глава третья

В дачный посёлок, где был коттедж Контенко, добирались на автобусе. Стажёр, озябнув, жался к холодному запотевшему окну, постоянно поддергивал поднятый воротник кожаной куртки, дул пухлые губы. Сергею было не холодно. Он задирал стажёра двусмысленными шутками и вопросами, от которых Анисим терялся.

– Ты заставляешь меня краснеть.

– Ты можешь краснеть?

Анисим шутке Сергея не засмеялся. Пришлось пояснить.

– В анекдоте так говорили крокодилу: «Как ты можешь краснеть, если ты зелёный?».

– Он быль зелёный или чёрный?

– Он был зелёный. По жизни. В Гринпис состоял.

– А-а.

– Что, а? Ты же ни черта не понял из моих слов, – Сергей стал заводиться от невосприимчивости стажёра к игре слов в русской речи. – Ты почему на журналиста в России учился?

– Русский литература очень классный.

– Английский литература тоже классный.

– Я не знаю английский язык.

– О-о, впервые вижу африканца, который не знает английского, но знает русский. На родине ты как изъяснялся? У вас там официальный язык – английский.

– Официальный, да, но не все знать официальный язык, все говориль на родной речь.

– Откуда ты знаешь русский язык?

– Папа учился здесь, в Петербурге. Тогда город назывался Ленинград. Знаешь это?

– Ха-ха-ха. Я это знаю – сто процентов. Я это помню. Я восемьдесят процентов прожитой жизни прожил в Ленинграде.

– Ага.

– Анисим, ну какой ты Анисим? Ты – Анус. Это твоё реальное имя – по жизни.

– Зови меня Ан. Меня все звали Ан.

– Почему?

– Аннус – слишком длинно.

– Слушай, Ан, у тебя мама – русская?

– Зачем русская? Такая же, как папа – негр.

– Ты мне нравишься, Ан. Давай обсудим ход предстоящего интервью. Я буду спрашивать поэта, ты – следить, чтобы диктофон работал.

– Можно, я задам некоторый вопрос ему?

– Ты знаешь, кто такой Контенко?

– Нет.

– Что же ты спросишь?

– Спросить я знаю, я журналист.

– Не спрашивай только: голубой ли он?

– Он голубой?

Сергей радостно заржал – Анисим был, как неразумный ребёнок.

– Он убьёт тебя. У него сын – голубой.

– Гей?

– Ну, это ваши зарубежные штучки – гей. По-русски их зовут – гомосек. Ну, а когда мужики выпьют или злятся – п….р, а когда в тюрьме сидят – петух.

– Петух – это куриный самец?

– Анус, не пиши статьи на русском языке!

Коттедж, в глубине огороженного забором леса, не произвёл на Сергея впечатления – жильё середнячка. Старик Контенко уже был в доме и не выказывал беспокойства, из чего следовало, что он ещё не знал о несчастье с сыном.

– Здравствуйте, Иван Анатольевич.

– Проходите, молодые люди. Ага! Агентство Молодая Африка.

– Нет. Мы работаем в одной газета, – заявил Аннус.

– Вопросов нет, но, прошу показать ваши удостоверения. Для порядка.

Сергей протянул Контенко удостоверение сотрудника редакции.

– Мой удостоверения нет. Забыл, – нагло солгал Анисим – у него не могло быть никакого удостоверения.

– Хватит и одного. Да, всё верно. Я говорил по телефону с вашим редактором насчёт интервью. Проходите в гостиную. Что вас интересует? Думаю, моя скандальная поэма. Сейчас о ней много говорят. Ха-ха-ха. Поэма ещё не закончена, а наделала много шума. Скандал, друзья мои, сильнейшая реклама.

Контенко опустился в одно из мягких кресел, призывно обвёл рукой, видимо, таким образом предлагая присаживаться. Сергей и Анисим покорно заняли места на диване. Анисим включил диктофон. Контенко заулыбался, ожидая вопросов.

Сергей поднял глаза к потолку. Как бы быстро свести разговор к сыну поэта. Не хотелось мусолить творческие планы и прочую стихотворную чепуху.

– Скажите мне! – первым прервал тишину Аннус.

– Да, – Контенко изобразил внимание.

