Коммерсант изобразил подобие улыбки.

– Она такая озорница, право слово, выдумщица… В мать пошла. У той тоже в голове бурлили фантазии. Я помню, как в позапрошлом году Варюша впервые в сознательном возрасте посмотрела фильм «Один дома». Он потряс ее! Я натыкался на какие-то веревки, подвешенные ведра, искусственные сопли из магазина приколов, из-под меня уезжало кресло, предметы, к которым я прикасался, имели свойство убегать… С Валентиной, впрочем, у нее такие номера не проходили – строгая женщина. В два счета хвоста накрутит. Хотя и любит Варюшу без памяти.

– Если правильно понимаю, ребенок постоянно находится под присмотром?

– Пожалуй, да, – призадумался Каляжный. – Увозит в школу Илья, привозит Илья. В школе завуч и местная охрана имеют строгое предписание не спускать с ребенка глаз. Дома – Валентина. Даже во дворе Варюша гуляет под ее присмотром. Понимаю, для формирования личности этот надзор не совсем уместен… Но вы же знаете, что творится в наше время!

– Тем не менее вашего ребенка умыкнули… Вам не кажется, что ваша дочь одинока в постоянном кольце воспитателей и надсмотрщиков?

– Я не деспот, Константин Андреевич, – резко отбил Каляжный. – Я многое понимаю и стараюсь из множества зол выбирать наименьшее. Если в чем-то не прав – то отнюдь не из-за нелюбви к ребенку.

– Хорошо, простите, Игорь Николаевич. У вас есть идеи? Кто бы это мог быть? Подозрения, зацепки? Явно работали люди, знакомые с распорядком дня вас и ваших близких.

– Ну, не знаю, – коммерсант развел руками. – На шофера и домработницу я бы грешить не стал. Люди проверенные, глубоко порядочные. Да и деньги, которые я им плачу… не думаю, что эта сумма наводит на мысль, как бы покрупнее мне нагадить. А что касается работы… Не имею, знаете ли, привычки знакомить подчиненных с распорядком дня своих близких.

– Решительно? – уточнил Максимов.

– Разве только секретарша, – бизнесмен немного покраснел. – Овсянина Нина Михайловна. Возможно, пару раз в приватной беседе я и упомянул… Но она не болтунья, можете поверить.

– Ага, – намотал на ус Максимов. – Это не та секретарша, что приняла звонок от похитителей?

Каляжный кивнул.

– Она самая. Женщина не болтливая и… порядочная.

– Я могу с ней поговорить?

– Да ради бога. Хотя, знаете… – Лицо преуспевающего коммерсанта затянула тень сомнения. – Мне бы не хотелось, чтобы вы появлялись в офисе. За Ниночку… простите, Нину Михайловну я уверен как за себя, но кто знает – а вдруг похитители ведут скрытое наблюдение? Поймут, что проводится следствие, и тогда Варюша… Знаете, я даже к вам ехал с мерами предосторожности. Полчаса кружил по дворам.

– Это несложно, – улыбнулся Максимов. – Передайте Ниночке… простите, Нине Михайловне, что ровно в час дня она должна подойти к бюсту Покрышкина, что на Красном проспекте, обойти его сзади и присесть на любую свободную лавочку. У этой достойной женщины имеются особые приметы?

Каляжный не уловил иронии в словах сыщика.

– Родинка на левой щеке.

«И мокрые ресницы…» – добавил про себя Максимов и протянул руку.

– Будем надеяться на лучшее, Игорь Николаевич. Постарайтесь сильно не переживать.

Пребывая в задумчивости, он вернулся в офис. Подчиненные обленились настолько, что не соизволили даже поменять позы. Но Максимов сегодня был добренький.

