Глава 7

Как только Кирилл и Сабантуев покинули кабинет, их встретила Алина, всегда уверенная в своей роли проводника по этому сюрреалистическому миру. Она стояла в коридоре, словно уже знала, что мэр собирается показать Кириллу.

– Алина! – радостно воскликнул Сабантуев, раскинув руки, как будто приветствуя родственную душу. – Как раз вовремя. Мы идем в "Зону Свободы". Кириллу обязательно нужно это увидеть.

– Конечно, – ответила Алина таким спокойным голосом, будто поход в "Зону Свободы" был обычной прогулкой. – Это ведь ваша главная гордость, мэр.

Кирилл лишь вздохнул и пошел за ними, чувствуя, как абсурд происходящего достигает новых высот. Они зашли в лифт, и Сабантуев нажал кнопку с надписью "ЗС". Лифт начал спускаться, так медленно, что это напоминало какой-то ритуал.

– Мы специально замедлили лифт, – пояснил Сабантуев с улыбкой, заметив взгляд Кирилла. – Это позволяет посетителям почувствовать, что они оставляют свои повседневные заботы позади.

– Замечательно, – пробормотал Кирилл. – Попробуйте добавить музыку в следующий раз. Может, гимн свободе.

– О, отличная идея! – воскликнул мэр, будто это действительно было блестящее предложение.

Двери лифта открылись, и перед ними предстала "Зона Свободы". Первое, что бросилось Кириллу в глаза, была огромная неоновая вывеска, пульсирующая в такт медленной расслабляющей музыке: "Добро пожаловать в ЗС! Ваши желания – наша миссия!"

– Ну что? – Сабантуев развел руки в стороны. – Впечатляет, не так ли?

Кирилл не ответил, лишь медленно сделал шаг вперед, пытаясь понять, что он видит. Пространство "Зоны Свободы" было огромным – что-то среднее между торговым центром, ночным клубом и цирковой ареной. Люди ходили, смеялись, танцевали, и казалось, что здесь нет никаких правил.

– Начнем с главного, – сказал Сабантуев, указывая на первую зону, над которой висела вывеска: "Караоке Желаний".

Внутри была небольшая сцена с микрофонами, на которой люди пели такие странные песни, что Кирилл невольно остановился, чтобы послушать.

– Это гимн свободы? Что это? – спросил он, когда один из выступающих начал исполнять мелодию, состоящую из повторяющихся слов о сексе.

Кирилл вслушался в текст, его глаза расширились от удивления.

– Свобода – это когда ты трахаешься с кем хочешь в общественном туалете с незнакомцем из кофейни, а потом идешь домой к любимой жене—пел мужчина.

Кирилл посмотрел на Сабантуева с смесью недоумения и ужаса.

– И это одна из главных зон? – спросил он.

– Точно, – ответил Сабантуев с улыбкой и одобрительным кивком. – Здесь каждый может выразить свои желания, как есть, без осуждения. Это, в конце концов, Зона Свободы. Здесь нет правил, только желания.

Кирилл покачал головой в неверии, отворачиваясь от сцены. Он не мог поверить своим глазам и ушам. Это место было дурдомом, искаженным отражением мира, который он знал.

Он почувствовал руку на своем плече и обернулся, чтобы увидеть Алину. Она улыбалась, ее глаза блестели от веселья.

– Ты еще ничего не видел, – сказала она тихо, почти заговорщически. – Пойдем, я покажу тебе остальное.

Они подошли к зоне, называемой Кафе Доверия. Люди сидели за круглыми столиками, глядя друг другу в глаза, а в центре каждого стола стояли лампы, которые меняли цвет.

– Что это? – спросил Кирилл, указывая на один из столиков, за которым мужчины и женщины, казалось, соревновались, кто дольше сможет выдерживать зрительный контакт.

– Это Кафе Доверия, – объяснила Алина. – Здесь люди делятся своими самыми сокровенными секретами, мечтами, страхами. Лампы меняют цвет в зависимости от интенсивности их связи.

Кирилл наблюдал, как пара за соседним столом наклонялась ближе друг к другу, их лица были в нескольких сантиметрах друг от друга. Лампа между ними пульсировала ярко-синим цветом.

– Что означает этот цвет? – тихо спросил Кирилл.

– Синий означает глубокое доверие, – ответила Алина. – Это высший уровень связи. Большинство людей достигают лишь желтого или зеленого.

Кирилл покачал головой, на его лице мелькнула едва заметная улыбка.

– А если они не находят этой связи? – спросил он.

– Тогда проигравший должен исполнить самые темные сексуальные фантазии победителя, – ответила Алина.

Кирилл замер, ошарашенный.

– Это кажется… жестоким.

Алина пожала плечами.

– Все основано на согласии. Они сами выбирают играть, зная правила. К тому же, иногда проигравший получает от этого больше удовольствия, чем победитель.

Кирилл оглядел кафе, наблюдая за парами, напряженно смотрящими друг на друга, и за лампами, пульсирующими разными оттенками. Он почувствовал странную смесь беспокойства и очарования.

– Пойдем, – сказала Алина, взяв Кирилла за руку. – Здесь есть еще много чего посмотреть.

Они прошли мимо "Кафе Доверия" и вошли в слабо освещенный коридор, вдоль которого были двери.

За одной из них Кирилл увидел зал, где несколько человек, обвязанные яркими лентами, лежали на мягких матах и хором повторяли: "Я свободен, я расслаблен". Кирилл замедлил шаг, чтобы разглядеть происходящее, но Сабантуев потянул его дальше.

– Это наше тренинг-занятие "Абсолютное спокойствие", – пояснил он. – Люди могут буквально отдохнуть от собственных мыслей.

– А если кто-то все-таки решит подумать? – усмехнулся Кирилл.

