Мысли на какой-то момент снова устремились в тот вечер после концерта. Чуть не поссорились они тогда. Наученный горьким опытом во время круиза по Каме, Петр поставил своей будущей и бывшей супруге условие: он согласится поехать на турбазу, если она предоставит ему что-то типа досье на каждого участника предстоящего вечера. Возраст, предыдущая работа, характер, привычки, уровень профессионализма, авторитет в коллективе и так далее.
Элла вначале оскорбилась, распсиховалась, дескать, она с этими людьми работает не один год, но потом ей даже понравилось отвечать на его вопросы.
Когда список совместными усилиями был составлен, бывшая супруга отметила, что на некоторых из коллег она за эти пару часов взглянула немного иначе, под другим углом зрения. И это – результат их работы над досье.
Напротив уролога Сбитнева значилось: «Основателен, нетороплив, прямолинеен, примерный семьянин, любит жену и дочь». Глядя вслед удаляющемуся объекту, Петр подумал: «Что ж ты тогда по корпоративам шастаешь, если такой примерный? Сидел бы дома. Может, поссорился со своей половиной и в отместку решил гульнуть?»
Надо заметить, досье – не единственная «соломка», которую Петр решил «подстелить» себе на всякий случай перед поездкой в «Макарьево». О второй «соломке» не знал никто, даже Элла. Он и сам еще пару недель назад не предполагал, что она появится.
Пришлось однажды выехать на криминальный случай – стрельба, поножовщина… Несколько бригад «Скорой» примчались почти одновременно с опергруппой, каждый занимался своим делом: медики спасали жизни тех, кто еще имел шансы выжить, опера опрашивали очевидцев, криминалисты работали с трупами, фотографировали, снимали отпечатки. Лицо одного оперативника показалось Петру знакомым, он подошел к нему.
Оказалось, его бывший одноклассник Димон Чагин был переведен недавно из Москвы в убойный отдел их УВД. Сейчас, правда, он никакой не Димон, а капитан полиции Дмитрий Александрович Чагин. Тогда в суете одноклассник успел сунуть ему свою визитку.
Накануне поездки в «Макарьево» Петр созвонился с ним, они встретились, посидели в кафешке, повспоминали школьное время. Дмитрий рассказал досадный случай, из-за которого его турнули из столицы: выходило, что из-за его нерасторопности погиб коллега. На самом деле все случилось не так, но ничего доказать было нельзя.
Рассказал и Петр про свою поездку на «Бекетове». Одноклассник выслушал вполуха, вынес заключение: «Прям Агата Кристи какая-то!», на том и закончили. Расставаясь, Чагин коротко бросил: «Если что – звони».
Петр потянулся к бардачку, достал ту самую визитку, перечитал данные и, глядя вслед удаляющемуся Сбитневу, прошептал: «Надеюсь, не понадобится».
Едва за урологом закрылась дверь, у Петра мелькнула мысль, что подобная подготовка – составление «досье», визитка бывшего одноклассника, работавшего в полиции, все это уже само по себе – чудовищная провокация, своеобразное «накликание беды» на их пока не состоявшийся праздник. Узнай кто-нибудь из приезжавших сейчас о его неблаговидных поступках, Фролову бы не поздоровилось. Но… про «досье» знала только Элла.
Сам Петр в Бога не верил, а посему называл лежавший на коленях список и визитку, что держал в руках, разумной предусмотрительностью. Не более и не менее.
Поначалу его слегка озадачила сумка Сбитнева: зачем такой объемистый багаж всего на пару выходных? Потом он разобрал небольшую приписку на полях, касающуюся уролога – «камера». Да-да, кажется, Элла что-то такое говорила: Антон не расстается со своей видеокамерой.
Отлично! Значит, видеосъемка обеспечена, все нюансы застолья будут зафиксированы.
Петр ударил по рулю: опять он исходит из наихудшего, во всем видит криминал. Может, у него уже едет крыша на почве прошлогоднего путешествия на «Бекетове»? Не полечиться ли тебе, Фролов, на психиатрической коечке вместо профессионального праздника?
Ему захотелось что-то внести дополнительно в характеристику Энтони, все же из нескольких минут наблюдения должны вытечь какие-то выводы. После недолгих раздумий Петр вынул из кармана ручку и черкнул напротив фамилии уролога: «Себе на уме. Выяснить – что в сумке, кроме камеры, почему приехал так рано».
