На чужбине

Скрипнули шасси самолета. Аэробус 320 совершил мягкую посадку в «Хитрово». Был конец октября. Солнце весело светило в иллюминаторы. На улице было сухо и тепло.

– Ну вот мы и в Лондоне, – сказал Вадим Петров своему соседу Игорю Захарцеву. Оба они были управленцами среднего звена одной большой международной корпорации. Но Вадим работал в Лондоне, а Игорь – в Московском офисе. По работе им приходилось часто соприкасаться друг с другом.

Вадиму на вид было лет сорок пять. Он был широк в плечах, с солидным животом, приземист. Красноватый цвет лица выдавал в нем гипертоника. У него были пухлые губы, мясистый нос и черные с легкой проседью кучерявые волосы. Буйная растительность на его лице порой принуждала его бриться дважды в день. Из-под нависших густых бровей черные глаза его буравили окружающий мир. Все это придавало ему отдаленную схожесть с цыганом.

Игорь был еще молодым человеком лет тридцати, небольшого роста и субтильного телосложения. Несмотря на свой возраст, он в последние годы здорово продвинулся по служебной лестнице в корпорации, и теперь перед ним открывались хорошие перспективы. У него было беззаботное выражение лица, свойственное молодым и уверенным в себе людям, которым кажется, что им все по плечу и что карьерный рост их никогда не закончится.

Они направлялись к пункту паспортного контроля.

– Сколько раз прилетаю в Лондон, почти всегда светит солнце, – сказал Игорь, глядя в окно аэропорта, – и почему только Англию называют «Туманный Альбион»? В сравнении с Москвой, где количество осадков неизмеримо больше, здесь просто…

– А кто, собственно, говорит про Москву, мой дорогой? – перебил его Вадим, похлопывая по плечу. – Европейцы сравнивают ведь с континентом – с западной Европой, то есть. Да, в Париже, в Испании действительно гораздо больше солнечных дней, чем в Лондоне.

Игорь промолчал. Ему не нравился покровительственный тон его товарища, старшинство которого он не признавал. Будто бы он сам не знает, как там в Париже с Испанией. Как же! Бывали и не раз.

Вскоре они вышли из здания аэропорта, и Вадим, остановившись на секунду, прикрыл глаза, немного поднял подбородок и потянул носом воздух.

– Лондон! – сказал он умиротворенно. – Все родное.

– Родное? – переспросил Игорь.

– Как-никак, десять лет мы уже здесь, – пояснил он тоном человека, долго стремившегося к чему-то и, наконец, достигшего цели своей жизни. – Наш дом здесь, друзья, знакомые.

Игорь промолчал.

– Ты сейчас куда? – спросил Вадим.

– В гостиницу.

– Поедем к нам на «Хай Гейт», покажу тебе, как мы живем, выпьем по стаканчику шотландского виски.

Вадим не питал дружеских чувств к Игорю. Кое в чем он его даже раздражал. В частности, Вадим не мог привыкнуть, что тот обращается к нему «на ты», да и вообще не прислушивается к его рекомендациям. Из-за этого у них частенько возникали трения по рабочим вопросам. И сейчас Вадиму захотелось показать этому выскочке, как живут достойные люди в Лондоне.

– А где это? – простодушно осведомился Игорь.

– Это на севере Лондона. А ты где остановился? – ответил Вадим и отметил про себя: «Вот деревенщина-то, «Хай Гейта» не знает».

– В гостинице, на пересечении Оксфорд и Риджент стрит. Я в центре люблю.

– Ну минут за тридцать обратно на такси точно доберешься.

– Далековато будет от центра, ну да ладно, поедем, раз приглашаешь, – Игорь посмотрел на часы: было около двух часов дня, спешить ему было некуда. Вечер у него все равно был свободен.

Они взяли Лондонский кэб и скоро уже катили по направлению к городу.

– Да, теперь у нас все по-английски, даже перешли на английские праздники, я уж не говорю про друзей, – сказал Вадим, с умилением взирая на пригороды Лондона.

– Я слышал, что в Европе, а в Англии тем более, ассимилироваться довольно сложно, особенно в первом поколении, – заметил Игорь.

– Все это очень и очень индивидуально, мой друг, – с ухмылкой пояснил Вадим. – Впрочем, как и во всем в жизни. Тут, знаешь ли, у всех по-разному получается. Сегодня вечером, например, к нам приходит Джон Фицпатрик с женой. Знаешь такого? – Вадим выдержал небольшую паузу. – Так вот, мы давно дружим семьями.

Игорь, конечно же, знал Фицпатрика. Им не раз вместе приходилось работать над контрактами. Сейчас он припомнил, как год назад они зашли в обеденное время перекусить в ресторан в лондонском Сити и разговорились на разные темы, не относящиеся к работе.

