7 сентября 1941 года, Белорусская ССР, окрестности Минска
Командирский «Клим Ворошилов» бодро катил по полю, полстатонным утюгом равняя борозды. Первому полку 1-й гвардейской, которой командовал генерал-майор Бат, противник достался серьезный – дивизия СС «Райх».
Но кто сказал, что эсэсовцы годны для службы в танковых войсках? Давить пшеков, которые бросались на танки с шашками наголо – это они могут. Ну так мы поумнее тех «героев» будем…
Экзамен на профпригодность эсэсманы сдавали на троечку – немецкие танки горели и чадили по всему полю, из-за поднятой пыли казавшемуся бескрайним. «Тридцатьчетверки» тоже присутствовали среди пылавших машин, но все же наших было куда меньше – «Т-34» в дивизии генерала Бата играли вторые роли. В главных выступали «КВ» – как стадо мамонтов, огромных и сильно разозленных, «Ворошиловы» перли вперед, не быстро, но и удержать их было невозможно.
Владимир Петрович вздохнул – он хотел лично вести своих ребят в бой. Но час назад, когда войска разворачивались из походной колонны, на командный пункт дивизии внезапно позвонил сам Сталин, требуя «не лезть на рожон» и командовать боем из безопасного тыла. И генерал послушался. Ну, почти послушался – не шел на острие атаки, как тянуло, а аккуратно двигался во второй волне. Здесь было относительно спокойно и обзор получше. Советом «командовать из тыла», конечно же, пришлось пренебречь – невозможно управлять мобильными войсками в режиме реального времени, сидя в нескольких километрах от передовой. Не те сейчас технологии, не те… Никто на широкий экран картинку с беспилотника не выведет, ввиду отсутствия этих самых беспилотников, да и самих экранов.
Самым значимым аргументом в решении слегка поумерить свой пыл послужила фраза Сталина: «Сведения получены от комиссара Дубинина». Услышав ее, Бат радостно улыбнулся, впервые за много дней. Жив, значит, Виталя! Воскрес, как птичка Феникс. И сразу же дал совет «не лезть на рожон». Видать, вычитал на каком-то сайте про неминуемую смерть героического генерала и решил спасти товарища.
Хотя, если уж состоялся у него разговор с вождем, значит, скоро и сам объявится…
– Заряжай бронебойным!
– Есть! Готово! – Сочный лязг закрываемого затвора.
– Матвеич, дорожка!
– Делаю, тащ генерал! – Голос Баранова на удивление спокойный.
Батоныч до рези в глазах вглядывался в перископ, кляня хреноватую оптику.
– Степан! Двадцать влево! «Тройка» подворачивает бортом!
– Короткая! – Баранов нашел подходящее место и плавно затормозил.
– Степа, жги!
– Есть! – выдохнул Гаврилов, вжимая педаль.
Грохнуло орудие. В общем шуме почти неслышно залязгала гильза, напуская вонючего дыму.
– Матвеич! Рви!
– Понял! – откликнулся Баранов.
– Погнали!
Мотор зарокотал громче, и «КВ» стал довольно шустро продвигаться вперед – клинья советских и немецких танков сошлись, как зубья капкана. Теперь оставалось выяснить, чьи зубы окажутся крепче.
Если глянуть вправо, было видно, как работает тяжелая «арта» – 152-мм гаубицы вышедших на прямую наводку «КВ-2». Увесистые снаряды рвались между «панцерами», опрокидывая «двойки» или даже «тройки», а уж когда выходило прямое попадание, «танчики» почти выворачивало наизнанку.
– «Высокий»! Ответь «Лому-два»! – послышался в шлемофоне голос командира второго полка. – Батареи ПТО мы раскатали. Бить дальше по правому флангу?
– «Лом-два», здесь «Высокий». Пройдись по тылам и выходи на левый фланг! Там сейчас жарко… А мы двинем тебе навстречу. Только смотри не перепутай!
– Понял, выполняю.
– Матвеич, вперед на первой. Вон тудой, где развалины. Коровник там был или что… Экипажу – внимание, продолжаем бой! Заряжающий, бронебойный в ствол!
