Пелл терпеть не мог сюда приходить, дышать тяжелой вонью, пачкать ботинки в грязи, чаячьем помете, оскальзываться на гнилых овощах, а после, вернувшись в снимаемые комнаты, оплачивать прачку, ванну и мыться, чтобы хоть как-то избавиться от запаха помойки, в которую жители Пубира превратили некогда прекрасную постройку.

Большую часть дня на причале было относительно пусто. Многолюдная толкотня случалась лишь рано утром, когда торговцы Осеннего Рога, самого дальнего прибрежного района, привозили сюда свой товар.

Теперь же здесь оказались лишь пара пьянчуг-грузчиков, уже вдрызг нажравшихся дешевого пойла, которое некоторые осмеливались именовать вином, да несколько босоногих мальчишек, плевать хотевших на грязь и удивших морских собак – маленьких шипастых полосатых рыбешек, прожорливых, точно оголодавшие львы.

Клот, выгнав из-под навеса, сооруженного из полосатой ткани, местного сторожа и без колебаний растянувшись на несвежем матрасе, заснул. Пелл, с завистью посмотрев на товарища – с блохами он соседствовать не желал – маялся следующие два часа, слушал плеск волн и ходил из угла в угол, точно запертый в клетке зверь.

Когда солнце пошло на убыль, а тени окрепли, из-за острого крыла Хлебного рынка показалась узкая, лакированная восьмивесельная лодка. Она двигалась легко и стремительно, разрезая воду, как дельфиний плавник. Весла поднимались, словно в такт ударам чьего-то сердца. Споро, профессионально, безупречно.

Пелл, выругавшись от облегчения, что наконец-то о них вспомнили, несильно пнул Клота ногой в бедро. Тот резко всхрапнул, распахнул глаза, одновременно хватаясь за висевший на поясе нож, узнал приятеля и протяжно зевнул, скребя спину:

– Шаутт дери… Что так чешется?

– Блохи в старой соломе. Или клопы передают тебе привет, – безжалостно ответил ему Пятнистый. – Шевелись давай. За нами приехали.

Лодка скользнула мимо пирса, и оба громилы, не дожидаясь остановки, спрыгнули на корму, усевшись на лавку, между молчаливых мускулистых гребцов. Они знали порядок, так что ни о чем не спрашивали. Их привезут на место, там все и выяснится.

Пока пересекали огромную гавань, в прошлом бывшую жилыми кварталами Пубира, Клот вновь задремал, а потом и вовсе захрапел. Пелл же мрачно смотрел, как на кораблях суетятся торговцы, а Пубир, словно неспешный старик, закутывается в длинный плащ, сотканный из тяжелых, острых теней. Они настигали уходящий закатный свет, резали его на части, рассекали и гнали по колоссальной воронке, в которой некогда выстроили город. Прыгали по каскадам кварталов, подминали башни, скрывали балконы и поглощали древние укрепления.

Тени на несколько долгих минут стали главными властителями легендарного города. Но они шарахнулись в стороны и отступили, когда на улицах начали пробуждаться звезды.

Пелл знал их всех.

Одна большая, похожая на желтый бриллиант, пульсировавшая над землей, точно сердце гиганта. Тигриный глаз – самый яркий маяк обитаемого мира, который некогда создала ученица Скованного, Арила Эрсте из Шаруда. Старые моряки, которые давно уже не смеют выходить в море, любят болтать, что возлюбленная Тиона выстроила подобное и в других частях света. То ли семь. То ли двадцать. И что ей помогал Войс, сплетая свой ветер с ее пламенем. Но до нынешних времен дожил лишь один из многих – пубирский маяк.

Остальные огни бывшей столицы Единого королевства существовали задолго до последних великих волшебников. После Катаклизма магия стала слабеть, они гасли один за одним, словно слабое пламя свечей на ураганном ветру, и исчезли почти все. Осталось лишь несколько, явно хранимые Шестерыми, чтобы люди знали, что потеряли в веках.

Тепло-оранжевые, трепетные, они пробуждались на ребристых стелах, стоило лишь солнцу скрыться за горным кряжем, и гасли, когда первые бледно-розовые лучи тянулись из моря.

Четыре сияли в порту.

Девять – дорогим ожерельем протянулись вдоль канала Герцогов.

Три, видимых издали, как и маяк, располагались там, где когда-то находился королевский дворец.

Один – на стене старой заброшенной крепости, в которой обитали лишь дикие мартышки.

Два – в море, откуда вырастал Паук. Они двумя тусклыми, едва различимыми пятнами пробивались сквозь толщу воды.

И еще семь, с моря не заметные, прятал за каменными телами домов разросшийся город, но Пятнистый прекрасно помнил, где они находятся. В самых нищих кварталах, в лабиринте тесных вонючих переулков, под нависающими балконами, переходами и спусками в подземные улицы.

