Иванова поразило то, что никто ничего не скрывал. Абсолютно не ощущалось того чувства угнетённости, которое он сам иной раз испытывал на различных судах. Здесь не надо было прятаться от помполита и увиливать от скользких вопросов куратора КГБ по приходе в порт и бояться, что о твоих промашках кто-то расскажет тому же куратору.

Здесь царила атмосфера дружбы и взаимопонимания.

Капитан со смехом рассказал, как он перед отходом на Кубу поставил условие, чтобы каждого члена экипажа в необходимой степени обеспечили пивом, поэтому судну даже пришлось задержаться на сутки в ожидании машины пива из Праги. Зато теперь у них весь провизионный трюм полон пива, и они в нём не испытывают недостатка. Каждый может взять себе его столько, сколько позволяет зарплата.

Мужики не только рассказывали о своей жизни, но и интересовались тем, как она проходит на советских судах.

Иванов не стал размазывать серые и чёрные краски о своём житье-бытье. Ведь и у этих ребят были тоже и шторма, и поломки механизмов, да мало ли что может приключиться в жизни моряка, пока он находится в море. Ведь у всех у них были не только море, солнце, тропики, пляжи и пиво, но и грязная и тяжёлая работа. Но когда он сказал, что у них на судне есть четыре женщины, то электромеханик как-то нездорово заинтересовался этим. Иванову даже не понравилась его неприкрытая вульгарность, когда он спросил, а не пользуются ли они услугами женского персонала за деньги.

Сдержав себя, Иванов попытался объяснить, что это невозможно и что все женщины являются такими же моряками, как и остальные члены экипажа, но с сожалением заметил, что его слова до электромеханика не дошли.

Говорить с этими парнями можно было до бесконечности. Но Серёга толкнул Иванова в бок, а когда тот поднял на него глаза, то постучал пальцем по стеклу наручных часов.

– Уже полдевятого. – многозначительно посмотрев на Иванова.

– Что случилось? – поинтересовался Александр.

– У нас дисциплина на судне, – пояснил Иванов, – и помполит отпустил нас только до девяти часов, поэтому нам надо возвращаться. – с сожалением разведя руками.

– Да, мы знаем о ваших комиссарах, с ними лучше не иметь дел, а то потом может быть много беды, – понял его капитан. – Я сам проходил практику на судах Черноморского пароходства, поэтому знаю, что такое увольнение на берег по три человека. – И он тут же вспомнил, на чём прервался их разговор: – А вот «Украины» у нас нет. У нас есть своя видеотека. Но там фильмы только на нашем языке или на английском. Так что ваш комиссар не одобрит ваш выбор, если вы принесёте на судно наши кассеты.

Иванов про себя усмехнулся: «Тем более что и видика у нас нет».

Но пришло время расставаться. Стармех предложил Иванову забрать оставшийся ящик с пивом с собой, но тот как представил, что его может ожидать при проносе спиртного на борт судна в иностранном порту, то сразу же замахал руками:

– Ты что, Александр, не знаешь, что может случиться, если я его принесу?

– Да, – хлопнул себя по лбу стармех. – Извини, я забыл, что вы на советском пароходе.

Тёплая компания проводила их с Серёгой до самого трапа, и ещё долго Иванов слышал смех подвыпивших моряков с борта чешского судна.

«Оренбург» их встретил безрадостно.

Видавший виды трап с побитыми леерами поскрипывал и ходил ходуном, пока они поднимались на борт. Вахтенный в испачканной краской робе вяло махнул в знак приветствия рукой и опять уставился в какую-то одному ему известную точку за забором порта.

В надстройке, кроме отдалённого шума, работающего где-то внизу, в машинном отделении, дизель-генератора, было относительно тихо.

В коридорах, освещаемых неяркими лампочками накаливания, они никого не встретили, и только в столовой команды дородные повариха Оля и дневальная Марина смотрели на мелькающий экран телевизора, в котором местный диктор что-то увлечённо тараторил по-испански про вести с сахарных полей, где началась сафра.