– Есть, бронебойный! – ответствовал Степанович. – Готово!
– Степа! Башню влево, на двадцать. Огонь по готовности.
– Есть! Наблюдаю танк противника… – занудил Гаврилов.
– Короче, Склифосовский! – прикрикнул Владимир Петрович. – Душевно тебя прошу!
– Короткая! – живо сориентировался башнер. – Выстрел!
Грохнуло орудие, почти не толкая многотонную махину. Горячая гильза забрякала, дымясь синим кордитным чадом.
– Попал! – с удовлетворением отметил Бат, наблюдая, как задымил фашистский танк. Из люков полез экипаж в черном. – Ваня, приголубь!
– Есть!
Застучал пулемет, прореживая немецких танкистов.
– Матвеич, рви!
– Делаю, тащ генерал…
«Т-III» и «Т-IV» выходили из-под накрытия гаубичными «подарками», строясь ромбом. За ними катились «Ганомаги» и «Опели» с пехотой.
– Матвеич, ходу! Разворот вправо на сорок пять, и тормози. Заряжай осколочным!
– Есть осколочным! Готово!
– Огонь!
Громыхнуло. Осколочно-фугасного вполне хватило для «Ганомага» – бронетранспортер почти развалило надвое. А тут и «четверочка» подставилась.
– Дорожка! Бронебойным!
– Есть! Готово!
– Короткая!
– Выстрел!
Снаряд вписался в моторный отсек немецкого танка, и синтетический бензин весело полыхнул.
– Газу, Матвеич!
Батоныч прижался к нарамнику перископа. Окружающий мир трясся и колыхался, кромка горизонта плясала, но разглядеть атаку можно было. «КВ» ломили уступом, почти не маневрируя, изредка принимая меткие снаряды на броню – вон как раз один такой ударил о башню «Ворошилова» слева, выбив сноп искр, и ушел рикошетом в небо. А вот юркие «тридцатьчетверки» крутились и вертелись, сводя с ума немецких наводчиков.
Кто-то из наших зарядил «троечке» бронебойным под башню, да так ловко, что ту сорвало и швырнуло на землю. Боекомплект рванул в погон, как из жерла.
– Степа, не спи!
– Матвеич, поворот направо и остановка!
– Есть!
– Клади бронебойный!
– Готово!
– Матвеич, немного левее дай! Короткая! Выстрел!
Болванка ушелестела и вошла «тройке» в борт. Та стала колом, а через секунду башня приподнялась на облаке огня и дыма и тяжело опустилась обратно, прикрывая подорванный танк, как кастрюлю крышкой.
А вот и следующий в очереди… Наглая «четверка», стреляя на ходу, шла командирскому танку наперерез. Гаврилов всадил «панцеркампфвагену» бронебойный в двигатель – болванка выкрошила цилиндры и переломала шатуны. Лопнули баки, разливаясь, разбрызгиваясь жидким огнем, и немцы полезли из люков, как черные тараканы-прусаки.
Бат хотел было дать команду Глебову, но наступающая пехота и сама справилась, перестреляв «панцерманов». Но нашлось дело и для радиотелефониста.
– Иван! Включай третий канал!
– Есть! Готово!
– «Очкарик»! Здесь «Высокий»! Куда ты пропал?
– Занят, «Высокий». Пытаюсь одновременно немцев заглушить и наши каналы держать открытыми. Пока вы там лихачите, мы здесь за вас отдуваемся!
– Боря, поерничай мне еще… Где «горбатые»?
– Петрович, летуны говорят, что все в разгоне! Немцы не только на нашем участке прут…
– Боря, дорогой, найди хоть эскадрилью!
– Ладно, ладно… Сейчас постучусь в одну дверку… Есть! Говорят, что заправляют одну группу.
– Группа – это сколько?
– Десять штурмовиков, Петрович!
– Боря, а двадцать найти слабо?
– Петрович…
– Жду!
Вскоре над полем боя показались штурмовики «Ил-2». Было их мало, и еще эскадрилья «МиГ-3» прикрывала «горбатых». «Ильюшины» пролетали на бреющем, как ангелы смерти, швыряясь бомбами, пуская эрэсы, паля из пушек.
