Судья в этом месте, по-видимому, закипел и тут же отклонил прошение, во всём аналогичное отклоненному ранее.

Тогда со своего места снова поднялся адвокат Шумейкер и… не надо смеяться, заявил прошение о том, чтобы судья Арнольд отозвал собственный отказ, вынесенный менее минуты назад. Согласитесь, похоже на юридический троллинг, причём не очень даже и тонкий!

Судья Арнольд, по-видимому, подумал о том же самом и заявил, что его решение безотзывно и не будет пересмотрено! Если вы подумали, что эти слова поставили точку в полемике, то – нет! – на самом деле, с этого момента всё самое интересное и началось.

Судья Майкл Арнольд

Тут же подскочил адвокат Ротан, который сообщил о том, что защита в случае отказа судьи отозвать собственный отказ [простите автора за тавтологию!] будет вынуждена выйти из процесса ввиду невозможности исполнения своих обязанностей. Это была явная адвокатская заготовка, своеобразный шантаж, призванный добиться переноса процесса. Судья на эти уловки не поддался и обострил ситуацию со своей стороны, заявив, что выход адвокатов из процесса по озвученной причине является «непрофессиональным поведением» и приведёт к утрате обоими юристами адвокатских лицензий.

Далее склока пошла по нарастающей, не смолчал, разумеется, и обвинитель Джордж Грэхем, вставивший свои «пять копеек» в милую сердцу любого юриста профессиональную склоку.

Защитники Маджета-Холмса на первом этапе судебного процесса адвокаты Шумейкер (рисунок слева) и Ротан.

В какой-то момент к перепалке подключился обвиняемый. Он пафосно заявил, что усматривает в появившемся конфликте угрозу собственным интересам, а потому отказывается от услуг адвокатов. Разумеется, эти слова не были экспромтом и такой шаг также обсуждался им со своими защитниками на этапе подготовки к процессу.

Далее последовала острая и довольно продолжительная полемика, связанная с возможностью ввода в процесс новых адвокатов, незнакомых с деталями расследования. Также оказались затронуты финансовые вопросы и платёжеспособность обвиняемого. Чтобы положить конец пререканиям, судья Арнольд заявил, что может назначить новыми защитниками Эверетта Шофилда (Everett A. Schofield) и Джеймса Фэхи (J. M. Fahy) – это были адвокаты, не использовавшие покуда квоту на оказание бесплатных услуг³.

Подсудимый тут же заявил, что не согласен с назначением ему бесплатных адвокатов, он не просил о подобном одолжении и имеет достаточно денег для того, чтобы оплатить услуги того защитника, которому доверяет. Поскольку Шофилда и Фэхи он не знает и никогда не слышал отзывов об их работе, то с назначением их своими защитниками не согласен и настаивает на их замене.

Поскольку сказанное прозвучало разумно и не нарушало закон, судья был вынужден согласиться с Маджетом. Он поинтересовался, кого же тот хотел бы видеть своими защитниками? Подсудимый ответил, что согласен вручить свою судьбу в руки филадельфийскому адвокату Муну, а вот в качестве второго адвоката он хотел бы предложить себя.

Судья объявил перерыв и поручил судебным маршалам отыскать Муна и пригласить его для обсуждения возможного участия в процессе. К счастью, адвоката отыскали быстро – тот как раз находился в здании суда и буквально через четверть часа прибыл к судье Арнольду. Узнав, по какой причине судья стал его разыскивать, адвокат моментально отказался защищать Маджета-Холмса на условиях последнего. Мун заявил, что либо он будет защищать Холмса самостоятельно и делать это так, как считает нужным, либо не будет защищать его вообще.

То, что адвокат отказался сотрудничать с подзащитным, весьма примечательно. Разумеется, Мун понимал, почему надлежит поступать именно так, а не иначе. Среди уголовных преступников процент разного рода неадекватов и психотиков намного превышает аналогичный показатель для среднестатистического человеческого сообщества.

Зарисовки газетных репортёров второй половины 1895 г. Холмс до суда отпустил бороду, что сразу добавило его облику солидности. По-видимому, он предполагал своим степенным внешним видом воздействовать на присяжных и судью, но склонность к демагогии и разного рода скандальным выходкам сводила эти усилия на нет. Нельзя не удивляться тому, как очень неглупый человек оказался совершенно неспособен к сколько-нибудь объективной самооценке.

