– А могу я загадать желание, которое… которое, скажем, причинит вред другим людям? – спросил он.

– Можете, – ответила она. – Вы можете сформулировать любое желание. И любое ваше желание так или иначе будет исполнено.

– Вам это не кажется несправедливым?

– Любое, даже самое личное желание, всегда кого–нибудь задевает, – ответила она. – И даже если вы попросите о справедливости, всегда ведь найдется кто–то, для кого ваша справедливость окажется чем–то противоположным и нежелательным.

Она сказала это быстро, не задумываясь. Наверное, думала об этом не раз.

– Но наша фирма работает очень грамотно. Никакого явного вреда никому причинено не будет.

– Вы меня не поняли, – покачал он головой и перенёс трубку к другому уху. Правое уже ломило. – Я имел в виду желание, прямо направленное на причинение вреда другому человеку. Ну например, если я пожелаю чьей–то смерти. Ужасной и мучительной.

– А… вы об этом… – её голос изменился. Он как–будто треснул изнутри. Стал сухим и ломким.

Она замолчала.

– И? – торопил он её с ответом.

– Я зарегистрирую любое ваше желание. Абсолютно любое.

– И оно будет исполнено? – не отпускал он её.

– Наша организация называется «бюро добрых услуг», – сказала она.

– Оно будет исполнено?! – почти крикнул он.

– Да, – выдохнула она едва слышно.

Нет, это не то. Это не лоховодческая компания. Это что–то иное. Она должна была ответить «нет». Она не должна была вот так буднично и уверенно обо всём говорить. И никакого заигрывания. Ни малейшего намека на установку близкого контакта. Так что же это? Куда он попал?

– И вы полагаете это справедливым? – спросил он устало. – Любой может позвонить вам и пожелать несчастья для ближнего своего?

– Я не занимаюсь вопросами справедливости, – ответила она отстранённо. – Я всего лишь оператор регистрации желаний.

– Но свое мнение–то вы имеете, чёрт вас побери!? – прикрикнул он на неё.

– Имею, – ответила она тихо. – И не надо на меня кричать. Я приму и зарегистрирую любое ваше желание. Любое ваше желание будет исполнено. Но желания явного ущерба другим лицам или самому себе пойдут через другое ведомство.

Бред. Какое еще ведомство?

– Бред. Какое ещё ведомство? – озвучил он свою мысль. – «Бюро злых услуг»?

– Что–то вроде этого, – кивнула она.

– Так–так… А кто возьмёт на себя ответственность за содеянное?

– Я уже говорила вам: всю ответственность за качество желания несёт клиент. То есть вы.

– Ну хоть это утешает, – вздохнул он. – Другими словами, ваше бюро готово сделать для меня то, чего не могу или не умею сделать для себя я сам. Совершенно безвозмездно. Но под мою ответственность.

– Вы очень точно выразили принцип работы нашего бюро, – согласилась она.

– Забавно… Забавно…

Наступила тишина. В трубке он слабо слышал другие женские голоса – наверное такие же операторы регистрации желаний разговаривали с клиентами. И быть может, одна из этих операторов сейчас регистрирует желание тридцати трёх несчастий вот конкретно для него, Корягина Виктора Анатольевича… Забавно…

Тьфу… Неужели он принимает весь этот бред всерьёз?!

– Забавно, – повторил он. – Скажите, девушка, а как… я имею в виду, в чём будет выражаться моя ответственность?

– Это зависит от многих обстоятельств.

– А поконкретнее?

– Это зависит от очень многих обстоятельств, – повторила она. – Мне слишком долго придётся перечислять все возможные нюансы в расчёте меры ответственности клиента. Многих из них я могу просто не знать.

– Ну скажите, хотя бы, в утешение: мера ответственности пропорциональна желанию?

– Всегда, – коротко ответила она.

– Ну и чему, например, будет равна мера ответственности за ниспосланный мне миллион долларов?

– Она будет равна миллиону долларов.

Он рассмеялся. Ну да, разумеется, чему же ещё может быть равен миллион долларов, как ни самому себе!

Его смех, наверное, напомнил ей об её обязанностях.

