Смерть под капельницей

В этот момент мимо окон кто-то пронесся, стуча каблучками. Несколько секунд спустя в коридоре раздался крик старосты:

– Левчик Матарас умер! Лежит под капельницей… без пульса! Господи!.. Помогите, кто-нибудь, кто живой есть! Убили Левчика!

Элла в один миг вскочила, потом зашаталась и была вынуждена сесть. Петр поддержал ее, уложил головой на подушку:

– Я сейчас схожу, все узнаю. Ты будь здесь, – как можно спокойней произнес он, похлопав супругу по плечу. – Никуда не уходи. Я приду, все расскажу.

– Фролов, я боюсь. – Она панически схватила его за рукав. – Кошмар еще только начинается, еще все впереди.

Когда он выходил из каюты, в голове стучало: «Не зря у тебя было предчувствие, не зря адреналин зашкаливал. Вот и первая ласточка! Теплоход в тумане, помощи ждать неоткуда. И как-то во всем этом Элка замешана. Черт!»

У каюты Матараса стоял Серж Гамаюн и нервно чесал затылок. Дверь была приоткрыта, в проеме виднелась капельница, подвешенная к верхней полке, и ноги психотерапевта.

– Думаю, не нужно туда проходить, – срывающимся голосом сообщил гинеколог. – Не волнуйся, пульса на сонных нет, дыхания тоже, зрачки широкие. Сейчас придет Жора, староста обещала его разбудить. Он пусть окончательно все точки над «i» расставит. И о трупных пятнах, и о прочих признаках…

– Капельницу ему кто поставил? – деловито поинтересовался Петр. – Что в капельнице?

– Я поставил, солевой раствор с витаминами группы «В». Парень хватанул лишнего, надо было как-то восстанавливаться к завтраку… У него, вообще, с алкоголем были проблемы. Раньше такое случалось, он рассказывал. Сейчас это уже не секрет.

– Системы одноразовые, раствор – это все с собой у него было?

– Не знаю, с собой, или он в медпункте позаимствовал, но, когда он меня позвал ночью, капельница была уже приготовлена. Мне оставалось только вколоться в вену и отрегулировать скорость.

– И ты не поинтересовался, откуда у него все это?

– Он был пьян, поторапливал, а мне хотелось, если честно, поскорей разделаться с этим и идти спать. Глаза слипались. Времени было уже часа три.

– А почему входить нельзя?

– Натопчем, отпечатков наоставляем. Ни к чему это. Думаю, когда туман рассеется, к теплоходу направят полицейский катер с криминалистами. Каюту начнут изучать вдоль и поперек.

– Это ты все сам решил? – со злой иронией заметил Петр. – Ни с кем не посоветовавшись?

– Ах да, я совсем забыл, – Серж легонько ударил себя по лбу, – Эркюль Пуаро у нас ты… Тогда, конечно, можешь войти, продемонстрируй чудеса дедукции. А что, все развивается по законам жанра. Туман как нельзя кстати, мы отрезаны от внешнего мира…

– Как давно ты его обнаружил… в таком состоянии?

– Обнаружил не я, – неуверенно уточнил Серж. – Аленка обнаружила, она и разбудила всех. Крик подняла. Я уже потом прибежал, это было где-то около семи… Может, без четверти семь.

Петр прошел в каюту, стараясь не приближаться к трупу бывшего однокурсника. Его внимание привлекла одноразовая система для капельного введения растворов.

– Кубиков сто прокапало, потом кто-то остановил капельницу, – размышляя вслух, он осторожно попытался повернуть руку с иглой в вене. – И что-то ввел в резинку струйно. Это очевидно. Неужели яд?

– Яд? – переспросил застывший в дверях гинеколог. – Хотя… Почему бы и нет? У меня такое чувство, что на этом теплоходе любая абсурдная мысль может стать вполне реальной. Значит, ввели яд.

Петр продолжал осматривать спартанскую обстановку каюты Матараса и ловил себя на мысли, что не представляет, как интерпретировать увиденное.

«Пора всем доказать, какой ты Пуаро, Фролов! А ты растерялся. Будучи студентом, зачитывался детективами. На лекциях всегда под конспектом прятал томик Буало-Нарсежака, сорил тут и там цитатами из Сименона. Наконец, тебе представилась блестящая возможность проявить свои недюжинные дедуктивные способности. И что?»

