Ненужная Машка

У Машки на брелоке было два ключа: один от общей двери, а второй от квартиры. Подъездная дверь не запиралась, но от тяжести отворялась с трудом. Лифт в доме имелся, но работал редко, да и боялась она его: один раз увидела по телику фильм, где герои застряли в кабинке, у них вырубило электричество, и они стали думать, что останутся там навечно. Может, впрочем, в фильме всё было и по-другому, но в Машкиных страхах происходило именно так.

Бодренько взбежала на шестой этаж, открыла общую дверь, включила свет в «коридорчике», как она называла отделённую дверью часть подъезда, объединяющую их квартиру с соседской. Кто-то пел у дяди Миши – наверное, его брат-гармонист в гости зашёл. Дома же было тихо. Неужели родители снова куда-то ушли?

Стараясь не шуметь, Машка повернула ключ в замке и толкнула дверь.

Нет, кто-то дома. На кухне свет.

Она тихо зашла и стала снимать верхнюю одежду, чтобы потом так же тихо юркнуть в зал.

– Маш, это ты, что ль? Привет. Как дела в школе? Что-то вы сегодня долго… – Мама вышла из кухни и поспешила обнять дочь. От мамы пахло сладкими духами и тёплой едой. – Ты ужинать будешь?

– Угу, – буркнула Маша.

– Ну, я тебе принесу в зал. Ты отдыхай теперь. Опять новый учебный год. Помню-помню, как это тяжело… Ничего, Маш, переживёшь как-нибудь. Все через это проходят.

– Папа на работе?

– Да, Солнышко, – бросила на ходу мама, отправляясь на кухню.

Машка бросила рюкзак в угол прихожей, не переживая о том, какие учебники и тетради понадобятся завтра. Сняв туфли и верхнюю одежду, прошмыгнула в зал, услышав по пути мамины слова для подружек: «У Машки важный день. Снова в школу. Мы столько купили учебников и тетрадей этих дорогущих – в них прям делать домашку надо. Но нам и не жалко! Знали бы, какая она у меня умница. Учителя просто её недооценивают – они же сами были троечники. Нет, ну правда, чего вы ржёте? А кто ещё пойдёт работать за три тысячи в месяц? Жизнь не задалась – вот и отрываются на детях».

Подобные слова Машка слышала почти ежедневно, потому не обращала на них внимания уже давно. Пускай мама продолжает жить в своём мире – ей же не объяснить. Взрослые – они как статуи – кто в какой позе застыл, так и живёт. Попробуй их поменять – только разобьёшь. Маму разбивать ей не хотелось, да и удобно было, что та винит во всём учителей.

Машка прыгнула на заветный диван, не снимая школьной формы. Нырнула, как в бассейн, а после прыжка схватила пульт с тумбочки.

Всё. Жизнь удалась.

Здравствуй, телик!

Впрочем, телик и не прощался. Он с утра был включенным. Выключался он только тогда, когда все-все-все покидали жилище. Он вещал и показывал вне зависимости от того, смотрит его кто-то или нет. Телевизор был четвёртым членом семьи, всезнающим и интересным.

Родители никогда не покупали программу передач (а она была такой классной, пахла печатной бумагой и предвестием клёвых фильмов), поэтому приходилось листать каналы в поисках чего-нибудь, заслуживающего внимания.

В девять почти везде показывали новости, потому надо успеть насладиться каким-нибудь классным шоу или фильмом. По «ОРТ» шла комедия про жандармов – один вид лысого Луи де Фюнеса в полицейской шапочке наводил на Машку тоску. «РТР» предлагал ей эстрадный концерт – захотелось даже лечь спать пораньше. А вот по «6-ому каналу» шёл зарубежный сериал – годно к просмотру.

– Доча, я принесла ужин! – В голосе мамы сквозили радостные нотки, словно она освободилась от камешка в обуви. – Поешь, и тарелку в мойку кинь. Мы с девчонками немного прогуляемся – ты нас не жди. Ложись спать. Папа только утром вернётся. Телевизор выключить не забудь – лишнее облучение вредно! Ну всё, спокойной ночи! Дай я тебя поцелую. До завтра, милая. Школу не проспи.

Теперь Машке стало понятно, кто был тем самым пресловутым камешком.