Респектабельный черный джип «Туарег», не спеша, въехал на стоянку, когда наблюдатель в «Опеле» уже начинал скучать.
Из-за руля вышел атлетически сложенный брюнет лет тридцати, с аккуратной трехдневной щетиной на щеках, в джинсах и шоколадной кожаной куртке. Пружинящей походкой он направился к дверце пассажира. Вернее – пассажирки, так как вскоре на запыленные плиты турбазы ступила ножка такого совершенства, что Петр непроизвольно скрипнул зубами. Стройную фигурку обтягивал бордовый шелк платья, золотистые волосы водопадом струились по газовой косынке. Лица девушки Петр рассмотреть не смог, да этого и не требовалось.
Об этой паре Элла подробно рассказала ему накануне. Новость о сумасшедшем романе разведенного травматолога Стаса Буйкевича и недавно устроившейся на работу медсестры хирургического отделения Анжелы Гридиной уже неделю была притчей во языцех во всей медсанчасти.
Петр невольно залюбовался, глядя им вслед. Ошибки быть не могло. Напротив фамилии Буйкевича он тут же вывел: «Джинсовый ковбой, ему бы сомбреро да револьвер на бедро», а напротив Гридиной всего пять букв: «Монро».
Дальше продолжить мысль не удалось, так как едва пара поднялась на крыльцо, на дороге, ведущей в город, показался мотоциклист. Его шлем отсвечивал на солнце, следом развевался шлейф пыли.
На мгновение Петр ощутил себя зрителем в кинозале, где демонстрировался крутой вестерн. Ковбой на гнедом скакуне приближался к таверне, готовый в любой миг выхватить свой револьвер и открыть огонь, если вдруг что-то придется ему не по нраву.
Когда байкер затормозил рядом с его «Опелем», доктор сумел рассмотреть черную кожаную куртку с косой молнией (кажется, такие называются «косухами»), жилетку с непонятной эмблемой и кожаные штаны в обтяжку.
Заглушив мотор, байкер снял шлем. Увидев, кто скрывался под шлемом, Петр присвистнул, совершенно забыв о том, что стекло опущено и его могут услышать.
– Цитрус! Вот так встреча!
Байкер замер, потом сделал пару шагов в сторону «Опеля», чтобы рассмотреть водителя. Через секунду его веснушчатое лицо расплылось в улыбке:
– Петро! Какими судьбами здесь?
Забыв о конспирации, Фролов покинул свой наблюдательный пункт и вышел из машины, чтобы пожать руку своему коллеге, фельдшеру «Скорой» Валерию Цитрусову. Не раз и не два они вместе купировали гипертонические кризы, снимали астматические статусы, останавливали кровотечения, выводили больных из шока. Хотя сейчас в шоке, похоже, оказался сам доктор, и было из-за чего.
– Меня бывшая супруга пригласила, – подмигнул Фролов, объясняя свое присутствие на чужом, в общем-то, празднике. – А тебя кто пригласил? Давай, рассекречивайся!
– Меня тоже пригласили, я тоже вполне легально, – Цитрусов приложил указательный палец к губам. – Но пока это тайна, которая скоро будет раскрыта. Так что – потерпи! Я смотрю, ты не торопишься…
– Жду Элку, супругу бывшую, – немного замялся Петр, подбирая слова, – она задерживается, а без нее… как-то робею.
– Это ты-то робеешь? Не смеши! – хлопнул его по плечу Цитрус. – Ладно, жди… А я, пожалуй, пойду, присмотрюсь, что да как. Прозондирую, короче.
Глядя вслед удаляющемуся коллеге, Петр с трудом приходил в себя. Дело в том, что Валери – именно так его звали за глаза коллеги – женщины не интересовали. Его ориентация была далека от общепринятой, и на подстанции все об этом знали. Данный нюанс никак не сказывался на работе, поэтому никто внимания на нем не заострял. Но встретить Цитруса на профессиональном празднике медсанчасти Петр никак не ожидал. А новость, что того «пригласили», откровенно претендовала на сенсацию.
Кто мог пригласить «голубого» на праздник? Только такой же «голубой» или… Доктор перестал что-то понимать в этой жизни.
Задачка с одним неизвестным.
Постояв еще какое-то время в раздумьях, Петр вернулся в машину и достал свое «досье». Цитрусов, разумеется, в списке отсутствовал, Элла про него знать не могла. Следовало срочно его туда внести.