Лодка пересекла гавань и, проигнорировав порт, двинулась на юг, вдоль каменистой набережной, к аркам, торчащим из воды, словно китовые ребра. На них были закреплены фонари, чтобы с берега сразу видели, кто приближается.

Квартал Каштановой Росы уже многие века считался городом в городе, где селились самые богатые торговцы: короли шелков, пряностей, специй и древних диковин. Овцы, которых нежно и заботливо стриг Ночной Клан, дабы набивать свои подвалы золотыми марками и пускать деньги в оборот, ссужая их благородным, даря подарки генералам и оплачивая тысячи глаз, ушей, да языков, что верно служили истинным правителям Пубира.

Овец берегли. Овец охраняли. И не допускали к их жилью и семьям тех, кто мог причинить им мало-мальское беспокойство. Обычным горожанам вход в квартал Каштановой Росы был заказан. Охранники, патрулирующие улицы, не отличались вежливыми манерами и были довольно суровы к чужакам. И Пелл подумал: как поклонники Вэйрэна проникли сюда? Кто позволил?

Впрочем, не его ума дело. Пусть отступников среди жителей ищет Борг.

Чужакам, может, вход и был запрещен, но не Ночному Клану. Узнав лодку, стража подняла решетку, пропуская их внутрь.

Пятнистый привычно толкнул Клота:

– Проснись.

Тот похлопал глазами, огляделся и сказал невпопад:

– Так ведь ночь же. – Подумал и, отойдя от сна, буркнул: – А, шаутт… Точно. Мы же куда-то плыли. Куда мы плыли-то?

Пелл вздохнул, гадая, за что Шестеро его так наказывают. Но, по счастью, отвечать не пришлось. Появилась маленькая пристань, где на пустых бочках сидели трое крепких мужиков в старых кирасах.

Клот вылез первым, зевая и не думая подвинуться, чтобы дать дорогу Пятнистому. Пришлось оттеснить его плечом.

– Наверх, – сказал один из стражников, даже не поднявшись. – Это ваше.

Кивнул на сверток. Клот поднял его, развернул грязную тряпку, достал короткие мечи. Выглядели они не очень, особенно ножны – все потертые и старые. Громила обнажил оружие, придирчиво изучил узкий клинок, попробовал пальцем режущую кромку.

– Ничего так. – Один кинул напарнику, второй начал крепить к своему поясу, рядом с ножом.

Лодка ушла, а бандиты поднялись по лесенке на улицу, которую освещала единственная жаровня с чадящим маслом. От темной стены отделилась тень, остановилась на границе света.

Высокая женщина лет тридцати пяти, статная шатенка с волосами, собранными в две косы, улитками уложенные на голове. Было непривычно видеть ее в светло-серой рубашке с широкими рукавами и коротких штанах точно такого же цвета, да еще и босой.

Чаще всего она щеголяла в платьях с глубоким вырезом и обожала лазоревые кружевные юбки, с разрезами до бедер, по новой моде Соланки. Женщина обращала на себя много мужских взглядов.

Особенно разрезы.

Особенно бедра.

Пелл часто с трудом мог заставить себя отвести глаза, приказывая смотреть лишь на шелковый шейный платок Шарлотты, в ту точку, где находилась круглая турмалиновая брошь, под цвет глаз сойки. Фарфоровая кукла в кружевах частенько ему снилась, но он знал свое место и, в отличие от Клота, не собирался к ней подходить, не говоря уже о том, чтобы трогать.

– За мной. – Голос у нее был хриплый, и Пятнистый подумал, что он совершенно не подходит для подобной оболочки. Это все равно что обнаружить старую ржавчину на прекрасном клинке.

– Можно узнать, что мы должны сделать? – поинтересовался он, не двигаясь с места, и вновь прозвучало, уже гораздо злее:

– За мной.

Конечно, они послушались. Кто хочет спорить с сойкой? Но Клот недовольно и достаточно громко заворчал. А потом, не выдержав, спросил, когда они прошли несколько темных улиц, разминувшись с патрулем стражи, которая их «не заметила».

– Мы чего? Правда полезем в дом Гвинта? Слушай, Шарлотта, это не очень хорошо.

Та посмотрела на них через плечо, не сбавляя шага.

– Ты, мой дружок – собака. А хорошая собака выполняет приказы, а не тявкает зазря. Намек понятен?

Прежде чем Клот ответил, Пятнистый негромко произнес:

– Мы делаем то, что прикажет Борг. Но не сможем ничем помочь тебе, если не поймем, чего хозяин от нас ждет.

– Он ждет от вас, чтобы вы слушались меня. А теперь заткнитесь, пока мы не придем.