Это мама ещё при подруженьках такая добрая, заботливая и хозяйственная.

В телевизоре семья американцев тем временем весело проводила время. Они словно подтверждали любимые папины слова: «тупые американские фильмы». Вся суть сериала в том, что члены семьи, будучи непроходимыми идиотами, вечно недопонимали друг друга, совершали безумные поступки и потом избегали последствий.

Но это было весело, что ли.

Да, они кретины, но они, тем не менее, семья: всегда вместе, вечно куда-то ходят, что-то празднуют, заботятся и думают друг о друге.

Машкины вот родители не были тупицами: молодые и энергичные люди.

Почему же семьи-то нет? Сколько фильмов ни смотри, а такого, как у неё, не встретишь. Даже в «Один дома»!

Для Кевина Маккалистера это было приключением, а для Машки – буднями.

«Если хочешь попробовать начать новую жизнь, приходи сюда завтра».

Машка поняла, что хочет этого. Хочет! Пускай её заберут шпионы и увезут жить в семью тупиц. Хоть кто-то да обратит на неё внимание.

Но скорее всего записка от сектантов. Мама рассказывала про свидетелей Иеговы и кришнаитов, которые ходят по домам и вербуют в ряды подданных, слабых умом и нетвёрдых в вере. Сама мама и тем более папа в церкви не были лет десять, но, видимо, считали себя убеждёнными православными.

– Пап, а чем отличаются мужчины от женщин?

– Одни работают, а другие – женщины.

После этой шутки раздался смех невидимой аудитории. Им смешно, а для Машки это будни.

«Если попробовать жизнь хочешь, приходи завтра».

Можно прийти хотя бы посмотреть, кто там будет. Если что, убежит. Город-то рядом – это ж не овраг и не гаражи. Там всё как на ладони. Красть её вряд ли кто осмелится. А захотели б, так давно б украли.

– Пап, а когда ты закончишь работать?

– Когда закончатся все деньги.

Машка так и не поняла, что её реальность медленно переходила в сон. Квартира меняла очертания, голоса американской семейки ещё доносились откуда-то, словно сквозь толстую стену, пока не пропали окончательно. Шумел лишь прибой. Волны накатывались и растекались по песчаному пляжу, насколько хватало их сил. Вокруг ни души.

Машка прыгала на золотом песке от радости. Она одна! Она отдыхает!

Машка зарылась в песок, разбрызгивая его вокруг. Даже на глубине он не был мокрым, а просачивался сквозь пальцы и согревал. Она нырнула в него, как Скрудж Макдак в золото – и получилось! Едва не захлебнувшись, вынырнула на поверхность, отряхнулась и побежала в лазурное море. Оно оказалось тёплым, словно привычная ванна после маминого купания. Только без пены, да и вода хрустально чистая.

Это была мечта. Чудо, о котором её одноклассницы и думать не могли.

«Попробовать хочешь, приходи завтра».

Она хотела попробовать.

Юрка Кактус

Конечно, первым желанием Юрки было не возвращаться в детдом никогда.

Но стать беглецом, ночевать в подвалах и брошенных домах, зимой замерзать и вечно искать в мусорных контейнерах просроченные продукты – это куда хуже побоев и унижения. Хотя кто сказал, что на улице всё обойдётся без них?

Да и Старшие делились опытом побегов. Быстро находят беглецов – у ментов свои уши и глаза везде по городу, а за городом так и ловить нечего, кроме рыбы. Ляг и помри хоть вдоль дороги.

Михаил Иванович предлагал, правда, в другие миры убежать, но это дичь какая-то, если честно. Нет, он, конечно, книжного директор, уважаемый в народе человек, видный. Но, наверное, сумасшедший или масон…

А может, он так в книжный звал подработать? Здравая мысль?! Как сразу-то в голову не пришло! Спал бы Юрка себе в комнатушке из книжных шкафов вместо стен, помогал бы книги сортировать и ценники б подписывал, а вечерами уходил в иные миры – бери любую с полки и зачитывайся.

Переспросить надо будет на днях, что тот имел в виду. В книжный уйти – это классная идея со всех сторон.

В свою комнату Юрка прошёл, как ни странно, без проблем. На него никто не обратил внимания, так как в коридоре стояли два мента и допрашивали Децла, воспитателей и директора. Юрка незаметно пробежал от двери к запасной лестнице и поднялся на второй этаж. Как-нибудь без него на допросах обойдутся.