Мы не сильно ошибёмся, если скажем, что в мир уголовных преступников инфильтруются преимущественно люди с психологическими и психиатрическими изъянами. Значительный процент этих лиц является душевнобольными явно, кроме того, многие пребывают в пограничных состояниях. Те же, кого с точки зрения строго медицинских признаков можно считать здоровыми, живут в условиях стресса и лишены здоровых нравственных ориентиров. Ложь, предательство, корысть во всех мыслимых проявлениях – это с точки зрения профессионального преступника не пороки, а добродетели, помогающие выживать. Какое-либо созидательное взаимодействие с такими людьми крайне затруднено. И адвокат Мун прекрасно понимал, что если такому человеку, как Маджет-Холмс, предоставить равные права, то никакого дельного взаимодействия не получится. Маджет будет совать нос во все нюансы, попытается командовать, полностью развалит защиту, а потом обвинит в случившемся адвоката.

Известно множество скандалов жестоких убийц с собственными защитниками. Все помнят, как Тед Банди защищал самого себя, доказывая, что он способен это сделать лучше любого адвоката, но подобные самонадеянные попытки можно видеть со стороны многих серийных убийц. И когда их потуги закономерно заканчиваются эпическим провалом, все эти персонажи в один голос начинают доказывать, что оказались они за решёткой исключительно по вине «бестолкового» адвоката, неспособного защитить его – такого умного, находчивого и ловкого – от прокурорского крючкотворства.

В этом отношении Маджет-Холмс продемонстрировал точно такие же самонадеянность и самовлюбленность, что спустя много десятилетий мы видели в поведении Теда Банди, Кеннета Бьянки, Ричарда Рамиреса и многих, многих других самовлюбленных нарциссов. Адвокат Мун прекрасно знал такой сорт людей и благоразумно самоустранился, здраво рассудив, что моральные издержки от работы с Маджетом-Холмсом намного превзойдут потенциальные бонусы от сенсационного процесса.

После продолжительных переговоров Сэмюэль Ротан согласился вернуться к защите Маджета и в дальнейшем оставался с ним до самого конца. Надо сказать, что описанные выше продолжительные словопрения оказались не единственными такого рода в ходе судебного процесса. Другой «фишечкой» Маджета, которой он регулярно пользовался для того, чтобы выводить из себя обвинителя и судью, стали бесконечные упоминания «любимой супруги» Джорджины Йоук. Маджет, напомним, фактически являлся троежёнцем, то есть он трижды женился, не оформляя развода с предыдущей супругой. Ко времени суда эти обстоятельства были уже хорошо известны. С точки зрения Закона, подсудимый оставался женат на Клэр Ловеринг, а потому Джорджина Йоук могла довольствоваться статусом любовницы, но никак не «любимой супруги». Но обвиняемый упрямо называл её именно так и делал это даже тогда, когда ситуация совсем этого не требовала.

Каждое высказывание такого рода Германна Маджета вызывало нервную реакцию обвинения, которую всегда разделял судья. Не может быть сомнений в том, что обвиняемый умышленно провоцировал это раздражение, выражаясь языком современных интернет-пользователей, он «троллил» противную сторону, но цель такого поведения, честно говоря, совершенно непонятна.

Маджет-Холмс вёл себя очевидно неразумно. За его дурацкими выходками следили присяжные и никакой симпатии кривляние подсудимого вызвать не могло. Совершенно непонятно, какую цель он преследовал, напоминая раз за разом окружающим о том, что он с точки зрения закона нравственного и юридического является многоженцем, причём таким многоженцем, который бросал собственных детей!

Выходки Маджета в суде, а также вредившая самому обвиняемому склонность к демагогии, заставили многих, наблюдавших за ходом судебного процесса, задаться вопросом, насколько же Германн вменяем? Тема эта периодически всплывала в печати, журналисты открыто высказывали собственные суждения на сей счёт. Не будем забывать, что в конце XIX столетия учение Ломброзо о связи дегенерации с девиантным поведением получило широкое распространение, так что все рассуждения такого рода падали на подготовленную почву и находили благодарного читателя. Маджет-Холмс, читая подобные публикации, впадал буквально в неистовство, он крайне болезненно относился ко всем рассуждениям на тему собственной дегенеративности.

Иллюстрация из статьи с говорящим названием «Доказано: Холмс – дегенерат». Нам доподлинно известно, что Маджет-Холмс с большим вниманием следил за публикациями о самом себе и крайне раздраженно реагировал на любые высказывания, связанные с темой его физического вырождения.

Обвиняемый устроил из процесса настоящее шоу, делая самые невероятные заявления и утверждая, будто явился жертвой заговора недоброжелателей. Защита его свелась к утверждениям, из которых следовало, что он действительно задумал страховую аферу с участием Бенджамина Питезеля, но последний в какой-то момент впал в депрессию и покончил с собою. Маджет не признавал очевидные вещи, спорил со свидетелями, выдвигая порой неожиданные требования.

