Весь остальной вечер Настя простояла у раскрытого окна и смотрела, как постепенно городом овладевает темнота. И было удивительно, что ни свет в окнах, ни яркие уличные фонари не могли победить нарастающий мрак. Они только усиливали его. Лишь над центральной площадью стояло зарево, и казалось, что там потерялся кусочек дня. Это горел неугасимый огонь на вершине двухсотлетнего столба.

Настя хорошо выспалась днем и теперь решила во чтобы ни стало дождаться глубокой ночи и ощутить, есть ли в городе что-то похожее на Час Быка. Окна в домах постепенно гасли, и многие здания уже стояли призрачными сумрачными скалами на фоне густой тьмы… И где-то за ними черным антрацитом нависала Рудная гора… А в Рудной горе…

Мысль о мрачной горе и возможно заточенном там уже много дней парне вернула Насте пережитые во сне ощущения и тоска сжала сердце…

– А ты чего не в постели? – вдруг прозвучал за спиной Дашин голос. Так неожиданно, что Настя вздрогнула…

– А я днем выспалась, – ответила Настя не оборачиваясь.

– Всем сейчас спать надо, и ты все равно ложись, книжку почитай… – не сдавалась сестра.

Настя вздохнула…

– Я хочу посмотреть на Час Быка… – наконец сказала она.

Даша хмыкнула.

– Если как папа сказал, то на Час Быка смотреть не надо, его надо слушать. Это же – тишина, – сказала она и легла в свою постель.

Немного поразмыслив и согласившись, Настя легла в свою кровать и стала слушать. Город не желал затихать – из окна постоянно доносились разные звуки: то какой-то невнятный разговор, то шаги, то смех, то отголоски далекой музыки, то лай собаки, то рычание мотора и шорох шин… Было интересно слушать и представлять что связано с этими звуками, как вдруг… Вдруг, все звуки словно уехали на удаляющейся машине, покинули город, и стало кристально, опустошительно тихо…

«Вот оно», – подумала Настя… и проснулась от яркого утреннего света.

– Ну что, услышала Час Быка? – заглянул в комнату папа.

– Услышала…

– Ну и как?

– Я – дневное животное…

Папа засмеялся:

– Знаешь, меня это радует…

– Пап, – Настя посмотрела на отца испытывающе. – Пойдешь ночью со мной?

– Куда?

– К Рудной горе…

Папа изучающе посмотрел на Настю.

– Я так понимаю, что, если откажусь, ты все равно пойдешь? – сказал он.

Настя молча кивнула.

– Ясно… – папа повторил изучение Настиного лица и наконец продолжил. – Конечно, я с тобой пойду…

На этих словах у Насти в груди словно встрепенулась птица, но не из-за отцовского согласия, а из-за ощущения перехода через какой-то важный рубеж.

3

Этот день тянулся долго и никак не хотел заканчиваться. Настя провела его в ужасном нетерпении.

Несколько раз мама и Даша интересовались не придет ли кто в гости к Насте вечером, ибо ее постоянные выглядывания в окно и взгляды, бросаемые на часы, выдавали страдальческий ход процесса томительного ожидания. Нет, гостей никто не ждал… Просто нужно было, что бы этот день в конце концов перестал быть днем…

Наконец, когда небо все-таки стемнело и папа сказал, что он готов, Настя уже несколько минут топталась у порога.

– Не пойму, что за ночные прогулки у вас, – печально сказала мама. – Но что-то мне не по себе…

– Все будет нормально, – успокоил ее папа и вышел вслед за Настей на опустевшую улицу.

Ночь всегда чудесно преображала город. Там, где днем было серо, суетливо и деловито, ночью становилось праздно и многоцветно. Прохожих и машин почти не было, зато было много сияющих неоновыми красками зазывных вывесок, и под ними – больших и маленьких групп из всех сил отдыхающих людей. Среди этих людей большинство были совсем молодыми, и не редко попадались те, кто узнавал и приветствовал Настю, звал к себе.

Но Настя стремительно шла мимо, никого не замечая. Папа еле поспевал за ней. Его тоже иногда окликали, но он лишь смущенно улыбался и спешил за дочерью, боясь потерять ее из виду.

На одном из перекрестков он догнал ее, когда Настя задержалась в нерешительности, выбирая куда лучше пойти дальше.

– Насть, – папа промокнул носовым платком лоб. – Почему мы идем пешком, если торопимся? Может, вызовем такси.

Настя посмотрела на него, как на непонятливого ребенка:

– Такси можно вызвать, но его придется ждать. А я ждать не могу…

– А… логично… – пожал плечами папа и они пошли дальше.

Когда Рудная гора нависла над ними гигантской черной громадой, закрывающей половину звезд на небе, Настя остановилась.

– Пап, а Час Быка скоро?

Пап прислушался, потом посмотрел на экран телефона:

– Не думаю. Птицы еще пересвистываются, город не затих… Наверное, еще часа полтора есть…

– Тогда пойдем медленнее…

Папа с явным облегчением вздохнул. Это решение было очень кстати – дорога стала идти на подъем, да и освещения здесь уже не было.

Настя взяла папу за руку, и дальше они осторожно пошли, освещая себе путь фонариком. Настя ощутимо устала, но решимость ее не убавилась. Разве только чуть-чуть, да и то из-за сгустившейся на склоне горы тьмы…

– Насть, а мы к пещере идем? – спросил папа шепотом, потому что по-другому говорить здесь уже казалось неуместным.

– Да, к пещере…

– Но вход внутрь давно закрыт…

– Я знаю… Все равно… Мы внутрь не пойдем…

– Тогда зачем мы идем?

