Господи, помоги мне в благом деле! Помоги! Снова ощупываю выпяченный позвонок. Стараюсь не думать ни о чём. Я просто отключил голову! Пальцы будто сами находят нужные места… Вот… Нажимаю!..

– …твою мать! Коновал! – орёт пациент и дальше следуют слова в том же духе.

Кажется, получилось. Уж очень он завопил. Наваливается ужасная усталость. Сажусь на стоящий рядом стул.

– Было больно? – спрашивает Кирилл Сергеевич Андрея.

– Ох-х… – и следует матерная тирада. – Прости… Очень.

– Саша, давай перевернём его.

Переворачиваем. Главврач достаёт из кармана иглу от шприца и начинает водить ею по ногам Андрея.

– Что чувствуешь? Чувствуешь уколы?

– Конечно… Колешь меня своей иглой. Ты там поосторожнее!

– Ты вообще понял, что произошло?

– Ноги чувствуют… Действительно, стали чувствовать! Слушай, парень… Извини меня. Спасибо тебе! Ходить-то буду?

– Будешь! – решительно говорю я. – Если мы с тобой будем работать вместе.

– Не вопрос!

– Маша, есть что-нибудь плоское и твёрдое? Ну фанера, доски… Ему сейчас надо лежать на жёстком и двигаться очень осторожно. Позвонок Саша ему вправил, но хрящики вокруг должны привыкнуть к его правильному положению.

Надо же! То же я и Ваньке говорил.

– Есть фанера! – она убегает.

– Андрей, – обращаюсь к неожиданному пациенту, – я покажу упражнения и буду помогать их делать. Но только никакой самодеятельности! Всё только по команде.

– Андрей, ты понял? – вступает Кирилл Сергеевич.

– Конечно, Сергеич!

Маша приносит приличный кусок фанеры как раз по ширине кровати.

– Давай его пока посадим на стул, – командует главврач.

– Лучше давайте перекатим на несколько стульев, – осмелев, предлагаю я. – Мне бы не хотелось, чтобы он пока сидел.

– Саша, тебе виднее. Раз ты – лечащий врач, то тебе и командовать.

Удивлённо поднимаю на него глаза.

– Я сказал то, что сказал! Поскольку это правда, – жёстко говорит он.

Кирилл Сергеевич пригласил меня к себе сразу после визита к Андрею. Простая двухкомнатная квартирка в стандартном трёхэтажном доме. Сидим за столом на котором бутылка коньяка и нехитрый холостяцкий ужин – сосиски, макароны…

– Вот что я тебе скажу, Саша, – хозяин поднимает рюмку, – ты сегодня меня порадовал. Я тебе очень благодарен. Спасибо!

– Кирилл Сергеевич… Про Андрея… Я бы в любой ситуации сделал это! Правда!

– Я ни в коем случае не подвергаю сомнению твои слова. Ну, давай!..

Мы выпиваем, потом закусываем. В комнату входит большой серый кот.

– Вот и Антошка! Познакомься, Саша. Это моя семья уже в течение пяти лет.

Кот подходит ко мне, сначала нюхает мою ногу, а потом начинает о неё тереться.

– Признал он тебя! К хорошим людям он сразу льнёт.

Я молчу, потому что не знаю, как себя вести с этим бесконечно уважаемым мною человеком. Думаю, что даже к Илье Анатольевичу я отношусь по-другому.

– Понимаешь, Саша, – задумчиво произносит старый доктор, – вообще-то я с первой нашей встречи понял, что в тебе есть что-то для меня интересное. Интуиция подсказывала, что ты сможешь поставить Ваню на ноги. А сегодня, после того что ты сделал с Андреем, убеждён: если не станешь так помогать людям, будешь преступником. С твоим талантом… ты можешь принести столько добра!

Умираю от смущения. Кот между тем спокойно вспрыгивает мне на колени…

– Ты смотри, как он к тебе… Это лишнее подтверждение моих слов.

– А знаете, как мне было страшно? – признаюсь я.

– И это правильно! Когда говорят, что врачи должны быть уверены в себе, – это про плохих врачей! Человеческий организм тем и отличается от машины, что тут нет запчастей. И ошибка может очень дорого стоить! Понимаешь?

– Потому и боюсь.

– Вот и бойся! Бойся и делай! Раз боишься, значит – сто раз себя проверишь, перед тем как что-то сделать. А больным, конечно, надо демонстрировать полную уверенность, чтобы она им передавалась. Как ты и поступил с Андреем.

