Вот целая толпа разных фигур из школы большого света. Рассмотрите их со вниманием: это особы нынешнего бомонда. По требованию приличий нынешнего образования и по правилам «умения жить», физиономия нынешних светских людей окована неизменяемостью, чувства заморожены, ум засыпан инеем. Они движутся как машины, встречаются, разговаривают, расстаются без всякого соучастия, говорят затверженные фразы, спрашивают не думая вовсе об ответе. Жалкие автоматы, заведенные пружинами нынешнего образования! Говорят ли о смерти родителей или о вчерашнем бале, встречаются ли с любимою особою или с врагом своим, слушают ли жалостное происшествие или забавный анекдот, – их физиономия неизменна. Взаимные вопросы о здоровье, которым никто не интересуется, о погоде, которую всякий сам видит, о новостях, которые уже всем известны, – вот тип почти всех разговоров на Невском проспекте, с некоторыми вариациями, но все на одну и ту же тему!»

Сегодня эта «ярмарка тщеславия», описанная господином Расторгуевым, конечно, никого не удивит. А сформировался этот стиль общения, это жизненное кредо – оказывается, все там же, на Невском проспекте.

Случались тут, конечно, и живые личности, которые всяко высмеивали типичных представителей проспекта. В частности, граф В. А. Соллогуб писал: «Почти каждый день ходили мы с Пушкиным гулять по толкучему рынку, покупали там сайки, потом, возвращаясь по Невскому проспекту, предлагали эти сайки светским разряженным щеголям, которые бегали от нас с ужасом».

Но подобных затейников было не много.

Здесь же, на Невском потешал народ один из первых русских эксгибиционистов. Михаил Пыляев так описывал его: «Очень долгое время в Петербурге был грозой и страхом женщин полупомешанный моряк, ходивший по Невскому и Летнему саду в одежде прародителей, будучи завернут только в модный тогда плащ à la Quiroga. Этот плащ был необъятной ширины, им можно было обернуться три раза. Видоизменение такого плаща под названием „альмавивы“ было любимым одеянием наших художников и актеров. Моряк воображал, что он по сложению Аполлон Бельведерский, и сковывать свои классические формы пошлыми модными одеяниями не считал нужным. И когда он встречал достойных, по его мнению, ценителей и ценительниц красоты, то тотчас распахивал плащ и являлся их глазам в виде античного изваяния. Такую прогулку он раз проделал в саду Виндзорского замка, когда там проезжала королева Виктория, за что получил вместе с отставкой чуть ли не европейскую известность».

В то время эксгибиционизм был не то, чтоб не изучен – о нем вообще никто не слыхивал.

* * *

Критично настроенный маркиз де Кюстин отзывался о Невском в резких словах: «Главная улица Петербурга называется Невским проспектом и заслуживает несколько более подробного описания. Эта красивая улица служит местом прогулок и встреч всех бездельников города. Таких, правда, не слишком много, ибо здесь не ходят ради самого процесса гуляния. Каждый шаг имеет свою цель, независимую от удовольствия. Передать приказание, спешить к своему начальнику, засвидетельствовать нужному лицу почтение – вот что приводит в движение население Петербурга и империи.

Этот именуемый проспектом бульвар вымощен ужасающими булыжниками неправильной формы. Но здесь, как и на некоторых других главных улицах, в булыжной мостовой проложены деревянные дороги – нечто вроде паркета из восьмиугольных или кубических сосновых брусков.

Две такие полосы торцов, шириной от двух до трех футов, разделенные булыжной мостовой, по которой бежит коренник, проложены с каждой стороны улицы. От домов их отделяют широкие тротуары, выложенные плитняком, на отдаленных улицах сохранились еще жалкие деревянные панели. Этот величественный проспект доходит, постепенно становясь все безлюднее, некрасивее и печальнее, до самых границ города и мало-помалу теряется в волнах азиатского варварства, со всех сторон заливающих Петербург, ибо самые пышные его улицы сходят на нет в пустыне. Великолепный город, созданный Петром Великим, украшенный Екатериной II и вытянутый по ранжиру прочими монархами на кочковатом, почти ежегодно затопляемом болоте, окружен ужасающей неразберихой лачуг и хибарок, бесформенной гурьбой домишек неизвестного назначения, безымянными пустырями, заваленными всевозможными отбросами – омерзительным мусором, накопившимся за сто лет жизни беспорядочного и грязного от природы населения».

И среди всего этого, на французский вкус, жалкого великолепия запросто прогуливался император Николай I. Встреча с царем ни в коей мере не считалась редкостью. При этом разговоры были самые разнообразные. Однажды, например, царь шел по Невскому и углядел в толпе неряшливого пьяного студента. Шел он нетвердым шагом, шляпа на затылок, шинель не застегнута, да и руки в рукава не вдеты. Строгий самодержец решил этого студента отчитать.

– На кого ты похож? – начал он с самым своим суровым выражением лица.

– На маменьку! – сказал студент и улыбнулся во весь рот.

В России такая находчивость традиционно приветствовалась.

* * *

В том же 1839 году, когда по Невскому гулял брюзгливый господин Кюстин, здесь поменяли освещение. С этого момента Невский проспект освещался газом – по тому времени весьма передовая технология.

В 1843 году в Демидовской гостинице, располагавшейся здесь же, на Невском, Иван Тургенев познакомился с Полиной Виардо. Его представили весьма своеобразно: «русский помещик, славный охотник, интересный собеседник и плохой поэт». Что ж, в этом был резон – прославился Иван Сергеевич в первую очередь своими прозаическими сочинениями, а не стихотворными. Начался роман, который на протяжении десятилетий давал российской богеме пищу для самых пикантных пересудов.