– Почему вас зажимают?

– Кто-о?

– Вы говориль о свой новый поэма и сказаль…

– Вы про «Князя Ивана»? Да, вы правы, меня зажимают невежды, те, кто боится исконного народного русского языка. А я пишу стихи народным языком.

– Как Пушкин?

– Вы знаете Пушкина?

– Он был африканец, – засветил белозубую улыбку Аннус.

Контенко рассмеялся. Сергей гневно зыркнул на стажёра и тут же вставил наводящий на главную тему вопрос:

– Может, ваше творчество не находит выхода к аудитории из-за политических игр? Ваш сын…

– А что мой сын?! – напрягся Контенко.

– Ну-у, он скандальная личность. Его дружба с авторитетом Мулатовым…

– Не знаю, из каких источников вы получили информацию о Мулатове. Они были друзьями, далее я в их отношения не лез, что и как, но когда Мулатова убили, Артём очень переживал. Как человек, он не мог оставаться безучастным к смерти друга … А убили Мулатова позавчера, прямо на улице.

Сергей сидел, обалдело глядя перед собой – вот так новость – убили Мулатова, одного из знаменитейших районных бандитов, а Сергей узнаёт об этом только через день, и никто в редакции об этом не обмолвился – не газета, а кусок навоза – такую информацию пропустили… А он-то рассчитывал обработать ответы Контенко и подать в статье покушение на сына поэта, как подкоп под бандита Мулатова. Бандита только вперёд убили.

Тут Сергея обожгла догадка – сын Контенко мог быть случайным свидетелем убийства Мулатова. Вот это тема! Можно крутую статью накатать! Это да! Его статью перепечатают более крупные газеты. Нет, надо сразу, через голову редактора Калашникова, кинуть статью в какую-нибудь супергазету… В ту же «Федеральную» – они любят разоблачительные статьи печатать, а у Сергея в «Федеральной» полно знакомых.

Вихрь мыслей пронесся в голове за доли секунды. Сергей уже открыл рот, чтобы более ласковым вопросом усыпить бдительность поэта, а потом задать ещё один вопрос о сыне, но тут зазвонил телефон.

Все вздрогнули. Контенко и Аннус – от неожиданности, а Сергей от знания – звонили из больницы и сейчас интервью прервётся.

– Извините, – поэт поднялся с кресла, пошёл элегантной походкой в другой конец зала.

Интересно, умер уже его сын в больнице или ещё жив? На стажёра Сергей бросил суровый взгляд (на всякий случай).

– Да… да…

Контенко стоял спиной к журналистам. Сергей не мог видеть выражения лица поэта. Секунды тянулись… Что говорили старику?

– Спасибо. Еду.

Опустив трубку на аппарат, Контенко, не оборачиваясь, вышёл из зала. Сергей, неожиданно для себя, вскочил и побежал за ним и понял почему – он опишет в своей статье первую реакцию известного поэта на столь роковое известие – покушение на сына. Надо было видеть его лицо.

Вылетев в коридор, Сергей наткнулся на крупнотелую глыбу Контенко. Он стоял и смотрел перед собой. Конечно, он был потрясён.

– Иван Анатольевич, что-то стряслось?

Контенко незряче впёр свой взгляд в лицо Сергея.

– Вы знали о моём сыне?

– Ничего, – с готовностью солгал Сергей. – Что с ним?

Контенко расслабился.

– Несчастье. Он в больнице. Автокатастрофа. Ничего конкретного мне не сказали. Но он жив!

– Вы туда?

– Да. Немедленно. Посему, прошу прощения, интервью отменяется.

– Я поеду с вами.

– Зачем?

– Я журналист!

– Молодой человек, надо быть не просто журналистом, нужна ещё элементарная порядочность.

Они оба вернулись в зал. Анисим, подозрительно быстро, отошёл от шкафов с книгами и сувенирными статуэтками.

– Будем говорить дальше? – преувеличенно бодро спросил он, потянувшись к лежащему на диване диктофону.

– Нет. Мы уходим, – сказал Сергей.

От коттеджа Контенко Сергей и Анисим шли молча. Не далеко от автобусной остановки их обогнал «фольксваген» новой модели – Контенко, лично восседая за рулём, помчался в больницу.