Пьём по второй. Оглядываю комнату, в которой мы сидим.

– Кирилл Сергеевич, а вы сами не из Питера? – брякаю я наобум.

– Ты прав, Саша, – он тихо вздыхает. – Я из Питера… Видишь, даже не спрашиваю, как ты это понял.

– Знаете, у вас всё очень по-питерски. А почему вы уехали? – задаю я очень нетактичный вопрос.

– Видишь ли… – хозяин задумывается. – Отвечу коротко. Там у меня умерла жена. Я не смог её спасти. И жить после этого в городе, где всё мне напоминало о ней, я тоже не смог. Вот и уехал на край света. Давай по последней. Не чокаясь…

…Возвращаюсь домой, вернее, в знакомую квартиру.

– О! Привет победителю! – Дмитрий Иванович идёт ко мне с распростёртыми объятиями в полном смысле этого выражения. – Ну поздравляю! Ты молодец, Сашка!

– Не понял… – бормочу я, действительно не понимая, что происходит.

– У нас в посёлке новости распространяются быстро! – и он добродушно смеётся. – Про Беспалого нам уже рассказали.

– А почему беспалый?

– Так у Андрея же мизинца нет на правой руке! Ладно, садись ужинать, лекарь!

Смотрю на часы. Уже десять вечера по местному. Где же Ванька?

– А Ваня приходил?

– Ваня? – Дмитрий Иванович хмурится. – За юбкой бегает наш Ваня… Ну куролесит он со Светкой!

– Ой, непутёвая девка! – ворчит Надежда Михайловна. – Скольких мужиков поокручивала! Двадцать семь, уже дважды замужем побывала, а ребёнка нагуляла без мужа. К Ване не приходила, потому что была на койке! Ну да, на койке! Только не одна!

Внутри меня словно ёж колючий поселился. Ох, не зря я при их встрече подумал…

Хозяйка суетится у стола. Опять обращаю внимание на то, как она стала ходить. Действительно, ногу слегка подволакивает. Да и скособочена…

– Надежда Михайловна, а что у вас с ногой?

– Ой, Сашенька, не с ногой, а с поясницей. Так ужасно болит!

– Да приложилась она зимой тем местом, на котором сидят, – поясняет Дмитрий Иванович. – Поскользнулась…

После Андрея и коньяка с Кириллом Сергеевичем меня накрывает эйфория.

– Может, я на что сгожусь? – тихо спрашиваю я.

– Ой, Сашенька, само пройдёт! – отмахивается Надежда Михайловна.

– Мать, а может, Саша всё-таки тебя посмотрит? – вклинивается муж. – Ты не стесняйся. Он ведь как врач тебя посмотрит.

– Митя… И ты туда же! – укоризненно говорит она.

– Именно туда! Давай, давай. Пока мы за стол не сели. А то потом поздно будет.

– Ой, даже и не знаю… – пожилая женщина слегка краснеет.

– Надежда Михайловна, не надо стесняться! Может, я помогу, – уговариваю её.

– А как? Ну что надо делать?

– Вы идёте в комнату вместе с Дмитрием Ивановичем, ложитесь на живот. Потом он меня зовёт, и я смотрю. Ну пальцами.

– Ой, ну ладно… Митя, пошли!

Пока они в соседней комнате готовятся, меряю столовую шагами. Ванька, похоже, ночевать не придёт. Ну что ж… Может, и к лучшему! Может, он станет с этой женщиной обычным, то есть натуралом. Пусть у него будет всё! И семья, и дети… А как я без него?

– Саша! Заходи!

Надежда Михайловна лежит с оголённой спиной и даже частью попы. Сажусь рядом на кровать. Сперва вожу руками над её позвоночником. Да! Это те самые ощущения! Вот здесь! Надо ещё проверить… Снова вожу руками. Опять в этом же месте… Слева сильнее крючит пальцы. Кажется, это позвонок чуть-чуть от удара сместился. Ещё раз проверяю, уже ощупывая позвонки в этой области. Сомнения меня отпускают. Сейчас я, кроме этого позвонка, ни о чём не думаю. И пальцы притягиваются…

Ну вот… Тихий вскрик как сигнал о том, что всё прошло хорошо.

– Вроде уже и не болит… – тихо сообщает моя пациентка. – Можно, я встану?

– Я сейчас выйду, а вы, Дмитрий Иванович, помогите встать. Потом позовите.

