Глава 4

Не люблю жареной телятины!

Ганнибал Лектор

На берегу реки действительно стояло войско ацтеков.

Точнее, не всё войско, а лишь его небольшая часть – тысячи две вооруженных копьями, дротиками и деревянными мечами с обсидиановой кромкой воинов. Как вскоре выяснилось, это была не регулярная часть, а городское ополчение, призванное для того, чтобы держать мост до тех пор, пока регулярные войска гоняют по окрестностям мятежников. Ополченцы и держали навесной мост. Причем на своих плечах, поскольку какой-то шайке хулиганов приспичило перерубить крепления на этом берегу. Ну а пока треть войска держала мост, еще треть пыталась его починить, остальные ополченцы готовили ужин. И судя по запаху, в основном он состоял из жареного мяса, о чем Попова тут же оповестил его вечно голодный желудок.

В отличие от Ашайкоатля, ковырявшегося в дорожном покрытии, а оттого и не смотревшего по сторонам, троих милиционеров с псом заметили сразу, как только те показались на опушке леса. Всё-таки хоть перед рекой лагерем и стояло ополчение, а не регулярная часть, армейские порядки они, как могли, соблюдали и дозоры выставить удосужились. Путешественники увидели, как в лагере поднялся переполох и большая часть воинов, исключая тех, кто держал на своих плечах край подвесного моста, принялись выстраиваться в боевые порядки.

Попову эти действия аборигенов крайне не понравились. Он хоть и был не робкого десятка и уже противостоял, вместе с друзьями, разумеется, крупным воинским подразделениям, однако не думал, что отпуск хорошо начинать с драки. Тем более если против троих милиционеров – и Мурзика, конечно! – прет пара тысяч озверелых дикарей. Андрюша попытался было образумить друзей, но те, не обратив ни малейшего внимания на увещевания криминалиста, нагло пошли прямо на толпу, поскольку оба были абсолютно уверены в собственной безнаказанности.

– Андрюха, кончай тут сопли по дороге размазывать, – с усмешкой сказал ему омоновец. – Чего ты боишься? Оберон же сказал, что можем отдыхать на всю катушку. А значит, ничего нам эти дикари не сделают, блин. Ну а если попробуют, я парочку десятков этих чучел быстро из солдат в землепашцев переквалифицирую. Будут своими носами местные поля возделывать.

– Ванечка, если ты заметил, людей тут несколько больше, чем пара десятков, – язвительно заявил криминалист. – Думаешь, остальные будут стоять и своей очереди к тебе на раздачу дожидаться?

– А ты у нас на что? – удивился Иван. – Рявкнешь на них разок, сразу все и полягут. А тем, кто самостоятельно улечься не захочет, мы с Сеней поможем. Точно, Рабин?

– Точно, Жом. Только, если начнешь и дальше в общении с нормальными людьми клички употреблять, я тебя так по затылку дубинкой шандарахну, что забудешь, в какой именно части света ты находишься, – пообещал другу Рабинович.

– А в какой части света я нахожусь? – сделал круглые глаза Жомов и, увидев, как перекосилось лицо кинолога, заржал. – Да пошутил я. Мы в Мезоамерике, а она – между Африкой и Европой. Верно?

Рабинович застонал, но разъяснять омоновцу их теперешнее местоположение желания не изъявил. За это дело взялся Попов, но Ваня на него тут же обиделся, заявив, что оба его друга в одночасье стали идиотами и совсем перестали понимать шутки. Жомов потребовал, чтобы кинолог с экспертом, сами круглые дураки, его за идиота бы не принимали. В гневной тираде, содержавшей в себе необычно много для омоновца слов, Ваня заклеймил позором подобные отношения среди друзей, заставив своим красноречием даже Мурзика застыть с отвисшей челюстью. И неизвестно, какие бы еще новые качества кроме умения связно говорить открыли бы в Жомове сослуживцы, если бы к ним на выручку не подоспел небольшой отряд аборигенов. Все они, за исключением одного, выглядели точно так же, как встреченный ранее Ашайкоатль, только без бород. Последний, или первый, кому как нравится, абориген в группе был как раз бородат, но одет не в набедренную повязку, украшенную перьями, а в белую куртку без рукавов и такие же светлые штаны.

– Кто такие? Куда идем? Предъявите документы! – с ходу потребовал ацтек в белоснежных одеждах, видимо, являющийся командиром этой группы солдат. Остальные, так же с ходу, ощетинились копьями, нацелив их в грудь путешественникам.

– Сеня, тебе это наглостью не кажется? – поинтересовался Жомов, прерывая свой беспрецедентный монолог.

– Твоя болтовня?.. Нет, – прикинулся дурачком кинолог. – Говори, сколько хочешь. Очень даже интересно проверить, насколько велик твой словарный запас.