В романах получалось все складно: из одного вытекало другое, к нему добавлялось третье – картинка постепенно складывалась, словно мозаика. Сыщик тянул за нитку и вытягивал все преступление.

То, что видел сейчас Петр, было жутким, липким, ни на что не похожим кошмаром. Только не на улице Вязов, а в каюте, где он находился. Восковое лицо Матараса, его остекленевший взгляд был устремлен в потолок, на лице застыла гримаса, словно перед самой смертью кто-то вырывал у бедняги одну за другой все внутренности. Словно он что-то пытался прохрипеть, но… голосовой аппарат ему не подчинялся.

Не сразу Петр догадался закрыть покойнику глаза.

Следовало как-то абстрагироваться от того, что перед тобой твой однокурсник, еще каких-то десять часов назад рассказывавший за праздничным столом случаи из практики. Но этого как раз и не получалось. Перед глазами плавала щекастая физиономия Матараса, слегка надменный взгляд, в ушах застряли его речи про необходимость каждому иметь своего психотерапевта. Как это все выключить или хотя бы убавить звук, Петр не представлял.

Казалось, коллега прилег ненадолго вздремнуть, сейчас проснется, и никто даже не вспомнит об этом утреннем кошмаре…

В голове внезапно всплыло: обыскать карманы, забрать сотовый, проверить последние звонки, смс и т. д. На трупе оказались только трусы, поэтому Петр принялся искать одежду убитого. Куртка, пиджак и брюки Матараса оказались в шкафу, в карманах ничего не было.

Словно кто-то специально пошарил перед этим и забрал все, что может представлять интерес для Петра. Забрал – и за борт. Не хранить же у себя!

Каюта была двухъярусной, спальные места находились одно над другим. К верхней полке крепился пакет капельницы, в котором оставалась примерно половина содержимого.

Петр начал ощупывать непосредственно локтевую ямку, куда была вколота игла, и вскоре обнаружил, что игла не в вене. Понятно, что вены у трупа всегда находятся в спавшемся состоянии, но тут игла свободно ходила под кожей…

Что бы это значило? Судорога? Перед тем как испустить дух, Матарас непроизвольно дернулся. Возможно, даже несколько раз.

Прежде чем покинуть каюту, Петр еще раз приподнял труп и сдвинул подушку, на которой тот лежал.

Он стоял посреди каюты, оглядывая ее скудную обстановку, и не мог собрать мысли воедино.

Когда дальше находиться рядом с мертвым коллегой стало невыносимо, Петр позвал Сержа на палубу. Они закурили и несколько минут молчали, вдыхая и выдыхая дым.

Гинеколог заговорил медленно, словно размышляя вслух:

– Никогда не видел Рябухина с веником и совком, представляешь? А тут шагаю ночью в клозет, смотрю – главную палубу подметает. С чего бы вдруг?

– Во сколько ты это увидел? – автоматически вырвалось у Фролова, он даже сам удивился. – Хотя бы примерно?

Серж удивился не меньше. Усмехнувшись, цокнул языком и подмигнул:

– Вот ты и стал, Петро, профессиональным следаком. Автоматически складываешь картинку преступления, раскладываешь по полочкам факты, детали, улики. Ты и меня разложил, не побрезговал. Это уже в крови, не выжечь никаким каленым железом.

– Рад, что ты это понимаешь. Так во сколько?

– Около пяти утра. Думаю, после такого количества выпитого никто до утра не дотянул. Мочевые пузыри у нас не пластиковые.

Петр наблюдал, как сгустки тумана проплывают мимо них. Протяжный гудок заставил вздрогнуть обоих. Потом последовал еще один.

Итак, Жорик решил заделаться матросом. Но те обычно шваброй орудуют и – по утрам. А он решил перед рассветом.

– Что, новая загвоздка? Есть над чем поломать голову?

– Ты прав, – кивнул Петр.

А сам подумал: «Если только сейчас ты мне не заливаешь, что видел его в пять утра. Но зачем тебе это нужно? Чтобы отвести подозрение от себя?»

– Осталось только догадаться, зачем это Жорику понадобилось.