Звено забредших «Юнкерсов» стало разворачиваться, от греха подальше, но пилоты «мигарей» не утерпели, набросились на бомбовозы. Вышло эффектно – немецкие летчики, стремясь поскорей облегчить свои «Юнкерсы», стали сбрасывать бомбы не глядя, и парочка фугасок раскурочила-таки «тройку» и «четверку».
Налет краснозвездной авиации не остановил накат танков Гудериана, но 1-й гвардейской помог.
Снова подключилась артиллерия, перепахивая поле, засевая его разящей сталью. А вот и «катюши» заработали – с ревущим воем уходили по косой в небо реактивные снаряды, падая на арьергард 46-го моторизованного корпуса, где двигалось «нежное мясо» бронированной орды – грузовики с пехотой, артиллерия, саперы. На них «хвостатые кометы» произвели «неизгладимое впечатление» – Бату померещилось, что он чувствует запах горелой человеческой плоти.
На мгновение показалось, что вражеский натиск ослабел – насколько мог видеть со своего места генерал, пространство перед ним было усеяно горелой техникой. Десятки немецких и наших танков дымились, застыв в разных положениях, один даже перевернулся, свалившись в глубокую воронку. Редко где просматривалась трава – земля была перелопачена и выжжена. Огонь и дым продолжали бушевать, разрывая сталь на куски, превращая живых и мертвых в бессмысленную копоть. Да уж: встречный танковый бой – вещь страшная, почти инфернальная… Но вот среди черных остовов что-то мелькнуло…
– Степан, видишь? Сука какая-то там рыщет, недобитая…
– Вижу, командир, «тройка» там! Прямо на нас прет!
– А вот хрен им на рыло. Бронебойным!
– Есть! Заряжающий!
– Уже!
– Выстрел!
С двухсот метров болванка пробила лобовую броню и, словно кол, втесала в «тройку». Тут прилетел бронебойный от соседа – в упор под башню, наполовину выдирая ту из погона. Готов.
– Жрите, твари, не обляпайтесь!
Бат мельком глянул на «трофейные», принесенные из «того» мира, швейцарские часы. Ух ты, всего одиннадцать утра! А показалось, что полдня прошло!
И в этот момент «Ворошилову» прилетела «ответка» – болванка вонзилась в башню, и экипаж танка словно оказался под Царь-колоколом в момент удара «языка». Звон оглушил всех, у Сереги Степановича даже кровь из уха пошла, а кусок окалины, выбитый снарядом из башенной брони, чиркнул Батонычу по левой руке.
– Т-твою мать!
Кое-как замотав рану, генерал-майор сунулся к нарамнику. Где эти суки?!
– Матвеич! Метров десять-пятнадцать вперед, и замри!
– Ага…
– Степа!
– Вижу его, тащ командир, самоходка за горелыми фрицами прячется!
– Так бей!
– Выстрел!
Степа поспешил – снаряд, нацеленный немецкой «штуге» в корму, пролетел чуток выше, пробороздив корпус и сбивая запасную канистру. Сноп выбитых искр походил на фейерверк – бензин вспыхнул тут же, растекаясь, проливаясь на мотор.
– Мимо! Но горит!
– Матвеич, газу!
– А то ж…
7 сентября 1941 года, Белорусская ССР, окрестности Минска
Я двинулся вдоль кромки леса, огибая поле боя. Светлана тащилась следом. От танкового сражения нас отделяла редкая полоска деревьев, если и защищая, то лишь от недружественного взгляда.
Я шел, спотыкался, но все смотрел и смотрел. Я бывал на танковых учениях, видал бои местного значения, но столь эпическую битву наблюдал впервые.
Рев моторов, огонь и дым, дыбившаяся взрывами земля – все это зрелище завораживало, словно первозданный хаос.
Пыль сдуло ветром, зато хватало дымов – черных, серых, белых, – густая пелена висела над полем, размазывая перспективу.
Танков поблизости от нас было немного, основная масса бронетехники отдалилась от опушки на пару километров. И сейчас рядом с лесом появились самоходки – новенькие САУ-76. Из-за «широких спин» «Ворошиловых» они выбивали немецкую бронетехнику. Получалось, судя по резко возросшему на поле количеству черных дымов, неплохо.