Не меньшее недоумение вызывал у Петра и байкерский антураж приехавшего коллеги. На работе Валери никогда не заикался о мотоцикле, одевался скромно, ориентацию свою не выпячивал, хотя все были в курсе.
Но – так круто подкатить к турбазе! Это надо суметь!
«Я еще не вошел в здание, а первая загадка уже поспела, да еще какая! Кто пригласил Цитрусова?»
Последний факт рождал в душе двойственность. С одной стороны, в присутствии коллеги Петр будет чувствовать себя не так скованно. Все же, считай, несколько лет в одной упряжке. С другой – пока доктор не поймет, кто пригласил на праздник Валери, он не успокоится. И ждать, пока тайна раскроется сама собой, он не намерен! Не из того теста выпечен!
Петр снова взглянул на список. Кроме него и Цитруса мужиков на празднике планировалось еще трое: «квадратный» уролог Сбитнев, «ковбой» из джипа Буйкевич и некто патологоанатом Лунегов, которого звали Максом. Первых двух он уже видел, о Лунегове Элла что-то вчера говорила, но доктор не помнил.
Петр так ушел в размышления, что не заметил, как автопарк под названием «Макарьево» пополнился еще одним экспонатом. Из миниатюрного «Шевроле Спарк» салатного цвета тем временем появились две представительницы прекрасного пола, они, не переставая, о чем-то увлеченно щебетали друг с другом.
И снова челюсть доктора поползла вниз от увиденного, в результате чего почти докуренная сигарета упала на джинсы, рассыпав пепел. Ясное дело, на несколько секунд Петр был вынужден отвлечься от того, что происходило около приехавшего «Шевроле».
Дело в том, что в одной из приехавших он узнал свою бывшую любовь Ингу Ревенчук – еще одного человека, не отмеченного в списке.
Давным-давно, когда их семейная жизнь с Эллой напоминала тихое горное озеро, он позволил себе закрутить роман с симпатичным отоларингологом их районной поликлиники. Началось все с банального насморка, мешавшего доктору спокойно дышать носом.
Звали ЛОР-врача Инга Яковлевна, она без труда поставила Петру диагноз хронического риносинусита. Правда, обнаружив еще, ни много ни мало, полип в носовой полости. Он вспомнил, с каким остервенением она втыкала в его хоаны[2] стержни с ватой, смоченной эфедрином, не переставая говорить при этом:
– Ничего, это сейчас неприятно, потерпите немного, зато через минуту дышать станет легче, вот увидите.
Дышать действительно становилось легче. Спустя неделю после выздоровления Инга Яковлевна в стационаре удалила ему полип, дышать стало еще легче. После этого образ симпатичного ЛОР-врача в голове Фролова прочно связался с легкостью дыхания и воздушной приподнятостью. Причем связался так прочно, что начал требовать постоянной подпитки и обновления. Может, благодаря этому образу в постели Инга всегда предпочитала быть сверху, как бы паря над ним, более приземленным и тяжелым, чему Петр, надо признать, никак не препятствовал.
Не стоит забывать, что и на «Бекетове» она помогла ему, как никто другой. Практически бросила ту самую спасительную подсказку, которая в конечном итоге привела к разоблачению убийцы. Если бы не она, еще неизвестно, выпутался бы Петр из той катавасии живым или нет.
Инга изменилась с тех пор: похудела, стала какой-то угловатой, подчеркнуто деловой. Темно-серый брючный костюм с белой блузкой, прическа-каре.
Доктор мотнул головой, стряхивая наваждение.
Погрузившись в воспоминания, он начисто выпустил из виду вторую даму, вышедшую из «Шевроле» со стороны пассажира. Инга была за рулем, она привезла подругу на своей машине.
Фролов пробежал еще раз глазами по списку и понял, что второй могла быть только Олеся Пресницкая – гинеколог. Ему пришлось довольствоваться только видом со спины. Правда, он заметил небольшую хромоту гинеколога на левую ногу, и напротив фамилии Пресницкой в досье быстро начеркал: «Выяснить, почему хромает».
Впрочем, чего он расстраивается? У него впереди – куча времени и возможность не только рассмотреть, но и поговорить, и даже потанцевать с каждой из обитательниц турбазы. Если, конечно, Элла будет не против.
Кстати, что-то она задерживается.
О проекте
О подписке