– Интуиция подсказывает мне, дорогие коллеги, что дело, невзирая на внешнюю загадочность, несложное. Беремся гуртом. Отправная точка – серая «Квеста». Вижу сквозь туман две версии. Либо иномарку специально готовили к преступлению (во что лично я не верю – слишком громоздкая и трудоемкая работа; есть множество более дешевых способов отъема ребенка). Либо именно наличие серой «Квесты» и осведомленность о такой же у Каляжного подтолкнули преступников к мысли о похищении. Но это говорит о недалекости злоумышленников. Сколько в городе серых «Квест»? Десятка четыре?

– За сутки не успеть, – резонно отвергла Екатерина. – Даже если допустить, что ГАИ забросит все свои дела и помчится на розыск серых «Тойот», а опера начнут талантливо и изобретательно трясти их владельцев…

– А преступник не обязан быть владельцем серой «Тойоты», – мудро заметил Лохматов. – И при чем здесь, черт возьми, деликатность? Мы переполошим весь город!

– И девчонку прикончат, – хрустнул пальцами Вернер. – Помяните мое слово, коллеги, виновата в похищении домработница. Или шофер. Так всегда и бывает – самые преданные и надежные люди на поверку оказываются двуличными.

– Всегда? – блеснула яшмовыми глазками Екатерина.

– Почти, – не смутился Вернер. – Присутствующих и их патологическую преданность частному сыску и лично господину Максимову, восходящую к абсурдной вышине, попрошу не трогать. Подними он нам зарплату – и упомянутая преданность пронзила бы страто-сферу.

– Не пора ли слетать в банк, о мудрейший? – наклонила головку Екатерина. – Твоих подачек нам хватает на четыре дня безбедной жизни. Остальные двадцать шесть живем как на Гаити.

– Самые быстрые крылья – у денег, – философски изрек Вернер.

Олежка встрепенулся.

– А я знаю закон их сохранения: единственное, что в деньгах сохраняется, – это крайняя в них нужда.

– Все проговорились? – Максимов строго обозрел преданное войско. – А теперь слушай сюда. И не говорите потом, что забыли. Лохматов остается диспетчером, на досуге размышляет, станут ли опытные, махровые похитители звонить на центральный телефон фирмы и первому попавшемуся выражать свои условия. Екатерина разрабатывает домработницу, Вернер – шофера. Напряглись и проявили изворотливость. Днем – результат, вечером – зарплата. Кто засветится – пролетает мимо денег.

– Боже мой, – убитым голосом сказал Вернер. – Человек рожден для счастья, а вынужден работать…

– А сам куда? – подозрительно понизила голос Екатерина.

– А у меня задание наиболее ответственное. Секретарь-массажист Каляжного – отвратительная, пожилая мымра с комплексом ненависти ко всем, кто не ее шеф. Молчи, Екатерина…

Он правильно сделал, что назначил встречу под открытым небом. Ливень прекратился около полудня, небо прояснилось, и едва ли за короткий час могло собраться новое ненастье. Максимов обогнул несчастного Покрышкина (создатели бюста безжалостно оттяпали герою половину грудной клетки) и узрел три лавочки, на каждой из которых сидели одинокие женщины. «Отвратительные, пожилые и с комплексом ненависти». И все как одна смотрели на сыщика. «Мать честная», – подумал сыщик.

Но делать нечего, пришлось обходить всех по очереди. У первой от Покрышкина прекрасной дамы приближение Максимова вызвало отвращение. Вот если бы он был женщиной… На простое человеческое «Здравствуйте» она подняла небесно-голубые глаза, сморщила кукольное личико и процедила сквозь сжатые зубы:

– А пошел ты…

У второй улыбка разверзлась до ушей, а из горла исторглось призывно-радостное:

– Здравствуй, милый.

Но неясное чувство подсказало сыщику, что образ энергично подпрыгивающей под скакуном кобылки, черные колготки в сеточку, кавалерийские сапоги и полкило косметики – не совсем то, что стерпел бы интеллигентный Каляжный у себя в приемной. Он тактично извинился, намекнув, что услугами сексуального характера не интересуется, прошел дальше и присел на третью лавочку.