– Хватит придуриваться, блин! – обиделся Ваня. – Я тебя спрашиваю, тебе не кажется, что эти уроды обнаглели, раз у милиционеров документы предъявить требуют? Мне их изуродовать, или ты сначала культурно поговоришь?

Аборигены, наблюдавшие за этим диалогом с явным непониманием и нетерпением, недоумевали, почему это странные незнакомцы не только игнорируют требование их командира, но и, находясь без оружия, явно не боятся вооруженного отряда. Начальник ополченцев набрал в грудь воздуха, явно собираясь рявкнуть на непрошеных гостей как следует, но его опередил Попов.

– Какого хрена, мать вашу, вы смеете к нам с вопросами приставать?! – истошно завопил он.

Вопль, как всегда, вышел на славу. Командиру отряда, пытавшемуся глубоко вдохнуть, ударной звуковой волной Андрюшиного крика загнало в грудь столько воздуха, что было удивительно, как он не взлетел подобно воздушному шарику. Тех ацтеков, что пришли вместе с ним, разметало в разные стороны, лишив во время вынужденного полета их жалкого гардероба. И те, кто после вопля Попова сумели подняться на ноги, тут же помчались в разные стороны, истошно вопя и стараясь прикрыть срам ладошками.

Пострадали не только они. Поскольку криминалист стоял посредине дороги и смотрел в сторону моста, звуковая волна, без труда разметав дозорный отряд, докатилась и до реки. Первые ряды аборигенов, удерживавших мост, рухнули как подкошенные. Остальные, не в силах удержать вес переправы на своих плечах, отскочили в сторону, дав возможность мосту обрушиться вниз. Начатый ремонт так безвременно и закончился. Чему особенно огорчилась местная рыба, у которой падение моста в реку вызвало легкую контузию. Рыба всплыла вверх брюхом, выразив таким образом протест человеческому произволу.

– Андрюша, я, конечно, понимаю твое стремление помочь в решении конфликта, – после того, как смог прочистить заложенные уши, спокойно начал говорить Рабинович и вдруг взорвался: – Но какого хрена нужно было так орать!

– Сам не ори, – обиженно буркнул Попов и кивнул в сторону тех вояк, которые еще не смогли встать с грунта. – Посмотри на них.

– И что я там должен увидеть? – едва сдерживаясь, поинтересовался Сеня.

– Объясню, раз ты сам поглупел, – рассудительно ответил эксперт. – Ты где-нибудь на этих людях металлические доспехи видишь?.. У них даже щиты из черепахового панциря. Тут в случае конфликта наши дубинки ни фига бы не пригодились. А теперь, глядишь, они с нами по-другому разговаривать начнут.

– Ты посмотри, какой умный, – буркнул Рабинович, явно расстроенный тем, что не он, а криминалист рассмотрел столь важную деталь экипировки ацтеков. – Только всё равно предупреждать нужно, когда орать собираешься. У нас на ушах бронежилетов нет.

Науке неизвестно, помогли бы бронежилеты на ушах остановить звуковую волну Попова или нет, но поверженному Андрюшей командиру отряда хоть какая-нибудь защита в области дыхательных путей точно не помешала бы. Когда абориген сумел, наконец, выпустить весь воздух, загнанный внутрь звуковой волной, подняться на ноги он уже не мог. Пришлось российским милиционерам помогать ему. Так сказать, выполнять ту часть своего долга, в которой говорится о защите гражданского населения.

– Что ты будешь делать, опять, третий раз за день, боги к нам нагрянули, – тяжело дыша, обреченно пробормотал командир. – Что сегодня, день пришествия, что ли?

– Не понял? – удивился Рабинович. – А что, боги у вас вот так вот запросто появляются?

– Ну почему запросто? – удивился ацтек. – Сапотекский Питаосих, бог бедности и неудач, сегодня был, так, гад, наличность у всех умудрился стащить, хотя и близко к лагерю не подходил. После него тольтекский Кукулькан пробегал, такой ветер поднял, что половину каноэ на реке утопли и только что отремонтированный мост обвалился. Вы вот пришли и тоже безобразия учинили. Вам, богам, что, сегодня заняться нечем? Друг с другом поладить не можете, вот на людях зло и срываете?..

– Подожди, подожди! – остановил его Попов. – То есть ты хочешь сказать, что боги у вас тут на людях часто появляются?

– До последнего времени такого никогда не случалось, – всё еще находясь в прострации, ответил абориген. – Конечно, единичные случаи бывали, раз в пятьдесят лет, скажем. Но обычно вы, боги, только со жрецами и общаетесь. Не знаю, что на вас нашло теперь. Скучно на небесах стало? А кстати, вы чьи боги будете? Я о многих знаю, но по описанию вы ни под одних не подходите.