Вообще, когда видишь танковый бой со стороны, бросается в глаза то, что как раз танки – это далеко не все. Вот мимо проехали БТР-41, немножечко кургузые, если сравнивать их со «сто пятьдесят вторыми». А вот неподалеку, метрах в трехстах, появились громадные силуэты «КВ-2». Их орудия слаженно грохнули залпом, и меня со Светой качнуло воздушной волной – калибр внушал уважение!
И повсюду – под прикрытием брони или на броне – пехота. Без нее никуда. Грозный с виду танк беззащитен перед парой очумелых немцев, волокущих ящик-мину, или против смелого красноармейца, готового забросать вражескую машину бутылками с горючей смесью. Смешно звучит, но за танками надо приглядывать, чтобы противник не обидел.
– Ищешь друга? – задыхаясь, спросила Светлана. – Или просто любуешься батальной сценой?
– Знаешь, я был офицером, много повидал, но тут такой размах… Настоящая Курская дуга!
– Не поняла, – озадачилась Сморкалова, – какая еще дуга? Или ты имел в виду магнитную аномалию?
Еще бы ты понимала… В твоей реальности не было ни Сталинграда, ни Прохоровки.
– Проехали, – сказал я.
И в тот же момент послышался резкий голос:
– Стоять! Хенде хох!
– Вы уж что-нибудь одно выберите, – посоветовал я шагнувшим из-за дерева красноармейцам, – или по-русски командуйте, или по-немецки.
Усатый боец с сержантской «пилой» на черных петлицах молча отобрал немецкий автомат и попытался вытащить из моей кобуры «Грач». Не тут-то было! Пистолет даже не сдвинулся – чтобы его извлечь, нужно нажать планку на боку кобуры. Дабы упростить ему задачу, я снял оружейный пояс и вручил сержанту со словами:
– Отвечаешь головой! Это секретная разработка.
– Разговорчики! – машинально буркнул усатый, оторопело разглядывая странную конструкцию. – Кто такие?
– Сами-то вы кто? – воинственно парировала Светлана.
– Разведбат 1-й гвардейской танковой дивизии, – небрежно козырнул сержант. – У вас, гражданочка, оружие есть?
Сморкалова вместо ответа раскрыла свою сумочку и протянула ее молодому парню с ППД. Парнишка скосил глаза внутрь и почему-то покраснел.
– Повторяю вопрос: кто вы такие и что здесь делаете? – тоже глянув на содержимое сумки, сказал сержант.
– Батальонный комиссар Дубинин, – представился я, – а это военврач Сморкалова. Выполняем особое задание командования.
– А где тогда твоя форма, комиссар? – съехидничал молодой красноармеец.
– Фамилия? – с «командирской» ленцой в голосе спросил я.
– Красноармеец Кравцов! – на полном автомате ответил боец и тут же, поняв свою оплошность, прикусил язык.
– Я доложу командованию о твоей наблюдательности, красноармеец Кравцов! – холодно сообщил я.
– Да ты… да вы… да я вас… – начал закипать Кравцов, но его порыв был остановлен сержантом.
– Отставить! – сердито рявкнул усатый. – Доставим этих субчиков в штаб, там разберутся!
– Ох, только не пешком! – взмолилась Светлана. – Доставьте нас на машине, да хоть на чем! Хоть на лошади!
– Могу предложить танк! – хмыкнул сержант.
– Я согласна!
– Вперед!
Мы прошли под конвоем метров пятьдесят и вышли к небольшой поляне, куда как раз вписался легкий «БТ-7».
– Семеныч, заводи! – крикнул сержант, и молоденький конопатый мехвод, выглянувший из-за распахнутой «передней двери» «бэтушки», кивнул.
Кравцов ткнул пальцем на моторный отсек – полезай, мол. Я запрыгнул на гусеницу и подал руку Светлане.
– Помоги даме, что стоишь? Возьми за талию и приподними! – повернулась к красноармейцу Сморкалова.