– Нина Михайловна?

Женщина сдержанно кивнула. Неплохое творение Создателя. Личико внимательное, черный плащ без модных выкрутасов, над кудряшками – трогательный беретик. Судя по паутинкам в уголках глаз, четвертый десяток разменян, но до пятого еще далеко, и думать о нем как-то не хочется.

– Я Максимов, здравствуйте. Пара вопросов, если не возражаете вы и ваш адвокат.

«Секретарь-массажист» устало улыбнулась. Есть такие женщины, рядом с которыми просто приятно находиться, и даже мысль о сексе приходит во вторую очередь. Но в итоге приходит.

– Ради бога, уважаемый детектив. Игорь Николаевич предупредил, что времени у вас в обрез – говорить нужно кратко, взвешенно…

– И желательно начистоту, – скромно закончил Максимов.

– А я никогда не вру, – удивилась Нина Михайловна.

Глядя на это удивление, он пришел к удручающему выводу – вина Нины Михайловны с повестки дня решительно снимается. С интуицией не поспоришь. Многих он перевидал на свете женщин. Врущих и категорически отвергающих свою вину, невзирая на вопиющие улики, хитроглазых, озорных, твердолобых, увертливых, лукавых. С ними можно было работать, разоблачать, срывать маски. Но каким образом работать с женщиной, которая патологически не хочет врать?

Он позволил себе маленькую проверку.

– Я нисколько не сомневаюсь в вашей искренности, Нина Михайловна, а также в уверениях Игоря Николаевича, что вас связывают исключительно деловые отношения…

– Вы хотите, чтобы я опровергла эти уверения? – с чарующей улыбкой произнесла женщина.

От Максимова не укрылось, что она внимательно следит за его реакцией.

Максимов рассмеялся.

– Простите, Нина Михайловна. Задаю конкретный вопрос: в котором часу позвонили похитители?

– Ровно в десять, – помрачнела женщина. – Передали сигналы точного времени, я включила чайник, достала из тумбочки коробку с сахаром… тут он и позвонил.

– Какой голос был у похитителя?

– Мужской, – секретарша запнулась.

– А точнее?

– Ну… не больше двадцати. Голос взволнованный – точно. Говорил в носовой платок, гнусавил. Пытался казаться спокойным, но не думаю, что это выглядело натурально. Такой, знаете ли, визгливый, ломающийся голос…

– Школьник, студент, пэтэушник?

– Извините, детектив, не знаю. В пэтэушниках понимаю ровно столько, сколько и в студентах.

– Пьяный? Под действием дури?

– Мм… Пожалуй, нет. Трезвый. Десять утра.

– Время суток не играет роли, Нина Михайловна. Наркоманы могут колоться посреди ночи, как только даст команду внутренний будильник. Алкоголик пьет в семь утра – ему не запретишь. А вечерами пьянствует исключительно пролетариат, поскольку утром на работу. А теперь попытайтесь вспомнить, что именно произнес голос в трубке. Дословно. Абстрагируйтесь от всего, что вас окружает, закройте глаза, мобилизуйте память. Итак?..

– Да не надо ничего мобилизовывать, – отмахнулась женщина. – Я прекрасно помню его слова: «Передайте господину Каляжному, что его дочь похищена. Размер выкупа – сто тысяч североамериканских долларов. Деньги собрать завтра, о месте их передачи будет сообщено особо. И никакой милиции – в противном случае ребенок погибнет, а тело будет расчленено».

– Импровизировал?

– По бумажке читал. Дабы не забыть и не растеряться.

– Хм… Следует заметить, Нина Михайловна, вы оказали неоценимую услугу следствию – сами о том не догадываясь. Возвращайтесь на работу и никому не рассказывайте о нашей беседе.

Женщина выглядела заинтригованной.

– А скажите… вы действительно намерены искать Варюшу Каляжную? Или только вид делаете?