Пройдя к своей каюте, Иванов жестом попрощался с Серёгой, который тоже что-то сразу скис, взойдя на борт суда. Его прежняя весёлость пропала, и он вновь превратился в неразговорчивого и сосредоточенного на своих бедах и проблемах обычного механика.

В каюте Иванов набрал номер телефона помполита, который через пару секунд поднял трубку.

– Владимир Палыч, мы пришли, – доложил Иванов.

– Ну и как? Можно у них поменять фильмы? – тут же поинтересовался помполит.

– Нет, к сожалению, – ответил Иванов и пояснил: – Вы были правы. У них только видик с кассетами.

– Ну я же вам говорил об этом, – напомнил ему помполит и поинтересовался: – А так всё нормально?

– Да, всё хорошо. Походили, погуляли, – слукавил Иванов. – Спасибо за увольнение.

– Да не за что, – довольно проговорил помполит, – отдыхайте, – но тут же вспомнил: – А помощнику доложились, что прибыли?

– Нет, извините, не доложил, – сознался Иванов, но тут же добавил: – Я думал, что это сделает вахтенный матрос.

– Ничего, я сам ему позвоню, – прервал его оправдания помполит, – пусть сделает отметку в журнале, – и повесил трубку.

Посмотрев на часы, Иванов отметил для себя что всего-то без десяти девять, и плюхнувшись на диван, перебирал в памяти прошедший вечер и рассказы своих новых знакомых.

Наверное, он заснул, потому что очнулся от трезвона никогда не дремлющего телефона.

– Алексей Дмитрич, – услышал Иванов голос помполита, – зайдите, пожалуйста, ко мне.

– Хорошо, – ответил ничего не понимающий Иванов. Он по привычке глянул на часы и отметил, что уже почти десять часов.

Что там могло случиться, что побудило помполита позвонить ему так поздно? Что, он целый час разбирался с журналом увольняемых, что ли? Или помощник что-то напутал? Иванов даже представить себе не мог, что ещё могло случиться. И с такими мыслями он поднялся в каюту помполита.

Дверь в его каюту вновь оказалась открытой, а когда он заглянул в неё, то поразился.

На диване сидели пьяные в дымину электромеханик Добромир и второй механик Кристоф. На столе стояли бутылка рома «Гавана Клаб» и пара бутылок вина «Саперави», которое экипажу выдавалось как тропическое довольствие.

Помполит пытался что-то объяснить гостям, но те его не слушали и только требовали, чтобы он позвал к ним девушек. Мол, без девушек им скучно, и они без них никак не смогут провести этот вечер, и им срочно надо увидеть девушек, чтобы выпить вместе с ними рома.

Иванов моментально понял, что влипли они с Серёгой по самое «не хочу». Что подумает об их увольнении на берег помполит, а особенно о том, что они там делали, Иванов даже представить себе не мог. У него от этих мыслей мурашки пошли по спине и по ней потекли противные струйки холодного пота, а голова вообще разрывалась от невероятных предположений.

– Вот, Алексей Дмитрич, ваши чешские друзья пожаловали. – Помполит с усмешкой посмотрел на недоумённо застывшего Иванова. – А теперь подскажи-ка мне, дорогой ты мой, что мне с ними прикажешь делать?

Но Иванов не успел ответить на столь сакраментальный вопрос из-за крика.

– О! Алексей! – радостно, еле вылезая из-за стола, кричал Добромир. – Как я рад тебя снова видеть! Где ты ходишь? Почему тебя нигде нет?

Он, покачиваясь, подошёл к Иванову и, распахнув объятия, принялся с ним обниматься.

Когда Иванов увидел себя со стороны в объятиях пьяного иностранца, у него вообще волосы дыбом встали, и не только на голове. А когда ещё и Кристоф начал требовать, чтобы им немедленно подали судовых девушек для компании, то все жизненные желания Иванова сосредоточились где-то глубоко-глубоко в неопределённой точке ниже ватерлинии. Он даже не представлял себе, что может произойти дальше и чем эти выступления чехов для него могут закончиться.