– У меня такое предчувствие, что мы скоро узнаем, – произнес Петр, подумав о том, что, если он узнает об этом первый, то Сержу, скорее всего, не скажет.

Мы – из другого теста

Туман и не думал рассеиваться. Казалось, он еще плотнее укутал теплоход со всеми его пассажирами.

– Послушай, а если это суицид? – озвучил Петр первое, что пришло в голову.

– В смысле? – не понял гинеколог. – Матарас хотел смерти? Бред!

– Ты не проверял, что там у него в капельнице было намешано, так? А вдруг там смесь наркотиков, не совместимая с жизнью? Ты поставил то, что он просил, не проверив. И фактически сделался убийцей. Это преступная халатность!

– Ты поосторожней на поворотах, Петро-Пуаро! – угрожающе заметил поперхнувшийся дымом Серж. – Думай, что говоришь!

– Возможно, я круто поворачиваю, но… факт остается фактом. Если человек решил уйти из жизни, причин этого мы пока не касаемся, то ты ему в этом помог. Так?

– Я уже говорил, что на этом теплоходе любой абсурд выглядит вполне приемлемо, чему я удивляюсь? – Наморщив лоб, гинеколог пожал плечами. – Да, мог, вколол, убил, осталось только достать улики, сопоставить, доказать… Валяй до кучи!

Петр рассматривал коллегу и удивлялся. Совсем как подросток, осталось лишь губы надуть. Обида распирала – не столько на идиотское стечение обстоятельств, сколько на то, что однокурсник мог подумать на него (!). Как у Петра мысли вообще могли повернуться в эту сторону! Ну, погоди же…

– Само собой, – голосом бывалого сыщика произнес Фролов. – Остатки в капельнице пойдут на экспертизу. А если серьезно?

– Если серьезно, то такое случалось не раз, – неуверенно заговорил Серж. – Он частенько приходил ко мне на дежурство никакой, просил помочь, поскольку у самого не получалось. Мы с анестезиологом ему капельницу воткнем – глядишь, и легче мужику. Через пару часиков повеселевший уходил. Мы, конечно, ничего не фиксировали, никаких историй, и в журнал не заносили, списывали как-то.

– Как будто меня не вызывали на запои, – пожав плечами, заметил Петр. – Только капельницу я составлял всегда лично, давал четкие указания медсестре.

– Петро, ты чего будто вчера родился? – Серж явно выходил из себя. – Как будто не знаешь, как это бывает?! Такой огород городишь!

– У нас труп в каюте, Серега! И неизвестно, от чего он умер! Это край, запредел! А ты мне про то, как это случается. Ведь одно дело – его убили, и совсем другое – он сам хотел умереть и всячески стремился к этому.

– Какое там! Стремился… – гинеколог попытался рассмеяться, но у него не получилось. – Ты помнишь, что он вчера вытворял? Такое перед смертью не вытворяют! Уверен, умереть он не планировал, не улавливалось это по его поведению.

Петр и сам чувствовал, что несет какую-то чушь, но ничего с собой поделать не мог – ему требовалось выговориться. А мозг не успевал оценивать адекватность сказанного. И, подчиняясь неведомой доминанте, он продолжал упорствовать:

– Ты знаешь, он был прекрасный психотерапевт. Таких больше среди нас нет. И обвести всех нас, подвыпивших, вокруг пальца ему ничего не стоило… Кстати, ты был в каюте всю ночь или отлучался? Ну, там, в туалет или еще зачем?

Серж усмехнулся, мотнув головой, дескать, опять ты за свое.

– Иными словами, есть ли у меня алиби? Какое у нас алиби может быть, если мы все в одиночных каютах спим? Я, Алена, Левчик… Кто нас там видит? Это вы с Элкой вдвоем, друг другу можете алиби состряпать. Вот скажу я тебе, что поставил капельницу Леве около четырех, отправился спать. Ты поверишь?

– Зря ты так, – перебил раздраженного однокурсника Петр. – Михась, к примеру, с Царем всю ночь квасили. Кстати, в пять часов ты в туалет выходил? Ну, когда Жорика на палубе с веником видел?

– Нет, покурить! Хватит! То алиби, то суицид… Что ты зациклился на этом? Других тем нет для обсуждения?