– Итак? – спросила она. – Вы готовы сформулировать ваше желание?

– Сформулировать… – повторил он. – Сформулировать… Ну отчего же не сформулировать.

И вот тут ему вдруг стало страшно.

Или нет, не страшно. Но как–то не по себе. В начале этого странного разговора он внутренне исходил из того, что случайно нарвался на какую–то мошенническую компанию, или на глупый розыгрыш.

Потом, в процессе беседы с «оператором регистрации желаний» что–то пошло не так, и это «что–то» подспудно изменило его отношение к разговору. Незаметно для него самого изменило.

Ну и опять же глупую общечеловеческую слабость верить в чудеса следует тоже принять во внимание.

В общем, он не знал сейчас, что сказать. И это определённо говорило о том, что его отношение к «бюро добрых услуг» изменилось. Иначе что мешало ему ляпнуть первое, что пришло бы в голову… Ан нет – извечное человеческое «а вдруг правда!» сейчас стрекотало внутри черепной коробки, щекотало темечко изнутри, билось в паутине извилин.

– Слушаю вас, – поторопила она.

– Да–да, – отозвался он, лихорадочно соображая. – Одну минуту… Решение–то, сами понимаете, не из легких.

– Понимаю, – согласилась она.

На часах было 8:52. Через восемь минут начнется репетиция. В это время он всегда был уже в театре. К этому времени он уже успевал выпить кофе или чего покрепче. А сейчас его не было. Его ещё не хватились, конечно, но Виктория наверняка уже заметила его необычное отсутствие. Быть может, она уже звонила ему. А сотовый он ещё не включал. А домашний – занят разговором с… С кем?

– Как вас зовут? – спросил он.

– Ирина, – легко ответила она.

– Ира… Ирочка, скажите мне правду: кто вы?

– С самого начала я чувствовала, что вы – не клиент. Где вы взяли номер телефона?

Номер телефона!

Он звонил в театр. А попал… Он ошибся номером. Или старенькая телефонная станция соединила его чёрт знает с кем.

– Ира, согласитесь, ни один здравомыслящий человек не поверит в существование какого–то там…

– До свидания, – перебила она. – Спасибо за ваш звонок. Очень жаль, что мы не смогли вам помочь.

– Одну минуту! – закричал он. – Моё желание! Ирина! Не кладите трубку.

– Я слушаю, не кричите так, – отозвалась она.

– Моё желание! – повторил он.

– Я записываю.

– Видите ли… – замялся он. – Я артист. В театре. Я хороший артист… Ну не знаю… Кажется, я хороший артист. То есть педагоги мне говорили, что я талантлив. Но… Но мне вчера исполнилось сорок два. Уже. Да, мне сорок два, а я… Наш режиссер, он…

Его мысли путались.

– Я понимаю, – поддержала она.

– Да ничего ты не понимаешь! Не перебивай меня!

– Простите, – извинилась она.

– Простите, – как эхо повторил он. – Я нахамил…

– Всё нормально, – успокоила она.

– Понимаете, Ира, я уже далеко не мальчик… В смысле, бо́льшая часть жизни уже прожита… Помните, у Данте: «Земную жизнь, пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу…»

– «Утратив правый путь, во тьме долины», – продолжила она.

– Да. Да.

– Вы не реализовались как актёр? – подсказала она.

– Да!.. Нет… Не перебивайте меня, пожалуйста… Да, как актер, как… как человек… как мужчина… В общем, я не… Впрочем, это всё неважно… Ира, сколько вам лет?.. Ах да, простите… В общем…

Какого чёрта! – громко и отчётливо сказал кто–то внутри него.

Действительно, какого чёрта?! Он утратил контроль над собой. Он поверил в какую–то чушь. Он раскис и пошёл рассказывать свои проблемы неизвестно кому – какой–то девчонке, которой и до него самого и до его проблем как до лампочки.

– В общем, вы хотите… – подсказала она.

– Напиться я хочу, – ответил он устало.

– Простите? – не поняла она.

– Бутылку водки мне. Или две.

– Это ваше желание?

– Ну да, – кивнул он. – И вы там не тяните с исполнением. Желание не самое дорогое, я думаю.