Но помполит неожиданно переменил ситуацию. Он встал и, приобняв разбушевавшихся друзей, у которых уровень тестостерона и алкоголя зашкаливал, усадил их на диван. Мужик он был ростом за сто восемьдесят, жилистый, и Иванов как-то раз видел, как помполит во время вечерней прогулки по палубе легко крутился на турнике.

С помощью грубой физической силы помполит усадил разгулявшихся чехов и стал полновластным хозяином положения. Он достал рюмки со стаканами из бара, фрукты из холодильника и, налив гостям в стаканы, а себе и Иванову в рюмки рома, провозгласил:

– Парни! Я очень рад, что вы пришли навестить нас, но очень сожалею, что время позднее и наши девушки давно уже спят. Ведь им надо очень рано вставать на работу, поэтому, чтобы не нарушать нашей мужской дружбы, предлагаю выпить, – и поднял свою рюмку.

Гости из этого тоста ничего не поняли и обалдело смотрели на улыбающегося помполита, а тот, видя, что они не собираются пить, всучил стакан с ромом Добромиру в руку и подмигнул Иванову, показывая взглядом на другой стакан, предназначенный для Кристофа. Иванов моментально понял, что ему надо делать, и проделал такую же манипуляцию со стаканом Кристофа.

Гости с помощью рук хозяев поднесли стаканы ко ртам и опрокинули в себя их содержимое. Когда объёмную тару они опустошили, за чем бдительно следили помполит с Ивановым, то и сами на виду у обалдевших от выпитого чехов демонстративно выпили свои стопки.

Гости сидели молча, с трудом пережёвывая предложенные фрукты и уже не в силах произнести ни «бэ», ни «мэ».

Через пять минут ситуация кардинально поменялась. Добромир и Кристоф обнялись с Ивановым и убеждали его в том, что он такой замечательный парень, что они никогда такого не встречали и что лучшего советского механика они вообще нигде и никогда не видели, и не встречали.

Обозрев оную ситуацию, помполит вышел в спальню и оттуда вызвал к себе в каюту вахтенного помощника.

Когда тот вместе с матросом появился у дверей, помполит плеснул всем присутствующим по несколько капель рома и вновь торжественно вопросил:

– А на посошок?!

Ну а от такого тоста уже никто не смог отказаться, и обессиленные тела гостей чуть ли не распластались на диване.

Но помполит, чтобы и дальше держать ситуацию под контролем, приказал вахтенным:

– Берите их, – кивнул он в сторону гостей, – и тащите отсюда подальше, желательно до их парохода, а то, не дай бог, где потеряются.

И тут Иванову пришлось поучаствовать в выносе тел друзей из страны социалистического лагеря.

Доведя их до трапа, они помогли им сойти на причал, где Иванов услышал последний приказ Владимира Павловича:

– Доведите их до парохода, а то родина нам не простит, если эта пьянь где-то затеряется.

Так и пришлось Иванову с вахтенными поучаствовать в доставке социалистической движимости на их родной борт.

Доставив к трапу уже немного пришедших в себя Добромира и Кристофа, они смачно расцеловались, заверяя друг друга в вечной дружбе. Чехи после прощания принялись карабкаться по трапу на борт своего судна, а Иванов с вахтенными вернулся на «Оренбург».

Помполит встретил их у трапа, где нёс вахту в отсутствие вахтенного матроса, и, не сказав ни слова, ушёл в надстройку.

Иванов ещё постоял у трапа, переваривая события сегодняшнего дня, выкурил сигарету и, пожелав вахтенному спокойной вахты, ушёл к себе в каюту.

Утро началось, как обычно с завтрака. Помполит сидел за столом и о чём-то увлечённо разговаривал с капитаном. При виде входящего в кают-компанию Иванова он только приветствовал его еле заметным кивком головы, не прерывая беседы, как будто вчера вечером ничего не произошло.