Уснул он быстро.

Одеяло накрыло его вместе с приливной волной. Мальчишка, захлёбываясь, стал отхаркиваться. Вынырнул из воды и пошёл к берегу. Рокот надвигающегося прибоя заставил ускориться, несмотря на боль в носу – видимо, от солёной воды. Подросток обернулся: огромная волна с пятиэтажку шла пока ещё вдалеке, но её скорость…

И Юрка побежал что есть мочи. Шлёпал по воде, доходящей до живота, ладонями, словно вёслами, отправляющими его бесценный «корабль» к спасению. Далёкий берег острова был отчётливо виден, но, как ни старался мальчуган, ближе суша не становилась. Как будто бежал под водой по беговой дорожке в качалке, куда ходили Старшие дважды в неделю и как-то пару раз брали с собой – на экскурсию.

Волна-пятиэтажка громом гремела за спиной. Юрка мчал к острову, весь вспотевший и мокрый от брызг. Неужели конец? Упасть, поддаться волнам – и сгинуть в безграничности океана унесённым в бездну.

Нет! Он будет бежать, несмотря ни на что! Его мама и папа смотрят, наверное, сверху и верят, что он не сдастся.

Но волна!

Шум стал громче, уши заложило – и она обрушилась на безвольное тело, потащив за собой.

Всё! Конец! Коне-е-е-ец!

– Коне-ец тебе, стукачок! – прорвалось нечто из страшного мира сквозь сознание.

Юрка открыл глаза и понял, что его куда-то везут за ноги, и это не волна, а двое Старших. Попытался брыкаться, ещё не вырвавшись окончательно из плена сна, но кастет возле кадыка заставил прекратить отчаянные попытки.

– Тише, Кактусёнок, – прошептал голос Децла. – Сядь – суд идёт!

Раздались сухие смешки, и Юрку усадили на стул в углу комнаты. Руки привязали к спинке, ноги – к ножкам.

Фигур в тёмной комнате Юрка разглядел три. Сердце бешено колотилось. Никогда ещё над ним не устраивали суд – не зря ведь получил прозвище Кактус: приживался в любых условиях. Что же пошло не так? То ли надоело мириться, то ли безнадёга заела…

– Уважаемый суд, я обвиняю Кактуса в неподчинении. В ответ на приказ пойти на разборку обвиняемый струсил и пошёл по своим делам, – как по-писаному проговорил Децл, не в первый раз изображающий систему правосудия над овцами.

– Виновен! – прошептал местный судья, тощий упырь, усевшийся на подоконник. Гусь, наверное. Тот разбирался в технике, мог починить магнитофон и колонки, а потому состоял в почёте у Старших как необходимый умник.

– Защите добавить нечего, – сонно заявил играющий адвоката верзила, прислонившийся спиной к кровати Попугая, мирно посапывающего или делающего вид, что спит.

– А также я обвиняю Кактуса в нанесении тяжкого увечья. Он первым напал на меня прямо на улице – швырнул в лицо кирпич, хотя я всего лишь взывал к правосудию!

– Виновен! – равнодушно огласил приговор судья, и тут Юрка не выдержал наглой лжи:

– Ты ж меня первым ударил!

– Молчать!

– Я не подписывался на ваши правила! Вы воруете и дерётесь, чтобы доказать, будто не воровали! Почему я должен вас поддерживать? Я не с вами. Вы мне не указ!

Децл влепил пощёчину беззащитному подсудимому. Юрка сморщился, но стерпел и не закричал от боли.

– Не ори, козёл!

– Подсудимому слова не давали, – с горькой усмешкой отрапортовал судья на подоконнике. – Защите есть что сказать?

– Только то, что подзащитный лох, каких свет не видывал лет двести.

– Хорошо сказано. Потерпевший продолжайте.

Децл подошёл вплотную к Юрке, будто собираясь плюнуть ему в лицо.

– И третье обвинение. Подсудимый, как последний мусор, сдал меня в магазине жирдяю хозяину. Слился, собака, затрясся, когда его повели на допрос, и пацанов из родного дома выдал. Требую от судьи повесить Кактуса, чтоб неповадно было остальным. Нечего кактусы в детдоме плодить – чужие они, не наши, не русские.