– Вы уверены, что хотите именно этого?

– Исполняйте, – произнёс он не без сарказма.

– У вас не будет другого шанса.

– И побыстрее, – упирался он. – Сколько вам нужно времени на регистрацию и исполнение этой мелочи?

– Такая возможность предоставляется только раз в жизни. И далеко не каждому.

– Ира… Ирочка… Или как вас там на самом деле… Давайте уже что–нибудь делать, а! У меня уже ухо болит.

– Я не имею права оказывать никакого влияния на клиента – это нарушение инструкции, – попыталась она образумить его. – Каждый человек сам несёт ответственность за исполнение своих желаний. И за их выбор. Но, вы, кажется, не понимаете, как вам повезло.

– Вот и не надо, – зло произнес он. – Не надо оказывать на меня давление. Не следует нарушать инструкцию.

– Подумайте, вы…

– Хватит! – рявкнул он.

Наступила минутная тишина. Потом он услышал в трубке пощёлкивание клавиатуры. Она набирала что–то на компьютере. Ещё через минуту она уточнила:

– Две бутылки водки, я правильно поняла?

– Вы всё правильно поняли, – подтвердил он.

Снова пощёлкивание клавиш. Ещё через минуту:

– Номер вашего заказа – двести сорок шесть. Пожалуйста, запомните этот номер – он понадобится вам, если возникнут какие–то недоразумения и вы захотите предъявить претензии по качеству исполнения желания. Крайний срок предъявления претензии – сутки после исполнения.

– Да чёрт с ним, – отмахнулся он.

– Заказ двести сорок шесть, Корягин Виктор Анатольевич, две бутылки водки, дата заказа – семнадцать ноль девять ноль шесть. Спасибо, что воспользовались нашими услугами. До свидания.

Стоп!

Откуда она знает его фамилию?.. Имя, отчество?

Стоп.

Что вообще происходит?!

– Одну минуту! – крикнул он в микрофон.

Ему ответил гудок. Обычный длинный бесконечный гудок. Не короткие гудки отбоя после соединения, а тот гудок, который встречает тебя, когда снимаешь трубку.

– Ирина! – позвал он без всякой надежды.

Что произошло?

Куда он попал? Что это было?

Телефонный справочник!

Он лихорадочно схватил потрёпанную книжку, торопливо пролистал до буквы «Б».

Бэ–дэ–у.. Бэ–дэ–у… Бюро добрых услуг…

Ничего подобного в справочнике, разумеется, не было. Между банно–прачечным комбинатом №2 и бюро технической инвентаризации не было ни одной записи, похожей на БДУ. Впрочем, справочник был старый.

Он торопливо метнулся к компьютеру. Нетерпеливо постукивая пальцами по клавиатуре, дождался загрузки. Открыл электронный справочник… Ничего.

Чёрт! Чёрт! Чёрт!..

Так… Он звонил в театр… Предположим, он ошибся номером. Ошибся, вероятно, не больше, чем в одной цифре… Так–так–так… Телефон театра – семнадцать ноль девять ноль шесть… Что?… То есть как это?.. Сегодня семнадцатое сентября… Две тысячи шестой год…

Ах ты чёрт!..

Одним прыжком обратно к телефону.

Семнадцать ноль девять ноль шесть…

«Алло… Алло! Вас не слышно, перезвоните» – голос Полухина, помрежа.

Нет… Нет… Не то. Совпадение… Ладно, ещё раз.

Семнадцать ноль девять ноль шесть…

«Алло… Да что за ерунда!.. Не слышно вас» – всё тот же Полухин.

К чёрту!

Семнадцать ноль девять ноль пять… Квартира.

Ноль семь… Не то.

Ноль восемь ноль шесть… Черт, не то…

Он бросил трубку на телефон так, что тот жалобно звякнул.

«Идиот! – обратился он к себе. – Идиот! Ты идиот!»

Когда телефон вдруг зазвонил, он подпрыгнул от неожиданности.

– Да! – закричал он в трубку.

– О Господи… Что ж ты так орешь–то…

Виктория.