– Как тебе г-н Петров? – поинтересовался у Игоря Джон, зная, что они не очень ладили.

– Трудновато с ним иногда бывает. Туговат он немного, – осторожно признался Игорь.

– Да, это есть, – отвечал Джон.

– С одной стороны, он суровый такой: напугать, если в темном переулке встретишь, может, с другой – немного смешной. Сейчас он пообтесался немного, конечно, а раньше… – продолжал Джон. – Я помню его, когда он только пришел к нам в офис лет десять назад. Он тогда носил кожаный пиджак на работу. Каждый, конечно, может носить то, что хочет, но существует все-таки корпоративный стиль. А, принимая во внимание его габариты, уж больно он тогда смахивал на вышибалу из ночного клуба. Забавное было зрелище. Но что интересно, пиджак-то он сменил, а в целом мало изменился.

И вот теперь выяснялось, что они, оказывается, дружат семьями? «Ну и лиса же этот Фицпатрик», – думал Игорь, слушая Вадима.

– Сын мой в прошлом году окончил Лондонскую Школу Бизнеса. Его взяли на работу в Леман Бразерс. Сам понимаешь… – Вадим снова многозначительно замолчал, а потом продолжил. – Недавно он и его девушка Мэри Карс объявили о помолвке. Она из Шотландии. Ее родители – преподаватели в университете. Хорошая семья. Рождество будем справлять уже вшестером у нас. Короче, все у нас с Наташкой – так звали его жену – теперь по-английски.

За разговором час дороги пролетел незаметно, и вот они уже подъехали к месту проживания Петровых. Это был небольшой дом, с двух сторон примыкавший к соседним строениям. Перед входной дверью расположился маленький участок земли, огороженный невысокой металлической изгородью.

– Это наш садик, Наташа этим занимается, – с гордостью сказал Вадим, любовно глядя на аккуратно подстриженные растения.

– А где же машины паркуете?

– На улице перед домом. Ты…

– А подземного гаража нет, что ли? – перебил его Игорь.

– Здесь это не принято. Да и не нужен он. Ни холодов российских, ни снега тут практически не бывает. Но ты заходи, заходи в дом, не стесняйся, – и Вадим покровительственно похлопал Игоря по спине.

Они оказались в уютном, со вкусом обставленном помещении, ничто в котором не выдавало русское происхождение его хозяев. Даже книги были только на английском языке. В обширной кинотеке Игорь не заметил ни одного фильма на русском. Так, видимо, им было проще ассимилироваться. Несмотря на то, что Вадим хорошо говорил по-английски, до совершенства ему было еще далеко. Особенно плохо обстояло дело со славянским акцентом. Этот акцент был постоянной болью Вадима. А как он ненавидел вопрос «откуда Вы?», который время от времени ему задавали в самых неподходящих местах. Тем более что спрашивающий чаще всего сам легко мог определить его славянские корни. А Вадиму так хотелось раствориться в этой массе островитян!

– Сколько здесь квадратных метров? – простовато спросил Игорь, пытаясь определить стоимость помещения.

– Не знаю точно. Здесь так не принято мерить.

– А как же цена определяется?

Вадим недовольно поморщился. Он стремился сюда столько лет! А этот выскочка сразу все пытается перевести в квадратные метры и деньги. Ты сначала попади сюда!

– Месторасположением и количеством спален. У нас район сам понимаешь… – ответил он и самодовольно ухмыльнулся. – Там наверху две спальни и кабинет. На первом этаже, как видишь, студия. Может быть, не очень много…, но это же в Лондоне! Сам понимаешь… – пояснил хозяин, думая: «Тебе-то до этого, как до луны».

– Метров сто двадцать будет, – завершил свой незамысловатый подсчет Игорь. Тут же перемножил на приблизительную стоимость за метр квадратный и решил, что запросто смог бы позволить себе такую покупку уже через год-два, в кредит, конечно же.

– У вас и ипотека висит? – бесцеремонно поинтересовался Игорь.

– Есть такое дело. Что будешь пить?

– Давай виски.

– Есть хороший молт.

– А «Блэк Лэйбл» есть?

– Этого не держим, извини. Здесь как-то приняты односолодовые сорта.

– Тогда давай молт, – безразлично согласился Игорь.

– Надо вырабатывать правильный вкус. На вот, попробуй, – сказал Вадим, протягивая стаканчик желтой жидкости.

Они сидели в креслах. Вадим любовно оглядывал убранство своего дома. Потом он спросил у Игоря:

– Сам-то не собираешься?

– Что не собираюсь? – не понял вопроса Игорь.

– Ну, это… – Вадим ухмыльнулся, как чему-то само собой разумеющемуся, но, видя непроходимое непонимание собеседника, добавил:

– Здесь попробовать зацепиться?

– А, это. Да нет, как-то не думал, – ответил Игорь.