Так, например, когда Юджин Смит – тот самый человек, кто обнаружил труп Питезеля – занял свидетельское кресло и вытащил из кармана стопку листов, Холмс буквально взвился на своём месте и потребовал изъять эти записи. Смит пытался объяснить суду, что ввиду давности событий, о которых ему предстояло свидетельствовать, он сделал хронологическую выписку из своего ежедневника, но Холмс не давал ему говорить и твердил, что в руках Смита шпаргалка, составленная прокурором. В конце концов судья Арнольд поддался воплям Маджета, приказал Смиту убрать записи и в дальнейшем отвечать на вопросы, полагаясь только на собственную память. Штришок вроде бы мелкий, но очень показательный.

Любопытный перелом в поведении обвиняемого произошёл на третий день, когда в зале суда появилась Джорджина Йоук. Она была вызвана как свидетель обвинения. Появление супруги сразило Маджета, он заплакал. Ну как заплакал… правильнее сказать, что некоторым репортёрам показалось, будто в глазах подсудимого заблестели слёзы. Хотя кое-кто из газетчиков написал, что слезы Маджета были вызваны любовью и раскаянием, думается, убийца десятков детей и женщин был неспособен испытывать эти чувства в принципе. Впрочем, авторская ирония в этом месте вряд ли уместна. Если убийца и заплакал тогда, то совсем по другой причине. Маджету-Холмсу, прирожденному манипулятору окружающими, в ту минуту действительно тяжело было сознавать, что бывшая раба его прихотей прозрела и вышла из-под обаяния таких крепких прежде чар.

Иллюстрация из газеты: Маджет-Холмс задаёт вопросы свидетелю обвинения Юджину Смиту. Подсудимый пользовался своим правом допрашивать свидетелей и вступал порой в абстрактные прения, не сулившие ему никаких бонусов. Совершенно непонятно, что им двигало и отдавал ли он себе отчёт в том, что тратит время и силы на совершенно бесперспективное занятие?

Показания Джорджины Йоук оказались довольно бесцветными и малоинформативными. Судя по всему, женщина очень мало знала того, кого считала своим мужем. Наверное, она была наивна, верила суженому и не допускала мысли о возможности масштабного обмана. Она сообщила суду, что познакомилась с Холмсом в городе Франклин, штат Индиана, свой медовый месяц они провели в Денвере. Самый интересный момент её рассказа связан с упоминанием об удивительном везении Германна, заработавшего на биржевой игре 37 тыс.$. Сумма эта выглядела совершенно фантастической для того времени, если считать, что с конца XIX столетия покупательная способность доллара США значительно понизилась [в 30—50 раз в зависимости от методики подсчёта], получалось, что Холмс умудрился заработать около 1,5 млн. современных американских долларов. Наверное, источником этих денег явились отнюдь не биржевые спекуляции, а какие-то сугубо криминальные проделки, но суд в Филадельфии эти детали не заинтересовали. Вообще же, история отношений Холмса с Джорджиной Йоук представляется своего рода «серой зоной», мы вроде бы имеем представление об общей канве событий, но многие детали остаются неизвестны и потому логика происходившего тогда зачастую от нас ускользает.

Обвинение, тщательно реконструировало детали страховой аферы с участием Бенджамина Питезеля и все последующие действия Маджета, связанные с получением денег (эксгумация трупа Питезеля, опознание его дочерью и пр.). Разумеется, в суде был поднят вопрос о вызове для дачи показаний Элис Питезель, 14-летней девочки, опознававшей труп отца, и разумеется, обвинитель объяснил, почему такой вызов невозможен. Таким образом, хотя обвинения в убийствах детей не входили в компетенцию судебного разбирательства, говорить о том, что подсудимый подозревается в убийстве трёх из пяти детей своего друга, пришлось. Нетрудно догадаться, что выяснение такого рода деталей не сулило подсудимому ничего хорошего.

Говоря о суде над Маджетом-Холмсом, вряд ли можно обойти молчанием показания супругов Квинлан, тех самых, что остались в чикагском «Замке» после отъезда Питезеля и самого владельца заведения. Помните шакала Табаки из мультфильма «Маугли»? Вот такими шакалами показала себя чета Квинланов. Особенно выразителен в роли мелкого, трусливого предателя оказался Патрик. Всем было ясно, что он заключил сделку с прокуратурой и будет «топить» своего прежнего работодателя, но бывший дворник делал это не просто скрупулёзно и старательно, а прямо-таки, с упоением. Он рассказывал о том, что Холмс не ограничивался изготовлением скелетов из тел умерших – он не брезговал и банальным грабежом могил. То есть, обнаруживая в захоронениях более или менее качественные вещи – ремни, обувь и т. п. – продавал их старьевщикам. Бывшего патрона Патрик характеризовал такими выразительными эпитетами как «грязный» («dirty»), лживый («lying»), «подлый» («scoundrel») и т. п. Автор не спорит с тем, что Маджет-Холмс был грязным, лживым и подлым человечишкой, но одно дело, когда такие суждения выносит детектив вроде Гейера, посвятивший свою жизнь борьбе с подобным нечистью, и совсем другое – тварь, подобная Квинлану. Не будем забывать, что этот негодяй деятельно помогал воровать трупы с кладбищ и отмывал использованные гробы, для последующей продажи, так что воистину уж чья бы корова мычала…