Минут пятнадцать они кружили в лабиринте проулков, старательно избегая освещенных участков, словно хоть кто-то мог бы их остановить. Когда дорога начала подниматься от моря, забираться вверх, на маленькую гору, застроенную, точно муравейник, древними особняками, скрытыми в садах, Шарлотта сказала:

– Пятнистый. Ты вроде поумнее в вашей паре. Давай вместе подумаем, что мы знаем о доме Гвинта?

– Что он проклят и любой, кто войдет туда, приобретет несчастье на свою задницу.

– Превосходно. – В ее голосе прозвучала насмешка. – Теперь пораскинь мозгами, с чего проповедники Вэйрэна там обосновались?

– Говорят, Вэйрэн обладает силой. Его проповедница, Рукавичка, выжила, когда её проткнули болтом. И убила шауттов. Много шауттов. Почему бы асторэ не дать своим последователям толику силы? Она ведь может защитить от проклятья?

– Вполне неплохо для каторжника, – благосклонно кивнула сойка. – Что-нибудь еще?

– К тому же несчастье на свою задницу они приобрели. Ведь мы… ты идешь туда не просто для того, чтобы пожелать им чудесных дней в Пубире.

Внезапно она оказалась рядом с ним, так, что Пеллу пришлось резко остановиться, чтобы не врезаться в сойку. Шарлотта взяла его за подбородок, и он ощутил, как холодны пальцы, потянула вниз, заставляя смотреть в глаза.

– Удивительно. Ты еще и шутить умеешь. – Смешок ему совсем не понравился, и он мысленно выругал себя, что не сдержал язык за зубами, привлекая к себе лишнее внимание той, кого не стоило.

– А может, они вообще не знали, что дом Гвинта проклят? – предположил Клот, и Пелл с облегчением вздохнул, когда она отпустила его.

– Правда в том, мои дорогие собачки, что никакого проклятья не существует.

Ее заявление заставило бандитов переглянуться.

– Ну. Это. Так чего? Ложь, что ли? Враки? – потрясенно спросил Клот, и на его лице читалась совершенно детская обида.

– Ах, какая прозорливость. – Ее босые ноги двигались абсолютно бесшумно, она все дальше и дальше увлекала напарников в гору, мимо высоких кованых заборов со спящими сливовыми садами, старыми и умирающими, словно бы появившимися из прошлой эпохи. – Это дом Ночного Клана. Иногда в нем кто-то жил. В последние годы – Лавиани. Помните такую?

Разумеется, они помнили.

– А проклятье? – Пелл не позволил сбить себя с толку.

– Этой легенде несколько веков. Быть может, оно и существовало во времена Катаклизма, да давно выветрилось.

– Ты все это говоришь, чтобы мы вошли внутрь? – Клот хмыкнул. – А сама-то небось останешься.

– Экий подозрительный песик, – рассмеялась сойка. – Я это говорю, чтобы твой хвостик не дрожал и ты не испугался первой же тени или стука зубов своего приятеля. Не желаю, чтобы ты засадил ему в живот болт из страха.

– Так что? Мы вместе идем туда?

– Конечно. Борг желает знать, кто поселился там без его разрешения.

Клот внезапно хлопнул себя по лбу.

– А если Лавиани вернулась?!

Теперь уже Шарлотта остановилась и на мгновение прикусила губу, размышляя. Было видно, что о таком варианте она не думала.

– Сомневаюсь, что она вернется. Шрев, Клеро, Квинт и Сегу загнали ее на край мира.

– От них нет вестей, – напомнил Пятнистый. – И уже давно.

– Что же? Ты хочешь сказать, она одна справилась с четверыми? Лавиани та еще крыса, но она не всесильна. И ей незачем возвращаться назад, незачем якшаться с Вэйрэном.

Пелл хотел было сказать, что у беловолосой сойки есть весомая причина вновь оказаться в Пубире, он с этой причиной встречался не далее как несколько часов назад. Борг все еще жив, а Пятнистый помнил, что обычно Лавиани доводила дела до конца, за что ее и боятся. Но сказал нейтрально:

– Может, и так.

– Так. За домом наблюдают уже несколько часов. Там мужчины, огонь они разумно не зажигают и сидят тихо. Борг хочет, чтобы мы доставили их ему живыми.

– Ну коли сопротивляться не будут, – улыбнулся Клот.

– Живыми! – от хорошего настроения Шарлотты ничего не осталось. – Ваша задача не дать им убежать. Стреляйте по ногам, если их там много, а я буду занята.

Пелл подумал, что приказать стрелять это, конечно, здорово, но вот попасть во мраке, да еще и в ногу, да так, чтобы не дай Шестеро не перебить артерию… Довольно сложная задача.

– Мы не лучшие стрелки. Мы больше по другим делам. Запугать или там прикончить.