– Привет, Витюш. Ты где? Звоню, звоню – занято и занято. Ты что, проспал?

– А?.. Да… Да, я проспал.

– Угу… Митрофанова тоже нет… Вы не вместе проспали, а?.. Ха–ха, шучу, шучу… Портос в ярости. Репетиция сорвана.

– Вика… Ты это… Ты извини, я сейчас звонка жду…

– О как! Он звонка ждёт… А Портос ждёт тебя. Мы все тебя ждём… Случилось что?

– Да… Нет… Случилось… Извини…

Он положил трубку.

Идиот. Какой же он был идиот.

Она дала ему номер заказа. Значит, подразумевалось, что он может позвонить туда ещё раз… Почему он не спросил номер их телефона, почему?… Ну да, потому что боялся: она убедится в том, что его звонок был случайным… Идиот.

Ладно. Что теперь–то делать?..

Но так ведь не бывает! Во что он поверил? В какую чушь?

Ну знала она его фамилию, ну и что с того? У них определитель номера. Пока она разговаривала с ним, кто–то другой проверил, на кого зарегистрирован номер… Так?…

Да, очень может быть… Одна неувязка есть: зачем? Зачем им это было нужно? Какой смысл? Выгода какая? Да никакой…

Звонок, на этот раз – в дверь, заставил подпрыгнуть второй раз. Он метнулся к двери, лихорадочно дёрнул задвижку замка – сорвалось. Дёрнул ещё раз и резко и широко распахнул дверь…

Митроха… Митрофанов. Явно уже датый с утра. Когда успел?

– О–о–о! – обрадованно и пьяно протянул незваный гость. – Витюха! Дома! А я как знал, ага.

– Ты чего? Ты почему не в театре? Где уже наелся с утра?

– Хэппи бёрсдэй, как говорится, ту ю, – радостно игнорировал Митроха его вопросы, наваливаясь, отталкивая, пробивая себе путь в прихожую.

– Эй, куда! – попытался Виктор Анатольевич остановить неуместного поздравителя.

– Витюха! – пропыхтел Митрофанов, падая на скамеечку и пытаясь стянуть туфли. – Я как чуял, что ты нынче дома… А что, думаю себе, не отметить ли нам с Витьком его днюху…

– Какую днюху?! Днюха была вчера. Вчера после ревизора пили – забыл?

– Забыл, – кивнул вчерашний Добчинский.

Потом, довольно хрюкнув, он достал из кармана мокрого (дождь уже пошёл?) плаща бутылку водки.

– Бибамус! – радостно прокомментировал он.

– Э нет, Митрофанов, нет! – замотал головой Виктор Анатольевич. – Не буду я с тобой сейчас пить.

– Эт почему же это? – возмущённо воззрился на него Митроха.

– А–а–а, – понимающе подмигнул он в следующую секунду и кивнул. – Понял, не дурак…

Он перевалился на другую сторону, едва не рухнув со скамейки, и с оглушительным «оба–на!» извлёк из другого кармана вторую бутылку водки.

– Гуляем, Витюха! – прогремел он.

Виктор Анатольевич обречённо откинулся к стене.

– Получите, распишитесь, – произнёс он.

– А? – не расслышал Митрофанов.

– Ничего, Митроха, ничего…

Он прошагал к телефону и набрал номер театра.

– Алло, – отозвался помреж Полухин.

– Александр Ильич, здравствуйте… Это Корягин.

– Корягин! Какого хрена, Корягин?! Ты почему не в театре?

– Видите ли, Александр Ильич, тут такое дело… Я вам сейчас всё объясню…

– Объяснишь, Корягин, объяснишь! – взревел помреж. – Вот сейчас приедешь в храм Мельпомены и объяснишь, твою мать! Двадцати минут тебе хватит, артист, а?.. Не слышу!.. Корягин!

– Да, – кивнул он, прочищая горло. – Да, Александр Ильич, я постараюсь…

– Ага, Корягин, ты уж постарайся, – не унимался помреж. – Ты очень постарайся. Иначе Портос тебя сожрёт. А что он не доест – то я дохаваю. Так что давай, Корягин, давай!