Повисло гробовое молчание. У Юрки озноб по телу пошёл. В самом деле повесят? Вроде бы до такого ещё не доходило, по слухам от других пацанов, но ведь всё когда-то бывает впервые. Неужели его случай станет роковым, о котором Старшие в назидание потом станут рассказывать? Вот так и погибнуть легендой? То, на что Михаил Иванович подбадривал? Жизнь отдать ради идеи…

– Децл, да ты чё? Айда как обычно ремнём по ушам, по пальцам и… – Гусь проявил слабину – зря он так. Даже Юрка это понял. И слышал, как за спиной главный обвинитель подошёл к судье и крепким ударом по плечу скинул его с подоконника. И плюхнулся Гусь на холодный пол.

– Ещё раз ты мне чё-то скажешь против – сам окажешься на этом стуле!.. – Децл встал на Гусиную шею пяткой, предоставляя возможность понюхать носок.

Гусь заскулил. Орать от боли во время ночных разборок было не комильфо.

– Судья предлагает вместо повешения удары плетью. Ты рад, подсудимый?

– Внезапная радость, как и скорбь, ума лишает, – ответил Юрка, которому вдруг, несмотря на страх за свою судьбу, стал смешон этот спектакль. Фарс отморозков. Они даже сыграть нормально не могут. Уроды! Им бы в цирке только выступать.

– Чего? Угораешь, что ли? Тебе жизнь предложили, а ты ржёшь! Так вот тебе чё, а не помилование! – Децл приложил левую ладонь на правую руку, из кулака которой твёрдо торчал средний палец. – Рыжий, верёвка где?

– Вот верёвка. – Перед глазами Юрки возник скрученный обрезок каната. – А куда мы её прицепим-то? Плафон не выдержит, гардина тоже. Может…

Неизвестно, что хотел предложить Рыжий, но по лестнице раздались уверенные и громкие шаги. Ночной воспитатель в детдоме должен быть настоящим ниндзя, чтобы застать врасплох тех, кто не спит, курит или в карты играет. Антонина Ивановна, конечно, ниндзя не была и даже про них не слышала, зато её все слышали хорошо, когда выключался телевизор и чёрт её отправлял наверх (по крайне мере, все детдомовцы в этом были суеверно убеждены). Свет тут же выключался, сигареты отправлялись прямиком в раскрытое окно, карты прятали под подушки.

А вот сегодня, к несчастью, был суд…

Децл бросился развязывать Юрку, Гусь рванул к своей кровати, Рыжий спрятал под матрас верёвку.

Шаги становились громче, а узел, созданный могучим верзилой, не поддавался.

В последний миг Децл бросил начатое и тоже побежал делать вид, будто спит. Его точно никто не сдаст.

Кроме разве что приговорённого к повешению…

А что терять висельнику?

Конечно, он всех выдаст с потрохами. Вот только знал Децл нрав Сычихи: она проблем не любит. Скажет, что пожалуется воспитательнице и директору – и всё на этом! И останется стукач ни с чем, снова один в темноте…

– Так это что тут такое?! – заорала, оглядев второй этаж, Сычиха, заприметившая привязанного к стулу возле окна мальчишку. Тут же включила свет. Детдомовцы стали возмущаться, кутаться с головой под одеяла, а самые любопытные осматривались, чтобы понять, что же это «тут такое».

Перед глазами Сычихи и пятерых мальчишек, среди которых оказался и проворный Децл, предстал смирно сидевший связанный Юрка с посиневшим от апперкота, полученного возле книжного, носом.

– Что тут происходило, Юр? Говори быстро, иначе завтра пойдём к директору на дознание!

Юрка поймал устрашающий взгляд Децла. Вспомнил он и слова Михаила Ивановича. Вот только не жил хозяин книжного в детдоме, не приходилось ему становиться изгоем просто из-за того, что сдал преступника. Здесь не правда правила балом, а сила. Здесь и сами боги стояли не на стороне правды, а на той, которая им платит и что-то требует. Правды она не требовала, поэтому весь беспредел надо просто не замечать или чем-то оПРАВДывать.

– Ничего не происходило, – злобно буркнул Кактус. – Мы играли в индейцев, а я заснул. Ребята забыли, что я в плену – пошли спать после отбоя.