Тот отодвинулся от женщины на метр, даже не попытавшись что-то сделать. Лицо парня приняло цвет переходящего красного знамени. Наверняка не целованный еще. Пришлось самому втаскивать Свету наверх.
Едва мы со Светой присели на горячую решетку и вцепились в поручневую антенну на башне – под прицелом бдительного красноармейца Кравцова, – как сержант махнул рукой:
– Вперед, Семеныч!
Почему-то танкисты очень любят именно мехводов звать по отчеству, хотя означенному Семенычу лет восемнадцать от силы…
И «бэтушка» дала гари, стартовав с места, как заправский гоночный болид. Несколько секунд мне казалось, что мы не едем, а летим через лес. Причем я лечу не на броне, а где-то рядом с танком… Впрочем, так казалось до первой же более-менее большой кочки, больно стукнувшей меня через металл корпуса по копчику.
Мы отъезжали все дальше от места битвы, и навстречу нам все чаще попадались следы присутствия военной братии – наспех выкопанные г-образные щели-укрытия, палатки и землянки, полевые кухни, бензовозы, какие-то грузовики с КУНГами, легкие броневики. Вот только людей почти не было видно. Видимо, мы ехали через тылы гвардейской дивизии, и все способные держать оружие сейчас на передовой.
Лес как-то внезапно закончился, мы выскочили на поле. Вдалеке, в широком прогале, между двух рощ я увидел силуэты танков, выглядевших на таком расстоянии словно вырезанные из серой бумаги. Высоко над ними висели двухмоторные «Юнкерсы» – всего пять штук. Хорошо их эскадрилье досталось – должно быть девять единиц. И тут я похолодел: это было то самое место, где во встречном бою погиб Батоныч – в военной энциклопедии мне попалась хорошая фотка: вот эти самые две рощи и груды горелого железа между ними.
Я быстро глянул на часы. Полдень давно миновал!
– Сержант! – крикнул я. – Где генерал Бат, он жив?
– Чего-о? – выпучил глаза сержант. Подумал и веско сказал: – Этого вам знать не положено!
– Ах, чтоб тебя…
Двухмоторные «Юнкерсы» начали свое грязное дело – бомбы так и посыпались вниз, на несколько танков, стоявших вразброс, неподвижно, хотя с виду и целых. Я подумал было, где же наши «ястребки», как вдруг из рощ захлопали зенитные автоматы. Первым получил уже отбомбившийся «Ю-88» – ему оторвало хвост. Второй бомбовоз рухнул с полным грузом, в месте падения встало огненное облако солидного размера. Остальные развернулись и ушли на запад, сбрасывая бомбы в чистое поле.
Усатый сержант и молодой Кравцов громко орали «ура!».
– Молодцы! – радостно крикнул я Свете, пытаясь перекрыть рев мотора, на котором мы сидели. – Научились-таки от воздушных атак войска прикрывать! Ты бы видела, что в июне творилось. Я во время первого «провала» как раз под бомбу угодил!
– Так который раз ты в прошлом? – прокричала мне в ухо Светлана.
– В пятый или в шестой! А может, и в седьмой, – ответил я, тоже крича ей в ухо. – Просто со счета сбился.
– И как ты возвращаешься в будущее?
– Меня убивают!
– Как?!
– Насмерть!
Света отстранилась от меня и, задумчиво оглядев с ног до головы, словно ища какие-то повреждения, закусила губу.
Настроение у меня после увиденной отбитой атаки бомбардировщиков поднялось, хотя сомнения грызли с прежним аппетитом – уцелел ли Батоныч. Ведь наверняка лез в первые ряды!
И вот «бэтушка» зарулила на длинную и узкую поляну, где под деревьями стояли укрытые ветвями палатки, ждали своего часа ящики и бочки под масксетями и выглядывали срубы землянок.
Спрыгнув с танка, я снял с него Свету.
– Спасибо, – чопорно сказала она.
– Пожалуйста, – улыбнулся я.
Хороший настрой не покидал меня, и его не смогло испортить даже нарочито суровое лицо особиста, в палатку которого нас провели. Я не стал дожидаться, пока особист сделает свой ход.
О проекте
О подписке