Выхожу. Настроение дрянное. Почему-то мне абсолютно ясно, что Ванька сегодня не придёт. И вообще ясно, что в Питер я вернусь один. Я в этом убеждён! Сам не знаю почему, но в самолёте вижу себя одного. Я вижу… Я вижу!

– Саша! Заходи!

Вхожу. Надежда Михайловна стоит, поддерживаемая Дмитрием Ивановичем.

– Ну как?

– Ой, Сашенька… Так хорошо! Боль-то вся ушла.

– Вот и слава богу! Только с месяц ничего тяжёлого не носить и из дома не выходить, – жёстко наказываю я. – А я каждый вечер буду слегка массировать позвоночник.

– Конечно, Сашенька! Давайте к столу!

– Ну, Сашка! Дай руку! – уже гремит хозяин. Крепкое рукопожатие, и он меня обнимает. – Я верил, но сейчас… Ты… – на его глазах появляются слёзы. – Ты настоящий лекарь! Мать, мы выпьем слегка?

– Да, конечно! И мне тоже немножко…

Пьём водку, закусываем жареной рыбой, и у меня внутри разливается тепло. И я не могу понять – то ли от водки, то ли от радости, что сделал добро дорогим мне людям.

* * *

Уже неделю работаю в Булуне как проклятый. С утра бегу к Андрею, и мы с ним делаем Ванькин велосипед. Ситуация у него куда проще, да и лежал он меньше, поэтому дела идут неплохо. Думаю, дня через три можно будет ставить на костыли. Потом бегу в больницу. Там мытьё, горшки и кормёжка совсем немощных. Занимаюсь этим с удовольствием и, когда вижу благодарные взгляды, будто взлетаю…

Кирилл Сергеевич каждый день на полтора часа арестовывает меня в своём кабинете и учит. Да! Я снова, как школьник, учусь. Учу физиологию, которую читал, но теперь, под мудрым руководством, эту науку осваиваю. Он и другие вещи мне объясняет, а я стараюсь всё впитывать, как губка. Сам не знаю, зачем это делаю, но мне интересно!

Ваньку за это время видел всего два раза, и то вместе со Светой. Про себя отметил, что, если говорить на языке биоэнергетики, поле у неё очень сильное и недоброе. Хочу с ним об этом поговорить, но такое впечатление, что Света специально ему не позволяет оставаться одному. Да и взгляд у него какой-то стал странный… Хоть я и надеюсь, что у него в отношениях с женским полом будет прорыв, но какая будет психологическая цена?

Захожу в перевязочную. Вера Петровна меняет повязки на руках у мужика с ожогом третьей степени. Ужас! Страшно смотреть! Ещё и гной… Будто озарение наступает.

– Вера Петровна, погодите-ка…

Она недоумённо смотрит на меня, а я смотрю на его руки.

– Подержите руку перед собой на весу, – командую пациенту. Держит. Располагаю одну ладонь сверху, а другую снизу его руки.

Пальцы отчаянно крючит. Стараюсь накачать эту сплошную боль своей энергией и теплом.

– Даже меньше болеть стало, – удивлённо сообщает мужик.

– Вот и хорошо. Теперь вторую… – делаю всё то же самое. – Можно бинтовать.

Вера Петровна послушно выполняет.

– Следующий раз во время перевязки позовите меня, пожалуйста, – прошу я её.

Благодаря моим «подвигам» у меня появились ещё пациенты. Идут прямо в больницу! Короче, практика богатая. А Кирилл Сергеевич всё время хитро улыбается. Видя, что я очень устаю, он даже разрешает мне часок подремать в его кабинете на диване.

Утром иду по посёлку к Андрею.

– Смотри, смотри! Вон доктор из Питера пошёл! Беспалого поднимает на ноги, – слышу я позади себя женский голос.

– Этот поднимет! Моему вон как вправил! Уже на работу собрался, – говорит второй женский голос.

Резко оборачиваюсь. Вижу двух женщин, в одной узнаю жену своего пациента.

– Скажите вашему мужу, – обращаюсь я к ней, – чтоб ещё на неделю про работу забыл! Чтоб носу из дома не показывал! Приду и проверю. Понятно?

– Понятно, доктор, – смущается она. – Только почему вы денег у нас не взяли?

Я тогда не взял пять тысяч, которые она мне совала после процедуры с её мужем.