– Все мы на чем-то зациклены, Серега, – философски заметил Петр. – Однако скоро приедет полиция, и тогда наши комплексы и зацикленности никакой роли играть не будут.

– Ты прав, всех растолкают по каютам, – подхватил его мысль однокурсник. – И начнется… дренаж брюшной полости. Они, я имею в виду полицейских, медвуз не кончали, юмор наш не понимают, шутки не оценят должным образом. Им многое придется разжевывать. Ведь мы – из другого теста!

– Согласен, ты хочешь сказать, это убийство – чисто медицинское? Это уже попахивает философским открытием.

– Почему бы и нет? Смерть под капельницей. Звучит!

Серж замер, уткнувшись взглядом в одну точку, хотя ее, этой точки, не существовало – вокруг был один сплошной туман.

А Петр вдруг вспомнил непонятный припадок, случившийся с Эллой в каюте, который прошел подозрительно быстро. Не могло ли это быть реакцией на его слова? О чем он говорил перед этим? Однако вспомнить не удалось.

Серж выбросил сигарету за борт, поежился:

– Что-то я замерз, пойду в каюту, погреюсь.

В следующий момент он словно растворился в тумане.

А Петр увидел, как староста вместе с Рябухиным проследовали в каюту Матараса. Сделав глубокую затяжку, он решил осмотреть место еще раз вместе с патологоанатомом, выбросил сигарету за борт и покинул палубу.

Возле каюты увидел заплаканную Алену.

– Петь, как хорошо, что ты здесь, – всхлипывая, почти простонала она. – Посторожи, чтоб никто не мешал Жорику… Пусть посмотрит нормально. Как следует. А я не могу, пойду к себе. Сил нет.

– Да-да, конечно, я посторожу, ступай, – похлопал он ее по плечу. – Держись, Левку не вернешь…

Когда староста ушла, Петр осторожно заглянул в каюту. То, что он там увидел, потрясло: повернув труп на бок, Рябухин прощупывал его позвонки. Видимо, не удовлетворившись простой пальпацией, патологоанатом буквально посадил покойника и какое-то время разглядывал его голую спину.

Не дожидаясь, когда Рябухин его обнаружит, Петр отпрянул и прикрыл дверь. Ему невыносимо захотелось снова курить, он вышел на палубу, начисто забыв об обещании, данном старосте.

Обнаружив Сержа на прежнем месте, удивился. Без труда прочитав мысли коллеги, гинеколог пояснил:

– У каюты стоит матрос. Такой если впустит в каюту, то уже не выпустит. Лучше я еще померзну. Итак, что показывает вскрытие?

– Сейчас Жорка выйдет и все доложит. Если сможет, конечно.

– Что ты имеешь в виду?

Ответил Петр не сразу. Закуривая, почувствовал, как трясутся руки. Как будто это он ввел в капельницу однокурсника яд. Похоже, Жора не меньше его зациклен на десятом позвонке. С какой стати? В его плащ не попадала записка с номером. У него вообще плаща не было – одна куртка.

– Странно как-то он себя ведет. Не как все патологоанатомы.

– В чем заключается эта странность?

Петр не успел ответить: на палубу вышел растерянный и бледный, как плывущий туман, Жора Рябухин. Он схватился за перила и какое-то время не мог отдышаться. И Петр, и Серж удивились: сказать, что такое воздействие на него произвел труп, было нельзя, так как вскрывать их – его прямая профессия. И тем не менее внешний вид патологоанатома красноречиво свидетельствовал: однокурсник на грани обморока, того и гляди, кувыркнется за борт.

– Жорик, ты в порядке? – поинтересовался гинеколог, обняв того за плечи.

– М-меня к-капитан выгнал из каюты. И опечатал ее.

– Он откуда там взялся? – раздраженно спросил Петр.

– Вообще-то это его прямая обязанность: в случае экстремальных ситуаций на корабле, если пассажирам угрожает опасность. А она, кстати, угрожает! Матом выгнал, мол, наследили, натоптали.

Серж нетерпеливо дернул Жору за рукав:

– Но что-то ты увидеть успел?

– Очень мало, – признался патологоанатом, сделал глубокий вдох и закашлялся. Оглядевшись, он увидел несколько стульев и направился к ним.