– Да мы так, маленькие божки. О нас даже сами боги не всё знают, что уж о людях говорить! – прежде чем кто-нибудь успел открыть рот, заявил Рабинович. – Ты иди в лагерь, скажи, чтобы нам какое-нибудь маленькое пиршество организовали, а мы пока тут посовещаемся и решим, наказывать вас еще за такое непочтительное отношение к нам или того, что случилось, уже хватит. Ясно?

– Ой, давайте только обойдемся без наказаний, – устало вздохнул командир. – Будет вам пиршество, будет вам торжественная встреча, будут и дары. Только не мешайте мост чинить, а то явится сюда Чимальпоке с основным войском до того, как мы ремонт закончим, так никому не поздоровится. И не думайте, что вы спасетесь. Чимальпоке с Уицилопочтли на короткой ноге…

Что-то в том же духе продолжая ворчать себе под нос, командир дозорного отряда поплелся назад к лагерю, по дороге пинками поднимая с земли своих солдат. Сеня, сделав рукой знак, призывающий друзей воздержаться от вопросов, несколько секунд смотрел ему вслед. А когда абориген удалился на достаточно большое расстояние, повернулся к Жомову с Поповым.

– Что-то я не понял, – недоуменно произнес омоновец, едва Рабинович перестал смотреть вслед ушедшему командиру ацтеков. – Ты когда про совещание говорил, цену нам набивал, что ли?

– Ты тоже так думаешь? – вместо ответа спросил кинолог у Андрюши.

– Интересный мир. Боги прямо среди людей открыто появляются, – видимо, продолжая невысказанные раздумья, пробормотал эксперт, а затем встрепенулся: – А? Что? О чем ты говорил?

– О своем, о женском – о комбайнах, – фыркнул Сеня. – У тебя, Андрюша, кроме как на восторги по этому миру, мозговые ресурсы еще для чего-нибудь остались? Как считаешь, есть нам что обсудить или можно в ацтекский лагерь идти на пиршество?

– А чего на голодный желудок обсуждать? – удивился Попов. – Вот поедим, тогда и думать нормально сможем.

– Сытое брюхо к учению глухо. Но Попу на всё плевать, лишь бы было что пожрать, – констатировал кинолог. – Андрюша, тебе ничего подозрительным не кажется?

– Ты о чем? – вместо задумавшегося эксперта спросил Жомов.

– А о том! – ответил Рабинович, глядя на друзей, как учительница на нашкодивших второклашек. – Посудите сами. Появляется Лориэль и соблазняет нас халявным отпуском с возвращением обратно в тот же день, из которого мы отбыли. По прибытии в Эльфабад этот шкодливый эльф исчезает, а мы узнаем, что мир Оберона здорово расширяется и у них возникли проблемы с МП-переходами. Нас забрасывают сюда, и тут мы узнаем, что боги этого мира посходили с ума и шляются среди людей, словно у себя в апартаментах.

– Ну и что? – пожал плечами Попов. – Может быть, Оберон специально всё организовал, чтобы нам веселее было?

– А может быть, всё это подстава? И нас опять втянули в какую-то авантюру, – высказал предположение кинолог.

– Да брось ты, Сеня, ерунду нести! – встрял в разговор омоновец. – У тебя от общения с эльфами простата началась…

– Что-о-о? – взревел Рабинович, а Андрюша тоненько захихикал.

– Ну эта… Когда человек всего бояться начинает, – растерялся Жомов.

– Эта, когда человек всего бояться начинает, называется паранойя, – раздраженно поправил друга кинолог. – Простата – это нечто другое, прямого отношения к психическому состоянию человека не имеющее…

– Ну и хрен с ней! – махнул рукой Ваня. – Я тебе говорю, что подставы никакой нет. Ну, скажи, откуда Оберону было знать, что мы в Мезоамерику соберемся?

Этот вопрос и в самом деле поставил Рабиновича в тупик. Конечно, Лориэль мог видеть лежавшие на столе фотографии древних ценностей, которые Попов сделал у себя в лаборатории, но это ни о чем не говорило. Если Оберон действительно планировал подставить милиционеров, то должен был готовить эту операцию давно. А до вчерашнего дня о культуре Мезоамерики, кроме Попова, никто даже и не думал. И уж точно, обсуждать возможность поездки в этот регион и это время менты и не пытались. Да и сам Андрюша начал думать о посещении ацтеков вместо мира-аквариума только после прибытия в Эльфабад. Вот и получалось, что участия в выборе милиционерами конкретного места для отдыха Оберон принимать не мог. И всё же данные рассуждения подозрительности у Сени ничуть не убавили.

– А почему вы решили, что именно наш визит в Мезоамерику подстава? – с жаром накинулся он на друзей. – Может быть, у Оберона неприятности во всех мирах начались, и ему всё равно, в каком именно мы начнем наводить порядок?

