Мне всегда хочется знать как можно больше о новых друзьях и как можно меньше о старых12.
5 мая
Кэтрин шла по зеленой траве. Босые ступни чувствовали шелковую прохладу. Туман лип к подолу платья, а влажный, свежий ветер овевал лицо и шею. Наконец-то она могла дышать. Тяжесть, сдавливающая грудь, разбилась, осыпалась мелкими колючими крошками.
Глаза бэньши видели то, что было на самом деле, а не мутные миражи, порожденные больным разумом.
Крест, виднеющийся далеко впереди, на фоне бледного неба казался темной фигурой в зеленом плаще, широко раскинувшей руки, желающей заключить ее в объятия. И женщина была готова доверчиво потянуться к ним.
…Но в этот миг иллюзия рассеялась. Кэтрин снова оказалась в тесной темной комнате. Такой тесной, что едва могла пошевелить рукой, голова упиралась в одну стену, ноги – в другую. В первый миг ей показалось, будто она лежит в гробу, но тогда откуда красный свет, бьющий изо всех щелей между досками? Он был горячим и вязким, покрывал кожу липкой пленкой и ложился на лицо душной подушкой, лишая воздуха.
Кэтрин как будто со стороны услышала свой стон, дернулась, и деревянная нора, где она лежала, лопнула. Во все стороны полетели щепки и труха. В красном мареве появилось лицо. Очень знакомое, очень красивое, хотя и немного утомленное.
– Ты опять не спала,– сказал Анри, касаясь ее шеи теплыми, нежными пальцами.
– Я не люблю красный цвет,– ответила Кэтрин, глядя в его глаза, которые сегодня из темно-серых стали зелеными. – Ты же знаешь, как я его не люблю.
– Ты голодна?
– Я видела твою смерть. Как глупо, правда? Я видела, как ты умираешь, но ведь этого не может быть?
– Тебе показалось. – Он погладил ее по волосам. – Я с тобой.
– Этот мальчик, Лориан, пытался дать мне свою кровь. Но она не текла. Я прокусывала его руку, но крови не было.
– Поспи. Тебе станет легче.
– Слишком много красного. Убери его! Он сводит меня с ума!
Кэтрин снова рванулась, пытаясь сбросить алую тряпку, которой вдруг оказались завязаны ее глаза, и провалилась в полную темноту…
Основатель поднялся и несколько раз прошелся по комнате. В раздражении пнул кресло. То, что вначале представлялось ему очень простым, неожиданно осложнилось. И препятствие заключалось в самой Кэтрин. Его проводник оказалась неспособна даже понять, что от нее требуется, не то что выполнить элементарное пожелание – войти в мир кадаверциан.
– Она меня не видит, не слышит и не понимает, что с ней происходит,– сказал Атум багровому единорогу, вытканному на алой материи гобелена.
В ответ тот вздернул голову, и его свирепая морда оскалилась в надменной ухмылке. Впрочем, это было всего лишь игрой ветра, пробежавшего между тканью и драпировкой.
– Безумие надежно защищает ее,– продолжил Атум, не обращая внимания на пренебрежение своего высокомерного молчаливого собеседника. – Она видит то, что хочет, пребывает с теми, кого любит, и не желает отказываться от своих иллюзий.
Единорог тяжело опустился на передние ноги, из-под его копыт брызнули красные капли, напоминающие свежую кровь. Видимо, это могло считаться ответом на еще пока не заданный вопрос Основателя.
– Быть может, боль вернет ее в этот мир? – задумчиво произнес он.
Атум посмотрел на Кэтрин, пребывающую в счастливых иллюзиях, и позвал мысленно. Ответили ему, как всегда, мгновенно и конечно же утвердительно. А через несколько минут в дверь постучали.
– Входи,– велел Основатель, усаживаясь в кресло напротив кушетки, на которой лежала Кэтрин.
Ученик Якоба осторожно зашел в комнату, увидел бэньши и тут же отвел взгляд в сторону. Его мысли мгновенно ощетинились десятками подозрений и опасений. Он не хотел принимать участия ни в каких делах гостя, тем более связанных с кем-либо из кадаверциан, но не мог отказать.
– Доброй ночи, Кайл,– чрезвычайно вежливо произнес Атум. – Все еще никаких вестей от учителя?
Тот не ожидал подобного вопроса, но постарался держать себя в руках и не выдать Якоба случайным словом или мыслью. Он действительно не знал, куда пропал его наставник, но подозревал, что Основатель в состоянии догадаться об этом, увидев даже обрывочное, бессвязное воспоминание, не связанное с учителем.
– Я не знаю, где он,– быстро ответил асиман, стараясь не смотреть в глаза опасному гостю.
– И у тебя нет никаких догадок?
Кайл попытался рассердиться, уже зная, что злость помогает ему держать под контролем свои воспоминания.
– Вы позвали меня только для того, чтобы поговорить об учителе?