Да, сын старика был не просто другом Мулатова. Не спроста кричал пьяный поэт в радиокомитете о другой ориентации сына. На гонорары от поэм такой машины не купишь. Артём Контенко здорово расслаблял Мулатова пассивными ласками, раз раскрутил бандита на такую дорогую иномарку.

А кто был другом Мулатова, так это артист Навоков. Сергей лично знал Навокова и от него знал о дружбе того с Мулатовым. От него же знал и об «отношениях» Артёма Контенко с бандитом.

Следовало ехать к Навокову и переговорить с ним. Как говорится, требовалось ковать железо, пока было горячо.

– Едем!

– Куда? – очнулся от своих дум Аннус.

– Есть один человек, – Сергей нетерпеливо оглядел дорогу – пассажирского транспорта не наблюдалось. Стояло одно такси у продуктового киоска, но на такси не было денег. – Человек есть, и ехать к нему надо прямо сейчас. Только не на чем.

Сергей ощущал в мозгу жгучие позывы – хотелось побыстрее всё узнать и сочно расписать в статье. Он уже представлял её: сначала интервью с отцом Артёма Контенко, авторский комментарий, потом несколько фраз Навокова о Мулатове, опять авторский комментарий, потом ещё чьи-нибудь слова по теме.

– Едем на такси, – сказал стажёр.

– Откуда у тебя деньги?

Аннус, белозубо улыбаясь, вдруг вытащил из кармана брюк согнутые пополам доллары – полусотни и десятки.

– Нашёл.

– Ты поэта обворовал?

– Не хороший шутка.

– Я всегда зло шучу. Едем!

Столковавшись с таксистом об оплате проезда валютой, помчались в город искать Навокова.

глава четвёртая

Навоков был высоким толстяком с выпученными глазами и жалобно сложенными пухлыми губами. Сергей относился к нему с презрительной иронией, но окончательно обидеть не желал – не ему, Сергею Бянко, судить – каждый живёт, как может, и как хочет. Скорее, всё-таки, как может – хотим мы все жить только хорошо, а хорошо не всегда получается. Вот и Навокову, не смотря на природную холеность, стать знаменитым не удавалось. В театре его зажимали, давая мелкие второсортные роли, зато очень часто звали озвучивать мультфильмы – он очень похоже выводил своими пухлыми губами жужжание мух и жуков. Но везде платили мало.

Супруга Навокова, устав терпеть нужду, выгнала актёра, оставшись с дочерью-школьницей, и зарабатывала на хлеб с маслом фасовщицей в супермаркете, в свободное время убирая подъезды. Дочь помогала. Муж же, артист Навоков, не нашёл иного выхода, как переселиться к своей теще. Тёща женщина была добрая и, прожив с ней бок о бок в её однокомнатной квартире месяц, Навоков склонил пожилую даму к плотскому греху. Расточая любимой тёще интимные ласки, Навоков немного расслабился – тёща зятевскую зарплату не требовала, а, наоборот, делила пенсию на двоих. Но иногда Навоков грустил.

Сергей и Анисим как раз застали Навокова в секунду грусти – он стоял в больших наушниках перед микрофоном, готовясь озвучивать очередную мультфильмовскую роль, и грустил. Артист был отделён от коридора, где стояли Сергей и Анисим, прозрачной стеной из плексигласа. На двери студии красовалась табличка: «Не шуметь! Не входить!».

– Внимание! Начали! – откуда-то из пустоты прогремел голос звукорежиссёра.

На экране возник нарисованный компьютерной графикой толстый, похожий на человечка, навозный жук. Жук летел.

Навоков напрягся и зажужжал, шевеля губами:

– Ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж… Ж-ж-ж-ж… Ж-ж-ж.

Жук лихо приземлился перед смешной и маленькой козявкой.

– Стоп! – вскрикнул из темноты звукорежиссёр. – Записано. Спасибо.

Навоков снял наушники и расслабился. Только тут он увидел сквозь стену Сергея и его африканского напарника, и заулыбался. Отирая потное лицо платком, Навоков вышел в коридор.

– Серёжа, здравствуй.

– Здравствуй, Навоков. Жука озвучиваешь?

