Она понимающе улыбнулась, но не стала говорить об истинных причинах своего путешествия, чтобы ее не сочли безумной:

– Я все же решила посмотреть большой мир.

Ответить Мильвио не успел, дверь трактира распахнулась, и раздался крик:

– Ловчие! Ловчие идут!

Разговоры стихли не сразу. Кто-то, занятый беседой, даже не обратил внимания на взмыленного, тяжело дышащего человека в распахнутом полушубке, с окровавленной левой щекой.

Но постепенно к нему повернулись все, глядя с недоверием, удивлением, а кое-кто и со страхом. Шерон рассеянно подумала, что тепло уходит через распахнутую дверь, за которой вплотную стоит туман.

– О чем ты говоришь, Лит? – недовольно спросил хозяин постоялого двора, как видно знакомый с мужчиной. – Проваливай в город. Опять напился с утра пораньше?

– Да послушайте же! – в отчаянии закричал тот. – Нет больше никакого города! Ловчие пришли! Большой отряд. Мы едва убежать успели. К ущелью, а там их еще больше! Костры горят, шатры свои ставят, весь гарнизон раздолбали.

– Сказки! – как-то слишком уж неуверенно сказал кто-то из посетителей.

– Герцог давно заключил соглашение с их старейшинами. Мы живем мирно больше пятнадцати лет.

Лавиани оказалась рядом, положила руку на плечо Шерон, покосилась на Мильвио с большим недовольством и произнесла тихо:

– Двигай к черному ходу, девочка.

– Что? – опешила указывающая.

– Она права. – Мильвио смотрел лишь на распахнутую дверь. – Мы уходим прямо сейчас.

– Мы?! – уставилась на него сойка.

Но он уже подтолкнул обеих к коридору. Шерон, видя их серьезные лица, решила не спорить. Лишь повернула голову туда, где стоял Тэо, и махнула ему рукой. Лавиани повторила ее жест.

– Пружину надо подождать. – обеспокоенно предложила указывающая.

– Не дурак. Нагонит. – Сойка даже не остановилась, плечом толкнув дверь хозяйственных комнат, расположенных за кухней. – Фламинго, у нас разные пути. Даже не думай примазываться.

– Сегодня дорога одна, сиора. И она ведет как можно дальше отсюда.

– Кто такие ловчие и почему мы уходим так спешно? – Шерон застегивала пуговицы своей длинной куртки.

– Те, кому ты очень понравишься, девочка. Они обожают смазливых рабынь.

– Неправда, – откликнулся Мильвио, поглядывая по сторонам. – Рабов они берут, но не во время рейдов. После таких вылазок оставляют лишь трупы. К деревьям.

Он указал на едва видимые в тумане белые ели. Они поспешили туда, и Шерон заметила, что Лавиани смотрит на следы, остающиеся в насте, как на самых подлых предателей.

– Почему мы так спешно ушли? – Указывающая оглянулась, но Тэо все еще не было.

– Отряды разведчиков ловчих двигаются быстро, сиора. И если они действуют так же, как и прежде, то будут здесь в течение получаса.

– Но люди, которые там… – Девушка остановилась. – На постоялом дворе. Выходит, они в опасности.

– Мы тоже в опасности, – с некоторым раздражением из-за этой остановки проворчала Лавиани. – Самые умные поступят так же, как и мы, разбегутся кто куда и будут молиться, что поймают не их. Идиоты станут до последнего спорить, что такого не может быть и ловчие соблюдают перемирие. Их герцоги-то не всегда соблюдают, что уж говорить о дикарях!

Шерон, понимая, что убедить сойку не получится, повернулась к Мильвио, сказав твердо:

– Мы не можем так уйти. Им надо помочь.

– Кому помочь? – уже откровенно зло спросила Лавиани. – Там почти сорок душ, половина из них при оружии. Мы услышали слух и дунули, решив не проверять, реальность он или выдумка. Вернемся туда и, если ловчих окажется много, сдохнем, а твоя девица так тебя и не дождется.