Атум улыбнулся, глядя на угрюмого пиромана. Приятно было наблюдать подобную преданность.
– Нет, я позвал тебя по другому делу. Ваша магия может причинять сильную боль, не так ли?
– Да,– осторожно ответил Кайл, недоумевая, почему Основатель уточняет столь очевидные вещи. Ведь он и сам знал об этом.
Тот указал на Кэтрин и велел:
– Тогда сделай одолжение, продемонстрируй свое искусство на ней.
Асиман, не ожидавший ничего подобного, в недоумении уставился на Атума.
– Но зачем?
Основатель промолчал, продолжая приятно улыбаться и выжидающе смотреть на Кайла. Впрочем, тот быстро вспомнил, что гость не имеет привычки делиться своими планами и требует лишь четкого исполнения приказов. Поэтому поспешно отвернулся от него и еще раз взглянул на бэньши.
Пребывая в своих грезах, она была удивительно красива и беззащитна. Несколько минут Кайл смотрел на ее длинные ноги, на бледное лицо, по которому витала тень легкой улыбки, на волосы, свешивающиеся почти до пола. Поднял руку, в которой загорелся красный огонь, отошел на шаг, потоптался на месте, сжал пальцы в кулак, явно собираясь с духом, а потом плечи его опустились, и магия в пальцах погасла.
– Я не могу,– сказал он глухо.
– Почему? – поинтересовался Атум, удивленный подобной нерешительностью.
Ученик Якоба промолчал. Он считал себя ученым и не желал, чтобы его использовали как палача. Это казалось ему унизительным.
Основатель внимательнее посмотрел на Кайла, и асиман вдруг съежился под его взглядом. Поспешно отвернулся, вновь поднял руку, а затем пламя, сорвавшееся с нее, упало на Кэтрин.
Тело женщины вспыхнуло. Вонь горящей плоти поплыла по комнате удушливым облаком. Бэньши с криком выгнулась дугой на кушетке. Лохматое пламя, окутавшее ее, стало похоже на драгоценный шлейф, вокруг головы взметнулся алый нимб горящих волос. Руки, оплетенные огненными браслетами, вцепились было в кровать, но тут же расслабились и повисли чернеющими сожженными плетьми.
По знаку Основателя Кайл сбросил пламя с Кэтрин, словно тяжелое ватное одеяло. Она снова рухнула на кушетку, и Атум поспешил подойти к ней. Наклонился.
В ее широко распахнувшихся глазах, похожих на тусклые озерца, не было ни единой мысли. Обожженные губы бормотали что-то невнятное. Боль, которую бэньши испытала только что, стала для нее новым кошмаром, не имеющим никакого отношения к реальности и к Основателю.
Кайл приблизился, с профессиональным интересом осмотрел обожженное тело. Неодобрительно покачал головой.
Основатель бросил взгляд на единорога, пляшущего на гобелене, и понял, что сейчас его постигнет новое разочарование, но все же приказал:
– Ударь еще раз.
Асиман бросил новое заклинание. На этот раз в крике бэньши прозвучало имя учителя. Прошлое и будущее перепутались в ее сознании. Она снова была смертной, которую тащат на костер. И ждала, чтобы Анри спас ее от озверевших крестьян, посчитавших ведьмой девушку, обладающую редким некромантическим даром.
Кайл поспешил затушить огонь, опасаясь, что в итоге просто спалит ее.
– Если вы дадите ей время на восстановление, я могу попробовать еще раз,– сказал асиман задумчиво, забыв о роли палача, раздражавшей его совсем недавно, и теперь глядя на Кэтрин, как на очередной любопытный опытной образец. – Но, по-моему, это бесполезно… Впрочем, я мог бы синтезировать вещество, которое причиняло бы ей боль изнутри, не убивая…
– Лучше бы ты синтезировал что-нибудь, что вернет ей рассудок,– ответил Атум.
Кайл неожиданно серьезно задумался над его предложением.
– Я посоветуюсь с Фарихом. Он занимался чем-то подобным.
– Хорошо. Иди, работай. Но сначала убери эти красные тряпки. – Основатель указал на драпировки. – Замени на зеленые.
Асиман кивнул и, довольный тем, что так скоро освободился от общества Атума, поспешил выполнять распоряжение. Скоро алая ткань со стен была снята, на ее место повесили зеленые ковры, которые должны были больше прийтись по душе Кэтрин.
Остался лишь единорог, удивительным образом переместившийся с красной портьеры на изумрудное поле.
– Как бы самому не сойти с ума вместе с ней,– пробормотал Основатель, глядя на косматого зверя, топчущего шерстяной ворс.
Ожоги на теле бэньши постепенно затягивались, но она не реагировала на боль регенерации. Атум сидел, покачиваясь на стуле, отстраненно наблюдал, как на лице безумной то появляется, то исчезает легкая улыбка, и напряженно размышлял.
Пока он не знал, как заставить Кэтрин сделать то, что ему нужно. Он не ожидал от нее столь упорного сопротивления… Но был уверен, что рано или поздно все равно поймет, как ее сломать.