– Смотри, пока молодой. Потом сложнее будет, – продолжил свою мысль Вадим, а сам с досадой подумал: «Инфантильное какое-то поколение нынче в России пошло. Им только что в рот не подают, а они отказываются. В наше время-то как попотеть надо было, чтобы сюда попасть!» Он вспомнил себя: сколько усилий ему пришлось приложить, чтобы обосноваться в Лондоне. Вадим перевел взгляд на гостя: «А он – не думал! А думать-то надо – потом поздно будет. Ему бы сейчас использовать возможность, попросить меня – может, я бы чем и помог. Да бог с ним, не понимает – и не надо. А когда поймет, поздно уже будет».

Они посидели еще немного, поговорили на рабочие темы, и Игорь отправился к себе в гостиницу, а Вадим прилег вздремнуть с дороги. Но сон не шел к нему.

«И зачем я пригласил этого выскочку домой? – в раздражении, ворочаясь, думал Вадим, – все равно он ничего не понял!»

Вскоре вернулась с работы его жена, Наташа.

– Привет, Вадик. Я соскучилась!

– Я тоже.

Они чмокнули друг друга в щеки.

– Как прошла командировка в Москву?

– Расскажу тебе в ресторане.

– В ресторане?

– Да, я заказал столик в «Бентли».

– В «Бентли»! Какая прелесть! А не слишком ли это расточительно для нас? Что мы отмечаем?

– А ты забыла?

– Что же?

– Наше десятилетие переезда в Лондон.

– А! И правда! А я и забыла! Дай мне десять минут.

Через час они сидели в ресторане.

– Как быстро летит время! Десять лет! – вздохнул Вадим.

– Да, верно. Ну, расскажи, как Москва, – спросила Наташа.

– А что Москва? Та же грязь, холодные дожди, того и гляди снег пойдет, а за ним слякоть. Все как обычно.

– Ненавижу слякоть, – пробурчала Наташа.

– Кому уж такое понравится! Но ладно бы только это, – продолжал Вадим, – как и раньше: одно хамство везде. Хамство на улицах, хамство в метро, хамство на дорогах.

– Что меня всегда удручало, и почему я так всегда стремилась уехать оттуда, так это именно бесконечное хамство и полная беспардонность. Тебя могут обматерить на улице, и всем это будет до лампочки, даже если рядом стоит милиционер, – поддержала Наташа мужа.

– А откуда там другому взяться? – говорил Вадим. – Все происходит от главного: от отношения к ценности жизни. Если сама жизнь ничего не стоит, – а в России она всегда не дороже трех копеек ценилась – то о каких правах человека, о каком достоинстве можно говорить? Милиционер – он такой же член общества. Если он с детства к унижениям и побоям приучен, то для него оскорбления – это норма жизни. Как же он другим может запрещать то, что для него нормой является? Тут уж ничего не поделаешь! – развел руками Вадим. – Демократические традиции, прежде всего, в быту надо культивировать, а для этого и нескольких десятилетий не хватит. Века должны пройти.

– Это ты уж преувеличиваешь, Вадик…

– Никакого преувеличения. Я много раз задумывался, откуда вся эта суетливость и бытовая жестокость берется. Пришел ли ты в метро: вперед тебя норовят пролезть, зашел ли ты в магазин: никто тебе дверь не придержит, а то еще дверью тебе же по роже хлопнут. На дорогах – то же самое происходит, за право проехать первым люди готовы жизнь положить, – пистолеты, биты с собой возят – как будто если он вперед тебя проедет, то сразу в рай от того попадет. А потом ведь беззаконие и безнаказанность полная и на всех уровнях царит – что в быту, что на самом верху.

– Слава богу, что мы здесь. Помнишь, как мы еще студентами Университета мечтали вырваться из теплых, пусть и престижных, московских квартирок наших родителей и уехать за границу из этого совка. И вот мы обосновались в Лондоне, имеем свой дом. Давай выпьем за исполнение наших желаний, – сказала Наташа и подняла бокал «Пти Шабли».

Они сделали по глоточку.

– Скажи, как у тебя дела на работе? – сменила тему Наташа.

– Довольно напряженно, – мрачновато заметил Вадим, – сейчас сокращения большие идут. Не ровен час – можно под них попасть, как пять лет назад, помнишь? А в моем возрасте – он был старше Наташи на четыре года – работу искать непросто. Если что, на тебя вся надежда.

– На мою зарплату прожить трудно, сам знаешь, – заметила Наташа.

– Кстати, мне в Москве работу предлагали. Довольно перспективную, и по деньгам совсем не плохо.

– Вадик? – с тревогой спросила жена. – А ты что?