– Странный вопрос, – пробормотал Максимов. – Даже не знаю, что вам на него ответить…

К двум часам дня Максимов сидел у себя за столом, наблюдал, как густеет небо за окном, и принимал телефонные донесения коллег. Первой позвонила по мобильнику Екатерина и трещала минут пять, позабыв, что болтун – первейшая находка для оператора сотовой связи.

– Знаешь, Костик, – сказала Екатерина, – сорок минут назад заплаканная домработница вышла из дома. Прошлепала по луже, намочила ноги, но ничего такого не заметила. Бродила по улицам, тупо смотрела витрины, зашла в «Кофемолку», купила чашечку эспрессо, но даже не прикоснулась к нему, посидела и вышла. Вела себя как законченная лунатичка. Шлялась по парку, потом забралась на дальнюю лавочку и горько заплакала. Чем и занимается, кстати, в данную минуту. Дождик моросит, а ей по фене. Сердце разрывается, Костик. Знаешь, что хочу тебе сказать? – задумчиво заключила сотрудница. – Я, конечно, понимаю, что страна богата талантливыми исполнительницами, но чтобы вот так… Словом, можешь мне поверить – Валентина не выжимает слезу. Она действительно потрясена. Вычеркивай.

– Ты готова поручиться?

– Я не первый год в сыске, Костик, – укоризненно заметила Екатерина. – Если это игра, то Кафка со Станиславским отдыхают, а нам пора сворачивать деятельность и покупать домик на Майорке.

Аналогичной информацией порадовал и Вернер. Он добыл соседа по гаражу – владельца списанной по старости из 3-го ПАТП античной «Волги». Этот добрый дядечка обнаружил в половине десятого утра, что гараж Ильи как-то странно открыт. Заглянул внутрь – двигатель бурчит. Илья валяется без чувств у выхлопной трубы. Из головы хлещет, как из фонтана. Еще минут десять – он бы и кровь потерял, и надышался бы, и вообще бы коньки отбросил. Непохоже на инсценировку. Сосед доставил Илью в ближайший травмопункт, где и привели парня в чувство. Вернер побеседовал с врачом – благо врач оказался привлекателен, синеглаз и вообще врачихой. В двух шагах от рая находился клиент. И неизвестно еще, какие последствия для головы повлечет эта травма. Лихо саданули.

– Не проходит Илья, командир, ошибочка вышла, – грустно подытожил Вернер. – Человек, по отзывам, не глупый, должен понимать, что никакие деньги не заменят здоровье.

Но Максимова не покидала уверенность, что дело плевое. Отработанные версии вываливались из строя, как трупы из атакующей шеренги.

– Послушай, Коля, – позвонил он капитану Завадскому, – шофер и домработница не в теме, их пробили. Но не могут похитители быть совсем посторонними. Злодеи знали распорядок дня семьи. Версию коллег Каляжного мы отложим в долгий ящик – мне нравится его секретарша и не нравится версия. Волнуют СОСЕДИ. От лица похитителей звонил мальчишка – от семнадцати до двадцати лет. Давай проверим? Шаг рискованный, согласись – поставить «Тойоту» у подъезда и сидеть ждать. Лобовик-то открыт. Не спорю, обычаи, заведенный ритуал, из года в год Валентина сгружает девочку на крыльцо и провожает до машины. Но у преступников нервы, не забывай. Вдруг пойдет не так? Сработает закон всемирной подлости? Да мало ли какая случайность? Выйдет местный житель и разглядит незнакомую рожу за рулем. Нельзя не учитывать, что преступники сами трясутся от страха.

– Есть идеи? – оживился Завадский.