– А этих надо взять живыми и, когда они начнут разбегаться, точно крысы, как случилось с другими, остановить. Ловите их как хотите, хоть сетью, хоть молитвами, но никто не должен удрать, иначе Борг будет зол. И зол не на меня.

Дома разошлись, и перед ними оказался обрушенный временем забор, который никто и не думал восстанавливать. К границам жилья Гвинта, находящегося на самой вершине холма, старались не подходить.

Шарлотта же перешагнула через раскрошившиеся камни и вошла в темный, заросший сад, мягко ступая босыми ногами, не боясь ни змей, ни острых веток, ни колючек. Почти сразу же рядом застрекотала цикада, смолкла, заставив сойку остановиться.

Кусты зашуршали, и Пелл наполовину вытащил меч из ножен, но та показала ему раскрытую ладонь, прося не торопиться с действиями.

Невысокий человек в темной одежде появился рядом с женщиной, сказав тихо:

– Они в доме. Двое или трое. Сидят с середины дня, между собой не разговаривают, огонь не зажигают.

– Не зажигают, значит. Ну и мы не будем, – нехорошо усмехнулась Шарлотта. – Вы наблюдаете за другим выходом?

– Да.

– Не дайте им убежать. Если я не позову, внутрь не входить.

Человек кивнул, скрылся во мраке.

Они прошли через весь сад. Густой, совершенно дикий и немного жутковатый из-за искореженных стволов. В таких местах стоило бы прятаться шауттам, которые, говорят, снова ходят среди людей.

Облака закрыли луну, идти во мраке приходилось осторожно, но Клот все равно споткнулся и обязательно бы грохнулся, не поддержи его Пелл.

– Плохой расклад, – честно сказал Пятнистый. – Ты видишь в темноте, а мы нет. Помощники из нас никудышные. Давай дождемся утра.

Сойка подумала несколько мгновений:

– Арбалеты оставьте. Их не больше трех, я справлюсь сама, просто держитесь позади. И не проткните меня своими железками!

Они расстегнули ремни, сняли висевшие за спинами тяжелые арбалеты, оставили сумки с болтами и обнажили мечи.

Трехэтажный особняк из темного камня, казалось, сам приполз к ним. Вылез из зарослей уродливым калекой, заставив даже страшные деревья расступиться, тихим скрипом распахнутых ставней приветствуя незваных гостей. За ним плохо следили и выглядел он неважно – весь в трещинах, накренившийся и с «язвами» по стенам, точно прокаженный.

Когда-то он бы великолепен, и великому волшебнику можно было не стыдиться здесь бывать, но все это теперь в далеком прошлом. Ночной Клан латал свое «наследие», но делал это из рук вон плохо, чтобы только не развалилось.

Несмотря на слова сойки, что проклятья не существует, Пятнистый осознал, что ладонь на рукояти меча вспотела. Не так-то просто справиться со страхом и поверить Шарлотте. Он допускал мысль, что она солгала, лишь бы они пошли вместе с ней.

Дверь была заперта, и сойка, показав им жестом остаться, скрылась за углом. Клот сплюнул:

– Дурное место.

Пятнистый ничего не сказал. Во-первых, был согласен. Во-вторых, не хотел, издавать хоть какие-то звуки. Мало ли… кто или что их услышит.

За дверью раздался шорох, и они не сговариваясь отпрянули в разные стороны, прижались к стене, но это оказалась сойка.

– Жди здесь, – тихо прошептала она Клоту. – Ты. За мной.

Пелл, кляня удачу, шагнул в темный зев коридора и резко схватил ее за плечо.

– Дай мне время, женщина! – Он старался говорить едва слышно. – Я даже рук своих не вижу.

Она зло скрипнула зубами, досадуя на эту помеху, но дождалась, когда его глаза привыкнут к мраку, все это время слушая, что происходит в доме. Однако те, кто сейчас находились в нем, затаились, словно мыши, в нору которых пробралась очень опасная куница.

Наконец перед Пеллом проступили очертания холла и стена справа. Он легко стукнул сойку по плечу, говоря тем самым, что они могут идти. Холл, коридор, несколько больших комнат, совершенно пустых, лестница, кладовки, кухня.

Пусто. Везде пусто. Никаких следов пребывания людей. Никакой мебели. Никаких вещей. Не было ни свечей, ни дров. Пятнистый готов был положить голову на плаху, что печь не топили уже очень давно и никто не разжигал очагов и каминов не только сегодня, хотя в Пубире и наступила зима, пускай она и была всегда довольно теплой для этой части материка.

Наверху, прямо над ними, что-то упало, заставив незваных гостей остановиться, но звук больше не повторился. Сойка направилась к лестнице, и Пелл, потея и подозревая неприятности, нехотя поплелся за ней.

Хоть бы пронесло. Если здесь чудовище, то пусть оно схватит эту дурную бабу, утащит на ту сторону, лишь бы его не заметило.