Глаза Мильвио были темны, а на лице появилась печаль:

– При всем моем желании я не смогу спасти всех, сиора. Но зато смогу защитить вас обеих, если мы поторопимся уйти от обжитых мест как можно дальше.

– Как видно, Скованный послал мне хоть одну разумную голову, – возблагодарила небо сойка. – Фламинго, присмотри за ней. Я за циркачом. Какого шаутта он там застрял?

Шерон сделала шаг следом за ней, но остановилась и опустила плечи, ощущая свое бессилие. Они оба правы, но от этого ей было не легче.

К ее удивлению, снега в лесу было гораздо меньше, чем на тракте, и ноги проваливались лишь по щиколотку. Туман все еще держался в воздухе, если так можно было назвать едва видимую глазом дымку.

Шерон сидела прямо на снегу, на расстеленном плаще Мильвио, пытаясь слушать тишину. Ее спутник стоял, сложив руки на груди. Он был абсолютно спокоен.

– Нам надо идти дальше, – наконец сказал он.

– А Лавиани и Тэо? Мы даже не договорились, где встретимся.

– Не волнуйтесь об этом. Я немного успел узнать вашу спутницу. Уверен, она найдет нас. А мы тем временем будем двигаться дальше.

– К городу?

Мильвио с сожалением покачал головой:

– Если слова того человека верны, то в городе нас ждут одни лишь трупы. И ловчие петли. Ущелье для нас тоже закрыто. Осталась дорога через пущу, хоть это непросто в такое время года. К вечеру выйдем на Старый тракт, тянущийся вдоль хребта.

– А дальше?

– Есть несколько троп через горы. До них примерно неделя пути. Если все будет хорошо, совсем скоро окажемся на той стороне. Давайте пойдем, сиора Шерон. Вы, того и гляди, замерзнете.

– Просто Шерон, Мильвио. Оставьте «вы» для тех, кто с вами не знаком.

– Тогда и тебе не стоит…

Она покачала головой:

– Во мне нет благородной крови. В отличие от вас.

– Это всего лишь кровь. Она так же горяча и красна, как у тебя. А когда заканчивается, мы умираем, как и все остальные. Я настаиваю.

– Хорошо. Мильвио. – Девушка на секунду закрыла глаза, собираясь с силами, встала. – Ты прав. Надо идти. Кто такие эти ловчие? Почему их так боятся?

– Когда случился Катаклизм, кое-кто счел, что это наказание всем людям за пороки и грехи. Что мир упал во тьму и никогда не выберется из нее. Тогда они придумали себе новых богов. Тех, кто жил во мгле ущелий и мог защитить от куда большего зла.

– Ложных богов, – уточнила Шерон.

– И кровавых. Эти люди ушли в горные долины и на несколько веков пропали из виду. Их потомки… скажем так, одичали. – Треттинец пропустил девушку вперед, указав на звериные следы, складывающиеся в тонкую тропинку. – Однажды они появились в мире, и никто подобного не ждал. Они собрали кровавый урожай, посвятили его своим идолам и исчезли на пять лет. Дикарей не стали преследовать, слишком опасными воинами они оказались, и те, кому удалось выжить, говорили, что на их стороне была сама тьма.

– Магия?

– Не могу сказать. Это древние слухи. Сколь они правдивы… – Его зеленые глаза стали задумчивы. – Зато правдой является то, что бойцы ловчие отличные. Дикари, варвары, неграмотные пастухи, а сражаются точно звери. Жестокие и опытные. У них нет страха, дерутся до последнего, потому что считают, что за ними боги. Поэтому когда с ловчими встречаются солдаты из приграничных гарнизонов, в восьми случаях из десяти они проигрывают схватку.

– Понимаю, почему герцогу проще было платить горцам, чем драться с ними.