– А ты представь, что некто из злоумышленников проживает на одной лестничной площадке с Каляжными. Приятель не ставит машину рядом с подъездом, а спокойно ждет где-то за углом. Сосед знаком с ежедневным ритуалом семьи – почему нет? Он с утра топчет собственную прихожую. Пялится в глазок. В 8.15 у соседей гремят запоры, девочка с женщиной выходят. Преступник их прекрасно видит, звонит на сотовый сообщнику. Сообщник выводит из-за угла машину, ставит напротив подъезда. Номера уже заляпаны. Появляются жертва с домработницей, девочка забирается в машину, особенно не всматриваясь, кто там за рулем, – насмотрелась, поди, за много лет. Кляп, эфир, угроза ножиком – нужное подчеркнуть, – машина уезжает. Это версия, Коля, но давай ее проверим?

– Полагаешь, малолетки?

– А как иначе? Звонок в офис и диктовка своих требований секретарше – вершина глупости. Эти парни заранее расширяют круг посвященных. Они не знают сотовый номер Каляжного, а серьезный похититель уж наверняка бы узнал. Идиоты идут кратчайшим, необременительным путем, надеясь, что кривая вывезет.

– Интересно, Константин, – задумчиво запыхтел Завадский. – На площадке четвертого этажа – четыре двери… От меня-то что требуется?

– Точная информация из ЖЭУ, кто там проживает. Не прописан, а фактически проживает – это две большие разницы. А также убедительную причину поговорить с соседями.

– Мм… Потоп этажом ниже?

– Пошло, Коля, – Максимов поморщился. – Этот прием избит, как игра в наперсток. Да и не нужно осматривать квартиры. Нужно просто поговорить с жильцами.

– Скоро выборы, – хихикнул капитан. – Прикинься агитатором.

– Я похож на идиота? – возмутился Максимов.

– Знаешь, на тебя не угодишь… Мм… Установка домофона?

– А его нет?

– Нет. Кодовый замок на подъезде.

– Ладно, сойдет. Окажи содействие. И еще: в случае попадания, есть ли возможность подключить сотовых операторов? Номер телефона по фамилии и распечатка звонков: кому, скажем, телефонировал абонент в 8.15 утра?

– Мм… Мы не спецслужбы, Максимов.

– А кто? Санитары дворов? Не жеманься, Коля. Мне – деньги, тебе – слава. Поработай хоть чуток, будь ласков.

– Ладно, – чертыхнулся Завадский, – сделаем.

На площадке четвертого этажа четыре квартиры – с тринадцатой по шестнадцатую. В тринадцатой проживает старушка – божий одуванчик. Ровесница минувшего века. При ней никого – даже хомячка. Родни не наблюдается. У бабушки сложные отношения с человечеством, поэтому не дружит даже с себе подобными. Местный ЖЭК ждет не дождется, когда одуванчик загнется, чтобы провернуть махинацию с квартирой. В четырнадцатой проживают муж с женой Синицыны – оба занятые, у каждого мелкий бизнес (у него – магазин зеркал, у нее – цветочная лавка), детей ввиду кромешной занятости нет, а квартиру в будние дни сторожит некая родственница из провинции. Она же выгуливает собаку. В пятнадцатой обретаются Каляжные (лестница аккурат напротив квартиры). В шестнадцатой – семья из трех человек по фамилии Малеевы. Отец – по научной линии, мамаша – по торгово-закупочной, сынуля обучается на третьем курсе Железнодорожной академии. Шалопай и балбес (список неполный). Связан с торчками – не так давно был сигнал в милицию, когда брали одну местную «принцессу дури», но мамаша играючи откупилась. Родичей на данный момент в квартире нет – получили запоздалый отпуск и укатили к сестре мужа в Днепропетровск. Там еще тепло. Замечательно. Крепнет уверенность, что дело несложное.

День летел, как пуля из ружья. В три часа пятнадцать минут Максимов с папочкой в руке стоял на гулкой площадке четвертого этажа и с интересом разглядывал двери. У старушки нет глазка, у Синицыных есть, но не объемный – из квартиры не увидишь, кто выходит от Каляжных и кто спускается по лестнице. Зато у Малеевых – не глазок, а целый вытаращенный глаз. Еще одно подтверждение?

А в чем тогда подвох?