рассказывают последующие главы.