– Узнаешь… Не хочу сейчас говорить… Если все получится – узнаешь, а если не получится, то расскажу… вместе посмеемся… – прошептала Настя и почувствовала, как волна тоски обдала холодком все внутри на последних словах.

Папа некоторое время шел молча, а потом сказал неожиданно в полный голос:

– Хорошо, договорились…

Площадка перед пещерой выглядела запущенной даже ночью. Когда-то здесь стояли торговые павильоны, разворачивались автобусы, в железных беседках отдыхали горожане и жгли костры в специальных железных корытах… Но теперь здесь ничего такого не было. Луч фонаря то и дело выхватывал следы забытья и разрушения. Пещеру давно никто не посещал. Вход был закрыт железной решеткой, на которой висела табличка с плохо разборчивой надписью очевидного при такой обстановке содержанием.

Настя осторожно подошла ко входу и обхватила пальцами холодный прут решетки. «Вот что ты наделал, Вовка», – подумала Настя и шепотом спросила папу, который пытался хоть что-нибудь высветить фонариком в черной пасти пещеры:

– Пап, а Час Быка наступил?

Они с минуту постояли молча, прислушиваясь. С деревьев раздавался редкий, ленивый птичий щебет, а из города звуки сюда не доходили… Вдруг по воздуху прошла еле ощутимая вибрация прохлады, от которой по телу побежали мурашки… И тут же настала тишина…

– Кажется, так… – прошептал папа. – Здорово, да?!

– Тише, – оборвала его Настя. – Пожалуйста!

И тут у папы в кармане завибрировал телефон. В столь обволакивающей тишине его жужжание показалось ревом приближающегося поезда…

– Пап!!! – возмущенно прошипела Настя.

– Извини, – смутился папа, доставая телефон. – Это мама… она же беспокоится…

Он прижал телефон к уху и растворился в темноте. Густой мрак словно поглотил его – очень скоро его не стало ни видно и не слышно…

Настя снова повернулась ко входу в пещеру. Из глубины каменного мешка не доносилось никаких звуков, кроме далеких ритмичных ударов капель. К Настиному горлу постепенно стал подкрадываться горький комок разочарования. В носу защипало. Настя почувствовала, что вот-вот ей захочется плакать…

И тут ритм падающих капель нарушился. Кажется, послышался какой-то еле уловимый скрип. Из глубины пещеры дохнул слабый поток холодного воздуха с какими-то новыми, чуть заметными, запахами, отличными от обычного запаха каменной пыли и птичьего помета. Настя застыла и лишь крепче сжала прутья решетки. И страх и предвкушение чуда смешались в ней…

Из пещеры донесся почти не слышный, далекий голос. Это был точно голос! Настя задрожала и оглянулась, но папы все еще не было видно… а позвать его не хватало сил… Голос становился все отчетливей и отчетливей. И вот уже становилось понятно, что это в глубине пещеры какой-то юноша что-то спрашивает. Что он спрашивает? Настя вся подалась вперед, но проклятая решетка не пускала ее.

– Эй! – где-то далеко звал юноша. – Кто-нибудь есть? Эй!

Настя совершенно ясно слышала это. Она заметалась вдоль решетки, хотела крикнуть, но горло перехватил спазм.

– Эй! – доносился приглушенный пещерой крик.

Все тело, сердце, разум Насти рвались на этот звук, но решетка… Тут руки нащупали что-то похожее на дверную ручку. Да, это калитка! Настя с неожиданной для себя силой дернула ручку, и калитка открылась. Куда-то со звоном отлетела проволока, которой она была прихвачена к решетке. Настя ринулась внутрь, на зовущий ее (она теперь была уверена, что ее) голос…

– Настя! – сильная рука отца легла на плечо и прервала ее полет. – Пойдем домой, хватит. Мама волнуется…

Настя обернулась:

– Папа, ты послушай, неужели не слышишь?

– Что?

Они затихли на несколько минут. Никакого зовущего голоса из пещеры больше не доносилось. Вернулся мерный звук падающих капель. Поток воздуха из глубины горы снова приносил только запах пыли и птичьего помета…

– Ничего, – прошептала Настя и взяла отца за руку. – Пойдем…

Когда они почти спустились с горы в городские кварталы, сзади, на склоне, громко закричала ночная птица… Час Быка кончился…

4

Настя была счастлива. Она даже не понимала почему. Но разбираться и копаться в себе не хотелось. Хотелось просто наслаждаться счастьем.

Не беда, что папа так и не очень-то поверил в ее рассказ о зовущем голосе из пещеры. Главное – она сама слышала его, и этот голос обращался к ней, она была уверена в этом…

Андрей попался Насте на улице как раз тогда, когда она собралась его разыскивать. Поэтому Андрей сперва очень удивился столь бурной встрече – Настя сразу вцепилась в его руку и буквально впечатала парня в стену. Но, увидев Настины глаза и пылающие щеки, он догадался:

– Ты была там, у пещеры!

– Да!

– В Час Быка?!

– Да!

– Слышала его?!

– Да!!!

– Эххх… – Андрей присел на подоконник ближайшей витрины и с досадой взъерошил свои волосы. – А я… друг… не решился… Значит, он все еще там!

– Да, он точно там… Но что делать дальше?

Андрей посмотрел на Настю и увидел на ее лице полную решимость выпотрошить его наизнанку. Да и он сам, после такого известия, загорелся желанием вызволить друга из плена Рудной горы…

– Я не знаю, что делать… надо думать… черт… нет, говорить пока никому нельзя… Ты не представляешь, как меня все это терзало…