– Не понимаешь. Герцог платил вождям, чтобы ударные копья не разорили весь восток страны. Даже несмотря на откуп, раз в пять лет ловчие покидают горные замки, чтобы утолить жажду крови своих богов. Молодые воины проверяют свою удаль, ловят женщин, убивают мужчин, нападают на фермеров или деревни.

– Герцог жертвует своими подданными? – Услышанное не понравилось Шерон. – На Летосе это просто невозможно.

– Вашу страну считают жестокой, но, поверь, есть места и похуже. – Ей показалось, что произнес он это будто извиняясь. – Здесь одно мнение: маленькая ферма или случайные путники на тракте раз в пять лет… Это куда меньшая жертва, чем полноценный рейд.

– Ты тоже так считаешь?

– Я не политик и ценю жизни. Во всяком случае, стараюсь это делать. – Нога мечника провалилась глубоко в снег, и он оперся на сосновый ствол, чтобы не упасть. – Возвращаясь к ловчим… в этот раз, судя по известиям про город, они нарушили договоренности и устроили полноценную вылазку, чего не было довольно давно. И лучше нам не встречаться.

– Ты сталкивался с ними?

– Однажды.

Она кивнула, принимая во внимание его слова. И подумала о Лавиани и Тэо. За них Шерон волновалась куда больше, чем за себя.

Снова пошел снег. Мелкая крупа сыпалась между веток, попадая на капюшон. Дорога через заиндевевший лес забирала много сил, девушка устала, но не в ее правилах было жаловаться.

Она потеряла счет времени, и о том, что скоро вечер, говорили лишь густые тени под деревьями и уходящие из мира краски. Мильвио приноровился к ее темпу, не спешил и то и дело оборачивался через плечо, проверяя, как она себя чувствует, прокладывал тропу.

– Мы не заблудились? – тихо спросила указывающая, когда они вышли на опушку. Лес здесь заканчивался, и на заснеженном поле торчало одинокое высохшее дерево.

– Горы на востоке, – ответил мечник, махнув рукой куда-то за ели. – Все это время мы идем вдоль тракта. Просто получается в четыре раза медленнее. Прости за неудобство.

– Это куда лучше, чем отдать свою кровь в жертву богам, которых даже не существует.

Мильвио понимающе рассмеялся.

– Если устанешь, скажи.

– Сделаем привал?

– Не думаю. Скоро ночь. Остановившись, мы замерзнем. Я просто понесу тебя.

Наверное, на ее лице отразился ужас оттого, что ему придется тратить такое количество сил, когда вокруг снег, то и дело обхватывающий их ноги, поэтому треттинец сказал:

– Ты маленькая и легкая. Носил я в своей жизни вещи куда тяжелее.

– Думаю, это не потребуется. Просто продолжим идти.

– В тебе есть сталь, Шерон из Нимада. Это достойно уважения. Впрочем, от указывающей я не ожидал ничего иного.

Она подумала о том, что надеется быть не слишком большой обузой для него, так как понимала – без нее Мильвио шел бы гораздо быстрее.

– Где твой алый плащ? – неожиданно спросил спутник.

– Когда мы оказались на материке, Лавиани посоветовала от него избавиться. Как и от браслета с ожерельем. Люди здесь не слишком рады видеть таких, как я.

– Меня это правило не касается.

– Ты один из немногих. Так что я закопала вещи в Прибрежном.

– Разумная предосторожность, – одобрил мечник и повернул голову направо, а затем быстро приложил палец к губам.

Она посмотрела в ту же сторону и увидела двоих мужчин. Один при оружии, без шапки. По седине в волосах она узнала воина с постоялого двора. Другой, бородатый дагеварец, с пурпурным от бега лицом, пытался не отстать, но было видно, что он на последнем дыхании.

Решение к Шерон пришло сразу же.

– Мильвио, лучше, чтобы в бою лишний меч был с нами.

Треттинец окликнул бегущих. Седовласый остановился, его рука тут же схватилась за тарашийскую саблю^[5]. Поняв, что перед ним не враги, мужчина, сменив направление, припустил в их сторону. Дагеварец же остановился, уперев руки в колени, и пытался отдышаться.