– А ведь у меня была возможность убить всех кадавер-циан,– продолжил Атум свой монолог вслух. – Жаль, что не удалось.
Основателю пришлось очень долго копаться в памяти Вольфгера, чтобы понять, что представляет для него настоящую угрозу в этом мире. Лориан, на котором лежала тень Витдикты, ревенант и, как это ни смешно звучало – вампирские кланы. Те самые, кого он создал, чтобы спастись.
Чтобы навсегда избежать возможности Большого круга, он должен устранить какой-то из них.
Убить Лориана не получилось. Можно попытаться сделать это вновь, пожертвовав кем-нибудь из асиман или оставшихся в живых приспешников Храньи, но теперь в этом нет особого смысла. Если даже по приказу Атума уничтожат мальчишку, вампиры в состоянии обратить еще одного человека и вновь провести его через Витдикту. Это рискованно, но осуществимо.
Уничтожить целый клан… У него была возможность расправиться с кадаверцианами, но двое из них ускользнули. Нашли лазейку, в которую он никогда не сможет последовать за ними.
– Я мог бы вырезать асиман,– сказал Атум, обращаясь к Кэтрин, вновь вернувшей свою привлекательность. – Но Якоб по-прежнему держится вдали от родного гнезда и недоступен для меня. Значит, остается только одно… одна.
Юная Виттория. Если убить ее, род ревенантов прервется навсегда. И уже никто никогда не сможет угрожать ему. Кроме гин-чи-най, естественно.
Основатель поморщился и вновь с досадой взглянул на Кэтрин, упорно не желающую понять, как ему нужна ее помощь. Мысленно позвал Хранью.
Нахттотерин откликнулась на его зов так же быстро, как и асиман, но с гораздо большим энтузиазмом. Атум предпочел бы встретиться с девушкой в более нейтральной и даже, может быть, романтичной обстановке, но не мог оставить Кэтрин одну. Было бы обидно пропустить то мгновение, когда у нее пробудится разум.
– Ты звал меня? – спросила Хранья, входя в комнату.
Это был вопрос, не требующий ответа.
Девушка излучала искреннее желание оказаться полезной. Она взглянула на обнаженную бэньши, лежащую на черном от копоти диване, заметила постепенно затягивающиеся ожоги на ее теле и равнодушно отвернулась, благоразумно решив не вмешиваться не в свое дело.
– Есть какие-нибудь новости о ревенанте?
– Еще нет,– осторожно ответила Хранья, заметила его недовольство и поспешила уточнить: – Мы работаем над этим. Человек не может просто исчезнуть. Всегда остаются следы, по которым его возможно обнаружить. Телефонные звонки, заказ билетов, регистрация в отелях, съем жилья. И множество других мелочей. Мы найдем ее.
Атум невольно улыбнулся, слушая ее вкрадчивый голос.
– Мне нравится твоя уверенность.
Она улыбнулась в ответ, подошла ближе, опустилась на пол рядом. Основатель запустил пальцы в ее теплые вьющиеся волосы и сказал:
– Как только обнаружите ревенанта, я хочу, чтобы ты ее убила.
– Я? – ошеломленно переспросила Хранья, отстраняясь от ласкающей ее руки.
– Можешь взять с собой кого-нибудь для компании,– великодушно отозвался Атум, вновь привлекая девушку к себе.
Нахттотерин немного помедлила с ответом и произнесла:
– Я не понимаю, какой смысл в убийстве ревенанта.
В ее голубых глазах, устремленных на Основателя, было столько искреннего недоумения, что он ответил почти правду:
– Она мне мешает.
– Чем?
– Своим существованием.
Девушка по-прежнему ничего не понимала, но по тону Атума быстро уяснила, что больше он ничего ей не скажет.
– Конечно, я сделаю то, о чем ты просишь. – Хранья снова взглянула на Кэтрин и поинтересовалась осторожно: – Это как-то связано с бэньши?
– В какой-то мере в этом мире все связано с кадаверциан. И с проклятыми даханавар. – Основатель поднялся и подошел к ковру, на котором продолжал резвиться единорог. – Например, мне не пришлось бы затруднять тебя поручением избавиться от ревенанта, если бы не глупость и малодушие Вольфгера. Еще несколько веков назад он мог убить предка нынешнего ревенанта – и последняя из них просто бы не появилась на свет.
Напряженное любопытство Храньи стало почти материальным.
– Я ничего не знаю об этом. – Она сидела, подтянув колени к груди и опустив подбородок на руки. Очень юная, очень женственная.
И Атум не стал мучить ее неведением.
– Это давняя история. Но ты можешь… – Он быстро подошел, рывком поднял ее на ноги, прислонился лбом к ее лбу, крепко сжал голову нахттотерин пальцами, впиваясь своим взглядом в ее расширившиеся от боли зрачки, и приказал: – Смотри.
О проекте
О подписке