– Жука.

– Много нажужжал?

– Рублей триста сегодня нажужжал.

– Что-то мало. Ты губами интенсивней шевели. Интенсивней!

– Шутишь всё.

– Какие могут быть шутки. Ну, веди в буфет… Что заскучал? Платить буду я, хоть ты мне и должен пятьдесят рублей.

– Мог бы забыть про пятьдесят рублей.

– Не дождешься. Разговор к тебе есть, а я знаю, что во время приёма пищи, ты говоришь охотнее.

– Это точно.

– Знакомься – это Анисим, мой стажёр.

Навоков благосклонно пожал руку Анисима. Предстоящее угощение настроило артиста на благостный лад, он выпер вперёд большой круглый живот и запустил руки в карманы цветной жилетки.

– Не жадный ты до денег, Серёжа.

– Не жадный, потому такой же нищий, как ты. А у тебя будь деньги, я уверен, ты бы их зажал. Долг ведь мне не вернёшь никогда.

Навоков скромно прихрюкнул.

– Сам это знаешь. Мог уже успокоиться и не вспоминать о долге.

– Нет. Денег не верну, так хоть удовольствие поимею, унижая за эту пятидесятку.

Навоков скромно пожал плечами, мол, как знаешь.

В буфете мульстудии уселись вокруг круглого столика. Тощий высокий буфетчик, он же официант и уборщик со столов (артисты и мультхудожники имели грех живописно свинячить), не спрашивая, принёс тарелку с колбасной нарезкой и хлеб.

– Кофе или спиртное? – спросил он, водрузив в центре столика принесённое.

Сергей кивнул Навокову. Тот жадно сглотнул. Ага, нужда артиста здорово прижала – сголодался по алкоголю. Сергей закатил глаза.

– Понял, – оживился буфетчик. – По двести граммов коньяку каждому.

– Икру дайте, – подал голос Анисим.

– Только красная, – сказал буфетчик.

Навоков убрал с лица благодушие.

– Сдаётся мне, вы при деньгах.

– Не надо намёков, Навоков, в долг не получишь. У тебя плохой кредитный рейтинг. Но, – Сергей мотнул головой Анисиму, тот достал из кармана десятидолларовую бумажку. – Ответишь на вопросы – баксы твои.

– Согласен.

Буфетчик принёс три стопки, графин с коньяком и тарелку бутербродов с красной икрой. Навоков торопливо наполнил стопки коричневой искристой влагой. Выпили.

Пропихнув в рот бутерброд, Навоков, откинувшись на спинку стульчика, проглотил закуску и, достав из кармана жилетки пачку дешёвых сигарет, с удовольствием закурил. Пуская дым, поведал:

– Не люблю, когда на улице бабы курят. Думают, что это красиво, а у меня ассоциации возникают, что это продажные женщины… Ещё не люблю, когда девки наравне с мужиками хлещут.

Сергей снова наполнил стопки.

– Ещё по одной. Для куражу.

Выпили. Навоков, отведя руку с сигаретой, проглотил ещё один бутерброд с икрой.

– Торопишься жить, Навоков, – прокомментировал Сергей. – Ладно, долой лирику. Расскажи, Паша, о Мулатове.

– О Мулатове? Зачем тебе?

– Мулатова убили позавчера. А сегодня покушались на Артёма Контенко. Сына поэта Контенко. Думаю, он уже умер. Артём был гомиком и «дружил» с Мулатовым. Есть мысль – Артёма замочили, потому что он знал, кто «сделал» Мулатова.

– Ты сыщик?

– Я журналист – носитель правды.

– Я не убивал Мулатова.

– Верю. Но ты был его приятелем. Пил с ним на халяву. На рыбалку ездил.

– Что я могу рассказать?

– То, что меня может заинтересовать.

Навоков задумался, докурил сигарету. Потушив в блюдце с остатками бутербродов окурок, сказал медленно:

– У Мулатова был друг – земляк (Мулатов ведь из Лесорецка), они даже вроде из одного двора, учились в одной школе. Маранков…

– Фамилия знакомая.

– Он здесь в Питере йогуртами торговал. Помнишь рекламу – йогурты от Маранкова.