В 1844 году здесь, на Невском впервые в России появился асфальт. Правда, не на всем проспекте, а всего-навсего на Полицейском мосту, перекинутом через отнюдь не широкую Мойку. Да и технология была совсем другая – асфальт не заливали прямо на дорогу, а выкладывали в виде кубиков, заранее отлитых на заводе. Однако же и это был прогресс. Газеты восхищались: «Асфальт, вылитый в кубическую форму, выдерживает самую жесткую пробу, потому что едва ли где бывает более езды, как на Полицейском мосту».

В 1846 году было окончено строительство Пассажа – магазина модного, не в пример старому посконному Гостиному двору.

* * *

Вторая половина девятнадцатого века – новый всплеск прогресса. Уже в 1847 году в городе появляются маршрутные омнибусы – огромные кареты. Естественно, первый маршрут проложен именно по Невскому проспекту. В переводе с латыни «омнибус» означает «для всех». И вправду, проезд стоит 10 копеек, новый вид транспорта доступен самым широчайшим слоям населения, и вечно переполненный вид транспорта приобретает новый, исконно петербургский термин: «обнимусь». Адвокат А. Кони так описывал этот технический шедевр: «На Невском нет ни трамваев, ни конно-железной дороги, а двигаются грузные, пузатые кареты, огромного размера со входной дверцей сзади, у которой стоит, а иногда и сидит кондуктор. Это омнибусы, содержимые много лет купцом Синебрюховым… Неуклюжие и громоздкие, запряженные чахлыми лошадьми, они вмещают в себя до двадцати пассажиров и движутся медленно, часто останавливаясь для приема и выпуска таковых».

Но все равно – это было событие.

А в 1851 году – пущен в эксплуатацию Николаевский (ныне – Московский) вокзал.

Невским проспектом вновь любуются, и никому не хочется его критиковать, и даже профессиональный критик Н. А. Добролюбов пишет в 1853 году: «Если погода так хороша, Петербург Вам так незнаком, что Вы непременно хотите идти пешком – Вы не раскаетесь. Советую всегда начинать от Лавры… Вскоре начинается Невский проспект, и Вы очутились на ярмарке: на трехсаженных тротуарах здешних постоянно такая же толкотня, как у нас (то бишь в Нижнем Новгороде. – АМ) на ярмарочном месте. Но, вообразите, здесь менее душно: менее пахнет городом, чем в Москве, или даже у нас».

А в 1858 году в Санкт-Петербурге побывал писатель Теофиль Готье. Не обошлось, конечно же, без посещения Невского проспекта. Готье был очарован: «На этой фешенебельной торговой улице чередуются дворцы и магазины. Нигде, может быть, только в Берне, вывеска не выглядит так восхитительно, как здесь. И до такой степени, что этот вид декоративного украшения улиц и домов нужно было бы отнести к разряду ордеров современной архитектуры, прибавить его к пяти ордерам Виньолы. Золотые буквы выводят свой рисунок на голубом фоне, выписываются на стеклах витрин, повторяются на каждой двери, не пропускают углов улиц, круглятся по аркам, тянутся вдоль карнизов, используют выступы подъездов, спускаются по лестницам подвалов, изыскивают все способы привлечь внимание прохожих. Возможно, вы не знаете русского языка, и форма этих букв, кроме орнаментального своего выражения, не имеет для вас никакого смысла? Но вот рядом вы видите перевод этих надписей на французский и немецкий языки. Вы еще не поняли? Тогда услужливая вывеска, прощая вам незнание этих трех языков, даже предполагая и тот случай, что вы вообще неграмотны, очень наглядно изображает те предметы, которые продаются в магазине. Вылепленные или нарисованные виноградные гроздья указывают винный магазин, далее ветчина, колбасы, говяжьи языки, банки с икрой вас извещают о том, что здесь помещается продуктовая лавка. Самые примитивные рисунки, башмаки, галоши, сообщают не умеющим говорить ногам: „Войдите сюда, и вас обуют“. Нарисованные крест-накрест перчатки говорят на языке, понятном для всех. Встречаются также изображения женских накидок, платьев, над которыми нарисованы шляпы или чепчики. Художник посчитал излишним пририсовывать к ним лица. Пианино приглашает вас испробовать их клавиши. Все это интересно фланирующему путешественнику и обладает особым колоритом».

Кстати, тот же литератор обратил внимание еще на одну редкую особенность проспекта: «На Невском проспекте идеи религиозной терпимости прямо-таки претворены в жизнь, и самым либеральным образом. Буквально нет ни одного вероисповедания, какое не имело бы своей обители, своего храма на этой широкой улице. Налево, в том же направлении, в каком я шел до сих пор – голландская церковь, лютеранский храм святого Петра, католическая церковь святой Екатерины, армянская церковь, не считая в прилегающих улицах финской часовни и храмов других направлений Реформации. Направо – русский Казанский собор, другая православная церковь и часовня старинного культа староверов или раскольников. Все эти божьи обители стоят в одном ряду с жилищами людей, за исключением Казанского собора, который прерывает общую линию и изящным полукругом, напоминая восхитительную колоннаду собора Святого апостола Петра в Риме, выходит на обширную площадь. Фасады соборов лишь незначительно отступают назад из общей линии домов. Они, не таясь, предлагают себя вниманию и религиозному усердию прохожих; узнать их можно по особому свойственному им архитектурному стилю. У каждой церкви есть дарованные царями большие участки богатой городской застройки, где дома или участки сдаются в аренду».