– Сколько их? – спросил Мильвио у старого воина.

– Четверо. В минуте от нас.

– От вашего друга будет толк, сиор? – Бастард покинул ножны.

– Он мне не друг. – Седовласый вытер рукавом скудную бороду, в которой висели льдинки. – Вряд ли купец способен драться.

Дагеварец преодолел последние ярды, упал в снег, сбросив с плеча увесистый мешок, и его огромное брюхо тяжело вздымалось.

– Насколько хорош ваш клинок? – Воин, прищурив серые глаза, смотрел, как на прогалине появляются люди в рогатых шлемах.

– Пока он оставлял меня в живых.

– Четверо против двоих. В моей жизни бывало и похуже. – Человек для пробы несколько раз взмахнул мечом, и тот разрезал воздух перед ним.

– Ненавижу вашу страну, – между тем простонал снизу торговец. – Варвары! Какие же вы все варвары.

– Вставай в очередь, – усмехнулся воин. – А тебе, девонька, лучше отойти. Жаль, что у меня нет щита. Все было бы гораздо проще.

– Только недалеко, Шерон. Я не смогу тебя защитить, если ты побежишь, кто-нибудь из них за тобой погонится, а мы будем связаны боем.

– Я не побегу, – ответила указывающая, отступая и обнажая длинный, узкий кинжал, висевший у нее на поясе.

Девушка не собиралась сдаваться, и, если уж ей придется остаться в этом лесу, она не даст им принести себя в жертву. Жаль только, что Найли ее смерть не спасет.

Ловчие, люди, которых все так боялись, не выглядели чудовищами, пускай их лица и бороды были размалеваны желтой краской. У троих были щиты и шипастые палицы, у четвертого широченный зазубренный клинок, который он нес, положив на плечо.

Толстяк-дагеварец, увидев их, вскрикнул, вскочил и, бросив свои пожитки, побежал к лесу.

– С ними можно договориться? – спросила Шерон.

– Можно. Если ты их вождь, шаман или темный бог, девонька.

Указывающая мало что понимала в схватках и не успевала следить за тем, как стремительно развиваются события. Звон стали, хрип, ругань, рычание, первая кровь и… первый труп. Ловчий с рассеченной грудной клеткой упал под ноги Мильвио, но Шерон уже не увидела, что с ним случилось дальше.

Боец, кинувшийся к ней, больше хотел напугать, чем покалечить. Поэтому палица с коваными шипами прошла рядом с головой, а затем ловкой подсечкой ее сбили с ног. Она упала в снег левым боком, даже не успев испугаться. Он навис над ней, рыча, точно зверь, потрясая щитом и оружием, тараща глаза, желая запугать.

Но она не испугалась. Кинжал все еще был в ее правой руке, и она что есть силы резанула его по икре. Острая сталь без труда рассекла шерсть, ткань и плоть под ними.

Ловчий закричал, но скорее не от боли, а от ярости, отпрянул назад, и это дало ей возможность вскочить и побежать прочь. Пошатнулась из-за снега, которого здесь было до середины голени, и это спасло ей жизнь. Брошенная вслед палица пролетела там, где секунду назад находилась ее спина.

Оружие исчезло в сугробе, рядом с деревьями, где виднелись следы убежавшего торговца. Это был ее шанс. Она сунула кинжал в ножны, оказалась возле сугроба и руками в перчатках стала разбрасывать холодную крошку, пытаясь найти палицу прежде, чем припадающий на раненую ногу ловчий доберется до нее.

За спиной раздавались крики и звон оружия. Несколько раз она оборачивалась, не переставая раскидывать снег, проверяя, где находится враг, и наконец пальцы нащупали рукоятку.

Шерон вскочила и ударила снизу вверх, метя в челюсть противника. Но он выставил щит, отбивая оружие. Указывающая, не ожидавшая этого, вскрикнула от боли, пронзившей запястье, и палица вновь канула в сугробе.