– Не волнуйся, я отказался, конечно. Опять в этот совок погружаться у меня нет никакого желания. Ничего, ничего, что-нибудь здесь придумаем, – заговорил Вадим, – главное кредит погасить за дом, нам еще годик остался, а там, глядишь, и полегче станет. Лет пять протянуть, а там и «ранний уход на пенсию» оформить можно. Дом в Лондоне продать, самим на побережье перебраться. Все так делают.

Потом, не забывай, у нас на черный день есть кое-какая недвижимость: домик в Варне, в Москве сталинская двушка. Нет, люди мы, конечно, небедные, что там говорить. К тому же парнишка наш не подкачал, теперь уже сам зарабатывает. Прорвемся как-нибудь. Между прочим, я на субботу пригласил Фитцпатрика, – в свою очередь сменил тему Вадим, – а в воскресенье мы идем на мюзикл «АББА».

– Ну и хорошо. Они, все-таки, очень приятные люди, эти Фитцпатрики.

Петровы вышли из ресторана. Был сухой приятный осенний вечер.

– Давай прогуляемся немного?

– Давай, – согласилась Наташа.

Они прошлись по Пикадилли, а потом свернули в тихие улицы «Мэй Фэа», где все дышит спокойствием и благородным достатком.

– За стенами этих домов не принято говорить о деньгах, – с некоторым благоговением сказал Вадим.

Тут, в довершение нарисованной его воображением картины благополучия этих мест, перед ними плавно остановился Роллс-ройс. Из него вышел усталого вида человек лет пятидесяти, портье беззвучно отворил ему дверь, ведущую в мраморную прихожую. Благородного вида господин молча кивнул портье и проследовал внутрь здания.

– Благородная седина, благородный профиль, благородная осанка, – глядя на него, подумал Вадим, – почему мне не дано было родиться им, в правильной семье, в правильном месте, в правильной стране?

Между тем, фотографии прошедшего перед ними человека Петров много раз видел в газетах и, безусловно, знал его имя из прессы. Просто он не смог разглядеть его как следует в темноте. Звали благородного господина Михаил Черногриев. Родился он шестьдесят пять лет назад в маленьком, никому не известном ингушском селе. И тогда его звали Мухаммед. Много позже он для простоты стал называть себя Михаилом. Отец его был пастухом, а мать дояркой. В семье было пятеро детей, он был четвертым по счету. Михаилу не исполнилось и года, когда он осиротел – отца убили на фронте Второй мировой войны. Семья и до этого, мягко говоря, не была зажиточной, а уж со смертью отца им стало совсем туго. Старшие братья всегда помогали матери и младшим, благодаря чему у Михаила появилась возможность поехать к тетке в Грозный учиться в школе. С тех далеких лет, как он оставил свой аул, все вопросы, возникающие в его жизни, Михаил решал только сам. Долгое время судьба была к нему настолько благосклонна, что порой у Михаила возникало стойкое чувство, будто кто-то ведет его за руку по жизни, наставляя на правильный путь, удерживая от неверных шагов. Так, не в пример многим одноклассникам, после окончания школы Михаил отправился в Москву поступать в институт. Ему говорили, что он зря теряет время, но он, веря в свою судьбу, поступал по-своему, и случилось чудо, его приняли в «Киросинку». Михаила всегда тянуло к нефти, и вот он уже учился, как ее добывать. По окончании института он долгие годы занимался нефтеразведкой, объехал всю Сибирь, побывал на Саматлоре. Потом, почуяв новые веяния перемен, в конце восьмидесятых он вернулся в Москву и организовал один из первых кооперативов по продаже компьютеров. Потом основал частный банк. Удачно пережил несколько покушений. Банк и торговая компания разрослись в финансово-промышленный холдинг. В самом начале строительного бума, он своевременно занялся строительством. Потом вторгся в нефтяной бизнес. Он стал хозяином «заводов, газет, пароходов», с ним стали советоваться в правительстве Российской Федерации. Он вошел в почетные списки журнала «Форбс», где занимал далеко не последние строчки по размеру своего богатства. Он стал уважаемым человеком. И когда ему начало казаться, что положение его стало незыблемым, что он может практически все, начались неприятности. А главные неприятности у обеспеченных людей в России происходят из-за раздора с властями. Он попал в опалу. Поначалу Черногриеву казалось, что с ним происходит что-то странное, нелепое, что все это просто недоразумение, которое вот-вот должно закончиться, как уже не раз бывало, когда над его головой сгущались тучи. Но день ото дня претензий к нему становилось все больше. А суммы выявленных налоговых неуплат достигли астрономических масштабов. И вот его менеджеров начали вызывать в прокуратуру, а одного из них даже задержали. Потом и ему самому прислали повестку явиться на Петровку 38. Выбора у него не было, надо было уносить ноги. Тогда вместо запланированного посещения Петровки, Черногриев отправился во Внуково 3, где его личный самолет всегда стоял под парами. Так он стал опальным олигархом.