– Во-первых, больница государственная, а не частная. Во-вторых, деньги у вас не лишние, а в-третьих – я помогаю бесплатно! – выговариваю чётко. – До свидания. А мужу передайте то, что я сказал.

– Обязательно, доктор. Спасибо вам!

Утром за кофе Кирилл Сергеевич опять с хитрой улыбкой заводит разговор.

– Саша, ты, как сказала Вера Петровна, во время перевязок пользовал Кислова.

Кислов – это тот мужик с обгоревшими руками.

– Да, пользовал… А что?

– Ничего плохого. Уж очень быстро он прогрессирует. Я доволен и тобой, и им. Но я хотел тебе показать ещё одного больного. Там проблемы не с костями. Пошли!

Входим в палату.

– Дмитрий Павлович, позвольте, мы вас ещё раз осмотрим, – обращается главврач к пожилому мужчине, лежащему на койке у окна. Тот нехотя встает. – Давай, Саша.

Начинаю водить руками. В области желудка начинает крючить пальцы, как тогда у Ваньки при отравлении. Долго смотрю. Вроде уже всё понял, но боюсь ошибиться. Нет, всё-таки это язва желудка. И снова вижу там тёмное пятно! Надо делать выводы…

– У него, похоже, язва желудка, – докладываю я результат.

– Вот это мы сейчас и проверим! Идёмте на рентген.

Мы в рентгеновском кабинете. Стоим перед экраном, за которым можно наблюдать, как светящийся в рентгеновских лучах раствор бария опускается в желудок.

– Вон, смотри! – главврач тычет пальцем в экран. – Вон она, подлая! Ой-ой-ой… Это серьёзно! Но ты был прав. Поздравляю!

Мне очень приятно. Я не ошибся! Вспоминаю случай с Ванькиным отравлением.

– Кирилл Сергеевич… А может, я попробую? Кое-какой опыт есть.

– А что? Давай! Честно говоря, я думаю, что у тебя должно получиться.

Тружусь над язвой Дмитрия Павловича по методу Коха, который уже опробовал на Ваньке, когда он отравился. Тогда сработало… Убираю больную энергию, накачиваю здоровой… По крайней мере, боли у пациента прекратились. Господи! Как же много для меня сделали эти люди – Кирилл Сергеевич и Илья Анатольевич!

Поддерживаю Андрея. Он второй раз встал на костыли. Прошло две с половиной недели, а у него такие успехи!

– Саша, а можно сделать шаг? – спрашивает он, как примерный ученик.

– Андрюха, ещё рано. Пока постой так. Но садиться будешь сам, без помощи. Давай, осторожно опускайся…

Страхую… Всё. Сел на кровать.

– Саша, ну а когда ходить будем?

От его тона чуть не улыбаюсь – так забавно и по-детски он упрашивает!

– Ладно. Завтра попробуем…

– Отлично! Обрадовал ты меня. А вот я, боюсь, тебя не порадую, – и вздыхает.

– Что такое? – это заставляет меня насторожиться.

– Я о твоём брательнике. Окрутила его Светка. Мне ведь моя всё рассказывает!

– Пусть у него будет личная жизнь… – тихо говорю я, обострённо чувствуя беду.

– Ты погоди про личную жизнь. Гнилая она девка, эта Светка. Поматросит и бросит! Ты о братане подумай. Останови его! Что он, девок не трахал?

Молчу. Уверен, что не трахал.

– Она здесь стольким мужикам жизни сломала! Её, наверно, уже полпосёлка перетрахало! – Андрей сильно понижает голос. – Даже у меня грех был. Моя тогда чуть со мной не развелась. Гнилая она, гнилая!

Ванька забегает домой, вернее, в квартиру Дмитрия Ивановича. Вообще он уже неделя как все свои вещи перетащил к Свете. Может, забыл что-то?

– Вань… Давай с тобой поговорим, – тихо предлагаю я.

– А чего нам разговаривать? Брось, Саша! Я наперёд знаю, что ты скажешь!

О! Это не мой Ванька. Голос звучит жёстко, насмешливо, сухо. Будто я чужой. И взгляд чужой…

– Ты её любишь? – спрашиваю буквально с замиранием сердца.

– Да! Ты это хотел услышать? – выкрикивает он раздражённо. – Саша, всё! Твоя власть надо мной кончилась! Я свободен и теперь сам решаю свою судьбу!

Молчу и смотрю на него. Не узнаю… Что она с ним сделала?