– Это недопустимо! – с мнимой серьезностью ответил мэр. – Мы за полную прозрачность и честность.

Наконец, они пришли в центр "Зоны Свободы" – "Купол Откровенности". Это была гигантская стеклянная сфера, внутри которой сидели люди, окруженные экранами, на которых транслировались их лица и слова.

Кирилл посмотрел на экраны и увидел самых разных людей: молодых и старых, богатых и бедных, красивых и не очень. Но у всех было одно общее: они рассказывали свои жизненные истории, изливали душу, делились переживаниями и мечтами.

– И зачем они это делают? – спросил Кирилл.

– Потому что хотят быть услышанными, – ответила Алина. – Потому что хотят, чтобы их поняли. Потому что хотят почувствовать, что они не одни в своих переживаниях.

Кирилл прислушался к рассказу одной пожилой женщины, сидящей в кресле. Она подробно описывала, как и в какой форме она хотела бы заняться сексом с мэром Сабантуевым.

У Кирилла подкатила тошнота, и он отвернулся от экранов. Казалось, что в этом мире люди утратили саму концепцию интимных границ.

– Разве это не нарушение чьих-то прав? – спросил он, пытаясь подавить подступающий к горлу рвотный спазм.

– Здесь нет секретов, – ответила Алина, ее голос был спокоен и уверен. – Мы верим, что открытость – ключ к истинной свободе. Чтобы быть свободным, нужно сначала освободиться от оков собственных мыслей и страхов.

– Если гражданин хочет заняться со мной сексом, ему это не запрещено, – добавил Сабантуев. – Но, к сожалению, я – один из более чем десяти миллионов граждан нашей столицы Изгарада. Поэтому раз в год мы проводим конкурс, по результатам которого десять изградянок с самым высоким уровнем доверия получают возможность потрахаться со мной. Это великая честь для них и огромная ответственность для меня – доставить им удовольствие.

По коже Кирилла пробежал холод. Он почувствовал волну отвращения и тошноты. Это был не тот мир, который он знал, не та Россия, о которой он писал. Это была искаженная, извращенная пародия на его рассказы и мечты.

– Зачем вы меня сюда привели? Почему я часть этого? – прошептал он, с трудом сдерживая голос.

Сабантуев повернулся к нему, его светлые глаза отражали яркий неоновый свет.

– Потому что ты – наша путеводная звезда, Кирилл. Твои рассказы, твои слова – основа нашего общества. Без тебя этого ничего бы не было.

Кирилл отшатнулся, его глаза расширились от недоверия.

– Но я никогда не хотел, чтобы это произошло. Я никогда не хотел, чтобы люди жили так.

Алина подошла ближе, ее голос был мягким, но твердым.

– Намерения не важны, Кирилл. Важны только результаты. Твои рассказы дали людям надежду, видение новой жизни. Они взяли это видение и сделали его своей реальностью.

Кирилл покачал головой, его мысли метались.

– Это не реальность. Это не Россия, – прошептал он, его руки сжались в кулаки. – Это какой-то кошмар.

Лицо Алины смягчилось, в ее взгляде мелькнуло неожиданное сочувствие.

– Это может казаться тебе таким, Кирилл, но это наш мир. Наша реальность. Ты не можешь просто пожелать, чтобы этого не стало.

– Я найду выход отсюда, – заявил Кирилл, его голос дрожал от решимости. – Я не останусь здесь и не буду смотреть, как люди превращают мои рассказы в… это.

Алина тяжело вздохнула, ее плечи немного опустились.

– Кирилл, послушай меня. Ты не можешь уйти. Этот мир нуждается в тебе. Ты – их надежда, их путеводный свет.

Но ее слова не достигли его. Кирилл сжал челюсти, его глаза горели упрямством.

– Мне все равно, что они хотят или в чем нуждаются. Я не буду частью этого. Я не позволю им использовать мои слова, мои рассказы, чтобы оправдать это… это безумие.

Сабантуев тяжело вздохнул, его лицо стало задумчивым.

– Кирилл, ты не понимаешь. Это прогресс. Это эволюция. Здесь люди свободны выражать себя, жить своей правдой.

– Друзья мои. Скажите, могу ли я погулять по городу без вас? – спросил Кирилл.

– Конечно, – ответила Алина. – Вот, возьми, – она протянула устройство, напоминающее смартфон. – Если понадобится автомобиль, просто нажми кнопку с его изображением, и тебя отвезут, куда скажешь.

Кирилл с недоверием взял устройство и положил в карман.

– Но я должна предупредить, – добавила Алина. – Я не уверена, что ты захочешь увидеть то, что может предложить этот город.

– Я рискну, – ответил Кирилл, пытаясь показать уверенность, но голос его предал.

Сабантуев одобрительно кивнул:

– Очень хорошо, Кирилл. Но помни: что бы ты ни увидел, что бы ни случилось, ты всегда здесь желанный гость. Теперь это твой дом.

Кирилл поблагодарил мэра и вышел из "Зоны Свободы".

Он шел по улицам Изгарда, пытаясь осознать то, что происходило перед его глазами. Это был мир, который он, сам того не желая, создал своими словами, но с каждым шагом он все яснее понимал, что его мечты изувечили, превратив в кошмар. Город жил, гудел, дышал, но это дыхание было тяжелым, затхлым, пропитанным чем-то тревожным.

Его путь начался с центрального проспекта, который вскоре сузился в узкие улочки, словно специально созданные, чтобы давить на сознание. Свет от фонарей тускнел, превращаясь в болезненный желтоватый оттенок, отчего казалось, будто воздух становится гуще. Люди, мелькающие в тенях, больше походили на хищников, чем на жителей. Они не говорили, но их взгляды скользили по Кириллу, как ножи по шелку.