– Сеня, ты действительно что-то слишком всё выворачиваешь, – улыбнулся, как доктор больному, Попов. – В нашем-то мире всё нормально? Боги по улицам не бегают? Да и в Эльфабаде ничего страшного не происходит. Тебе же сказал этот тролль, что расширение мира – дело обычное. Давай не искать проблему на пустом месте, а просто будем отдыхать. Тем более к нам новая делегация идет.

Попов махнул рукой в сторону воинского лагеря ацекских ополченцев, и Сеня вынужден был обернуться в указанном направлении и прервать дискуссию, поскольку шедшая к ним делегация была уже слишком близко. В этот раз обычных воинов в юбочках из перьев среди аборигенов не было. Все до единого подошедшие к милиционерам ацтеки были одеты в белые костюмы. Некоторые несли на головах странные уборы из перьев, у других перья были нашиты на одежду, ну а третьи, видимо, беднее и ниже рангом, украшениями снабжены не были, как и командир дозорного отряда, наголову разбитого криком Попова. Остановившись в некотором отдалении от путешественников, аборигены встали в позы, выражавшие почтительность и внимание.

– Ну что, к пиршеству готовы? – поинтересовался Рабинович, дав себе слово в ближайшем времени продолжить с друзьями обсуждение своих подозрений.

– Позвольте выразить вам свое почтение, славные и великие боги, и принести вам этот скромный дар, – выступил вперед один из ацтеков. Видимо, сам командир ополчения. – Надеюсь, он прекрасно отразит наше безмерное уважение вашей божественной сущности.

Рабинович, взяв на себя роль начальника отряда богов, пошел навстречу аборигену, пытаясь понять, что именно он держит в руках. Подойдя ближе, Сеня понял, что это какая-то шляпа, сделанная из тщательно переплетенных перьев, с огромным разноцветным плюмажем. Осознав, что в руках ацтека больше ничего нет, Рабинович взял шляпу и заглянул внутрь ее. Затем повертел из стороны в сторону, явно чему-то удивляясь, а после этого завопил:

– И на хрена мне этот мусор нужен? Золото и драгоценные камни где, я вас спрашиваю?!

– Этот мусор является высшим знаком отличия воинства Орла, служащего Кецалькоатлю, – терпеливо и покорно пояснил абориген. – Впрочем, если вы принадлежите к окружению Тонакатекутли, мы можем подарить вам накидку из шкуры ягуара. А золота и драгоценных камней у нас нет. Питаосих сегодня был и всех ограбил.

Сене осталось только горестно вздохнуть. Судя по всему, новое путешествие милиционеров по параллельным мирам начиналось не так радостно, как на это рассчитывал кинолог. Он мысленно пообещал набить морду этому вороватому Питаосиху, а потом, поскольку ничего другого не оставалось, согласился принять в дар пернатую шляпу. Всё-таки шкура ягуара, может быть, и ценней, но таскать ее с собой по такой жаре было бы накладно. Ну а кроме того, Рабиновича не покидала надежда получения хорошей наживы в этом полумистическом мире.

– Ладно. Принимаем ваш дар с благодарностью и надеемся, что пиршество будет более впечатляющим, – с угрозой в голосе проговорил Сеня и оказался как нельзя более прав. Пиршество путешественников впечатлило!..

По дороге к лагерю войска аборигенов Рабинович немного успокоился и перестал смотреть волком на ацтеков, не удосужившихся припрятать от Питаосиха пару-тройку килограммов драгоценных камней, чтобы с покорностью и восхвалениями принести их в дар новым гостям. Он даже затеял с главой делегации аборигенов, Ачитометлем, крайне содержательный разговор о местных рынках, ценах на кукурузу и облигации Сбербанка СССР 1936 года выпуска. Собирался расспросить и о том, каким образом боги различных народов умудряются уживаться в местном пантеоне, но вовремя вспомнил, что сам вроде бы считается здесь божеством, хотя и мелким, и от вопросов о своих «коллегах» воздержался.

Хотя войско ацтеков, к которому подошли путешественники, и состояло из ополченцев, торжественным встречам богов их обучили тщательно, надо полагать, в первую очередь. Довольно стройные ряды аборигенов при приближении гостей дружно взмахнули копьями и щитами, трижды выкрикнув «Слава!». Ну а поскольку имен новых богов солдаты не знали, то, указывая, кого именно восхваляют, добавляли краткое и емкое «богу!». Получилось: «Слава богу!» И после этого только Ваня Жомов поинтересовался, отчего это вдруг аборигены почувствовали облегчение. Дескать, рано им расслабляться, он еще проверку строевой подготовки не проводил.

– Ждут Фому – чают быть уму. А Ивана принесло – всем достанется в мурло, – констатировал Рабинович, и омоновец так и не сообразил, обидеться на это утверждение, или, наоборот, назвать Сеню самым что ни на есть сукиным сыном.