– Ванюха, понимаешь… Мы же всё-таки с тобой братья…

– Не называй меня Ванюха! Нет больше того влюблённого в тебя мальчика! У тебя своя жизнь, у меня своя! – снова выкрикивает Ванька теперь с бешеными, буквально ненавидящими глазами. – Я много лет жил без брата, и сейчас проживу!

– Это Света тебе…

– Она открыла мне глаза, – тихо, даже зловеще тихо произносит он. – Так что, Сашенька, чао-какао!

– Знаешь, Ваня, – я специально не стал называть его по-прежнему, – видит Бог, я очень хотел, чтобы ты стал натуралом и чтобы у тебя всё было, как у нормальных людей. Но я не ожидал такого конца. Прости… – и выхожу из комнаты.

– Прощай, прощай, братец! – слышу вслед насмешливый голос.

Голову плющит. Это всё… Это для меня, наверно, трагедия всей моей недолгой жизни. Были мысли задержаться здесь подольше. Мне ведь действительно интересно работать в больнице! Но при всём этом… Видеть такое я не смогу!

Уже месяц я в Булуне. Тот экипаж, который нас доставил сюда, будет здесь только через неделю. Пришлось отзвониться парням в Питер, чтобы не волновались. После разговора с Ванькой с головой ушёл в больничные дела. Мне очень плохо. Пришлось сделать так, чтобы свободного времени не было, чтобы не думать ни о чём, кроме работы. Вечерами усталость сразу валит меня в постель, и я засыпаю. Дмитрий Иванович с Надеждой Михайловной неодобрительно, но очень по-доброму на меня ворчат.

…Завтра улетаю. Андрей ходит. Кислов выписался без повязок. Язва у Дмитрия Павловича, как показал рентген, зарубцевалась и вообще почти пропала. Сам себе признаюсь – эти пять недель я прожил не зря. С пользой для людей прожил! Это меня радует… А вот Ваньку давно не видел. И не увижу. Не хочу к нему идти прощаться!

Сидим с Андреем за столом и пьём. Все рекомендации я ему уже дал. Маша тут же. Она с меня аж пылинки сдувает. Обсудили, кажется, всё, даже Ванькины фокусы.

– Ладно, Андрюха. Надо идти, – я встаю со стула. – Завтра самолёт…

– Погоди, дай встану тоже, – и встаёт, опираясь на костыли. – Спасибо тебе, Сашка! Ты ведь хоть и младше, но теперь мне как второй отец. А вообще про тебя в посёлке многое плетут. Ты вроде как чуть ли не волшебник.

– Да ладно! Ещё немного, и я звездун поймаю. Пусть Кириллу Сергеевичу ставят памятник. Это он меня к этому всему пристроил. Это всё он. И он – мой учитель. А ты, Андрюха, не пропадай, звони. Буду консультировать по телефону. И ещё… Боюсь я за Ваньку. Если что, не дай его в обиду… Пожалуйста!

– Не сомневайся. Даже если бы ты не просил… Глотку перегрызу! Хотя лучше было бы ему морду набить.

– Вот этого не надо. Сам потом поймёт. Только очень ему больно будет.

Я это своим нутром чувствую! А в будущее заглядывать боюсь, хотя пару раз у меня это уже получалось… А может, именно сейчас я снова заглянул?

На аэродроме опять делегация провожающих. И Дмитрий Иванович с Надеждой Михайловной, и Кирилл Сергеевич, и Вера Петровна, ещё люди… Только Ваньки нет.

Объятия, поцелуи…

– Сашенька! Ты мне теперь вместо сына, – обнимая, тихо говорит мне на ухо Кирилл Сергеевич. – Не забывай старика. Хорошо?

– Кирилл Сергеевич, я вам звонить буду. Обязательно!

– Ты подумай. Если захочешь продолжать практику, иди в неврологическое отделение больницы Медицинской академии. Там Юрий Степанович Воронов. Это мой друг и однокашник. Мы работали в Питере вместе. Я ему позвоню и напишу о тебе.

– Спасибо! Я обязательно туда приду. Обещаю.

– И ещё… С твоими талантами ты сможешь медицинский и экстерном закончить. Уверяю тебя. Про это я ему тоже скажу. Дело за тобой.

Дверь закрывается. Самолёт выруливает к взлёту. Так гадко… Скорее бы Питер и… работать! Там, глядишь, что-то забудется и как-то полегчает.