Чтобы закончить с этим малосимпатичным персонажем и более не возвращаться к нему, сообщим, что Патрик Квинлан прожил оставшиеся годы своей жизни, окруженный абсолютным отчуждением. Многие считали, что освобождение Квинлана от уголовной ответственности является ошибкой Правосудия, никто не верил в то, что тот мог на протяжении нескольких лет жить в «Замке» и не знать о происходивших там убийствах. Удивительно даже, как Квинлан сумел прожить после после суда над Холмсом ещё почти два десятилетия – в Америке тех лет легко можно было словить пулю даже за меньшее. Тем не менее, Квинлан случайную пулю не словил и на «перо» не сел. 7 марта 1914 г. он покончил с собой, приняв пестицид со стрихнином. Умирал он долго и в тяжёлых мучениях, на столе у его кровати была найдена лаконичная записка: «Я не могу спать» («I could not sleep.»)

Автор полагает, что комментарии излишни.

Следует признать, что суд над Маджетом-Холмсом оказался довольно короток. Примерно в то же самое время в Калифорнии судили Теодора Дюрранта, преступлениям которого посвящён один из очерков, вошедших в книгу I «Американских трагедий»⁴, так тот процесс продлился аж 103 дня! В Филадельфии местная Фемида уложилась менее чем в неделю и уже 3 ноября 1895 г., Германн Уэбстер Маджет был признан виновным в преднамеренном убийстве 1 степени Бенджамина Питезеля, совершенном для получения страховой премии. Присяжные заседатели совещались чуть более двух часов и вынесли свое решение единогласно. Следует признать, что иной вердикт в той обстановке показался бы странным и даже подозрительным, поскольку обвинение выглядело очень убедительно.

Учитывая то, какую репутацию обвиняемый заработал благодаря публикациям в прессе и то, как вёл он себя во время судебного процесса, можно было не сомневаться в том, что смертный приговор его не минует.

Так и случилось. Уже 7 ноября 1895 г. Германн Маджет был осуждён н смертную через повешение.

Адвокат Сэмюэль Ротан заявил, что на приговор обязательно будет подана апелляция, поскольку в ходе суда был нарушен ряд фундаментальных прав подсудимого, в частности право на беспристрастный состязательный суд и право защиты в суде. В качестве доказательства предвзятости жюри присяжных, апеллянт ссылался, в частности, на интервью одного из членов жюри, в котором тот заявил, что члены жюри приняли решение о виновности обвиняемого в течение всего одной минуты и находились в совещательной комнате более двух часов только для того, чтобы «соблюсти приличия». Аргумент, конечно же, жидковат, трактовать сказанное – если только эти слова соответствуют действительности – можно двояко. Члены жюри могли совещаться менее минуты вовсе не потому, что имели предубеждение в отношении обвиняемого, а из-за того, что доказательства обвинения оказались очень убедительны.

Апелляция Маджета была передана в Верховный суд штата Пенсильвания 3 февраля 1893 г., её рассмотрение не затянулось и ровно через месяц – 4 марта – последовало формальное отклонение [что следует признать вполне ожидаемым исходом]. Тогда преступник заявил, что уповает на христианское милосердие губернатора штата, обладавшего правом помиловать приговоренных к смерти.

По прошествии недели – 12 марта 1896 г. – Департамент юстиции штата распространил заявление, в котором сообщил о назначении даты исполнения приговора сообразно загрузке тюрьмы и палача. Казнь Маджета-Холмса назначалась на 7 мая.

11 апреля вдова Питезеля в присутствии адвокатов собрала пресс-конференцию, в ходе которой сообщила, что обратилась в окружную прокуратуру Индианаполиса, а также к прокурору Торонто с просьбой передать ей останки детей. Также она просила вернуть ей все личные вещи детей, обнаруженные в ходе их розысков. Разумеется, не обошлось без материальных претензий (куда ж без них, так ведь?). Вдова заявила, что будет добиваться получения денег от Маджета-Холмса на основании того, что осенью 1894 г. тот во время имевших место встреч выманивал у неё деньги на личные нужды. Также Кэри Кэннинг сообщила о намерении вчинить иск адвокату Джепте Хау, тому самому юристу из Сент-Луиса, что участвовал в страховой афере её мужа. Исковое требование также сводилось к получению денег, переданных адвокату Холмсом.