Мускулистая рука поймала девушку за ворот куртки, рванула вверх, и Шерон почувствовала, что ноги потеряли опору. Она забыла о кинжале, все, что у нее оставалось, – лишь ее дар. Белое сияние охватило левую ладонь, и она кинула его человеку в лицо, уже зная, что это никак не поможет. Ее способности были опасны лишь мертвым.

Но эффект превзошел ожидания.

Ловчий с испуганным воплем отшвырнул ее от себя. Приземляясь, Шерон оперлась на травмированную руку, вскрикнула. Мир словно утратил звуки, закружился, и, чтобы сопротивляться этой вязкой патоке, потребовались все силы. Даже через боль она понимала, что испуг не будет длиться вечно и для спасения своей жизни надо двигаться.

Кинжал по рукоятку вошел в правый бок ловчего, не встретив на своем пути никакого сопротивления, погрузившись так легко, словно перед ним были не слои плотной свиной кожи, шерсти и человеческой плоти, а вода. Второй удар у нее получился куда менее успешным, полотно прошло по ребру, и клинок застрял.

Она отскочила назад от метнувшегося к ней круглого щита, который должен был разбить лицо. Мужчина зашатался, сделал шаг в ее сторону, закашлялся, захрипел, и из его раны на снег ручейком потекла кровь. Он посмотрел на нее, словно не веря, а затем упал да так и остался лежать, уже не шевелясь. Снег вокруг него медленно напитывался красным.

Шерон не знала, какое из чувств сейчас преобладает: облегчение, что осталась жива, или ужас оттого, что убила человека.

Она села рядом с трупом, баюкая руку, прижимая ее к груди, затем опустила в снег, ощущая, как жар, пульсирующий в запястье, медленно ослабевает.

Мильвио подбежал к ней, наклонился, заглядывая в лицо:

– Цела? Не ранена?

– Дай мне минуту. Я приду в себя, – попросила она. – Рука.

– Мне надо посмотреть. Пошевели пальцами.

Девушка сделала, что он просил, сказала:

– Вряд ли это перелом. Просто выбила. Лавиани подлатает.

– Она лекарь? – удивился тот.

– В каком-то смысле.

Мильвио снял с шеи шарф и, несмотря на ее возражения, соорудил повязку.

– Не так уж они страшны, – произнесла девушка, осторожно сунув руку в петлю, перекинутую через ее плечо и шею. – Что с ним?

Седовласый воин был слишком далеко, чтобы она могла рассмотреть детали. Слышала лишь, как он громко костерит мертвецов.

– Потерял ухо и легко ранен в предплечье. Ему тоже надо помочь.

– А ты?

– Повезло. Ни царапины. Эта часть копья была слишком молода и неопытна. Пойдем.

Шерон улыбнулась через силу.

– Мне требуется минута. Иди. – И, видя, что он колеблется, успокоила: – Не волнуйся за меня. Все страшное уже позади.

Он понял ее взгляд, обращенный на мертвого, в груди которого все еще торчал застрявший кинжал.

– Ты права. Нет ничего хорошего в убийстве. Но если бы ты этого не сделала, мы бы не разговаривали.

– Я понимаю. – Указывающая вздохнула. – Со мной все будет хорошо. Честно. Иди.

– Успокою нашего нового друга. Иначе он своими проклятиями привлечет всех ловчих по эту сторону гор.

Она осталась одна и посмотрела на мертвеца. Смерть уже превратила глаза в стеклянные пуговицы, но кровь все еще продолжала бежать из ран, пропитывая снег ярко-алым. Теперь он уже не казался грозным и страшным. Боевая раскраска, шлем, съехавший на лоб… Это все не давало рассмотреть ей самое главное – он был ужасно молод. Совсем недавно его еще можно было считать мальчишкой, пускай ростом и комплекцией он был побольше Тэо.

– Убит женщиной, – прошептала она мертвому. – Наверное, для вас это хуже позора. Я сделала все правильно, но ты все равно прости меня.