Глава 2

Со временем с коллегами и водителями сложились деловые, дружеские отношения, клиенты ворчали, конечно, но в целом были довольны, Джон не голодал – жизнь как-то стала налаживаться. Но такое уж человек существо – постоянно кто-то раздражает.

Более сильных эмоций Джон не испытывал, если не считать благодарность – вот дядя Сэм человек. А остальные! Джон легко переносил любые лишения и тяготы, но его никогда не унижали – вот в чём фокус.

Очень многим не нравилось его естественное независимое поведение. Ну не нравится – не нанимай! Нет – они считали, что цель их жизни – указать всякому «его место».

Прямо его не оскорбляли, но изводили придирками, тянули с оплатой – придёшь за своими грошами завтра! И всё только потому, что он не видел никаких оснований считать их хоть в чём-то выше себя. Указать ему место – для некоторых это стало идефиксом.

Так подойди к Джону, оскорби, ну! Нет, лучше бросить в бак открытую банку с протухшими консервами или тухлые яйца. И ржать, как он это здорово придумал – проучил мусорщика.

Джонни перестала нравиться нормальная жизнь, вернее, его место в жизни. Вот в стае у него всегда было высокое положение по ловкости и по заслугам.

Газет Джонни не читал, но рекламы на глаза попадалось много, сугубо по роду занятий. Особенное впечатление произвела листовка, с которой широкоплечий мускулистый красавец в красивой форме так прямо и заявлял: «Только армия сделает тебя человеком»! Может, попытать удачу там, где не будет всех этих сволочей?

Туда можно записаться, но каким образом, он понятия не имел. Вообще-то, есть, у кого спросить, но очень уж не хочется. Хотя… сегодня же банный день! Раз уж он решил идти в армию, и не знает, как это сделать иначе, кое-кому напоследок можно «указать» место.

Джон с удовольствием принялся за рассмотрение кандидатур. Так – Сэм отпадает, Че-на просто всегда сволочь, не только с ним, Ро-гу просто дурак… Джон, перебирая варианты, просто оттягивал принятие уже принятого решения.

Конечно же, господин Та-ню, спортсмен и красавец! И не завидовал Джон вовсе, вообще плевать. Вот это, видимо и бесило красавчика – кто-то смеет не восхищаться им, признавая своё ничтожество.

И кто? Мусорщик! Уж как он старался – и глядел презрительно, и цедил сквозь зубы, плату всегда кидал под ноги, тьфу! А Джону пофиг. Но раз уж всё так удачно складывается, и в армию он собрался, и пора идти выносить баки этой сволочи…

– По-твоему, я обязан торчать у калитки целых две минуты в ожидании твоего визита? Ты представляешь, сколько стоит моё время? Ну, что молчишь? – процедил господин Та-ню, нависая над склонённой головой Джонни, – я жду ответа!

Джон медленно поднял лицо, лучась счастливейшей из улыбок.

– Да ты обкурился, грязная скотина! – хотел заорать господин Та-ню, но получилось лишь. – Да ты э-э-э…

Джонни с особым удовольствием нанёс удар щёпотью в селезёнку. По рёбрышкам, по плавающим, – аж зажмурился Джон. В промежность, так – не падать! Придержать и резко на себя, чтоб носиком в лоб – вот он меня первый клюнул – наслаждался парень – и ещё раз – и ещё!

– Это не со мной, этого не может быть, – подумал красавец, теряя сознание.

– Теперь можешь падать, – разрешил Джон, и ботинками разбил морду, чтоб долго не опознали.

Калечить не стал, но место указал. Перевернул мусорный бак, вывалив содержимое на лужайку, и надел на господина, как презерватив. В два пинка нахлобучил до упора, хмыкнув, поднатужился и воздвиг-таки сей памятник снобизму. Значит бак, а в него, типа, господин воткнулся по пояс, руки по швам, да так раком и застыл.

Не сказать, что Джон собой гордился. Под собственным фиолетовым небом присел в сторонке на поребрик в ожидании полиции, грустно размышляя о вездесущем западле. Увлёкся модерном и не заметил, что господин Та-ню обоссался. Ну, кто бы мог подумать, что спортсмен, краса нации….

Вот как он теперь поедет и как ему людям в глаза смотреть? Джонни был далёк от пафоса художников, хотя имел на него определённые основания.

Остановился мусоровоз, водитель выглянул в окно, показал большой палец и, не дожидаясь погрузки, от греха тронулся далее. У бровки притормозила машина, щёлкнул затвор фотоаппарата. Потом ещё, только со вспышкой, и ещё…

Джонни в кадр не попадал, да и не стремился. Зачем? Ему достаточно чувства воплощения замысла, завершенности, ну и народного признания – копы так ржали, что даже совсем не били.

– Что, Джонни, банный день? – спросил патрульный, – за что ты его так? Не заплатил?

– Просто достал, – взрыв хохота, и острота, – страшно подумать, что ты сотворишь, если тебя достанут непросто!

Снова хохот, команда поехали… и роковой момент – ты обоссался, паршивец?

– Да не я это, он! – со всей убедительностью воскликнул Джонни, – поздно заметил, когда его ставил!

– Ха-ха-ха! Ну, уморил, мороженого тебе, что ли купить? Ха-ха-ха!

Пройдя обязательную программу визита в родном полицейском участке, Джонни на ритуальный уже вопрос дежурного копа. – Ну, что с тобой делать, грязная скотина? – вместо обычного своего «пустите переночевать» ответил. – Может, убьёте?

Дав полицейскому насладиться новизной, продолжил. – Ну, коли самим лень, поручите военным!

Коп неожиданно для себя задумался над свежим поворотом заезженного до омерзения сюжета. В предложении был смысл.

Отпадала необходимость писать много букв, ломая голову над их расположением. А то ж ведь рапорт – раз, объяснительная этого ушлёпка – два, показания с того обоссаного терпилы – три.

И дел-то всего – вписать его в другой протокол и запихнуть недоумка не в ту камеру. Ну, в ту, где отпускники после дебоша отсыпаются. Их, вообще-то, полагалось в комендатуру сдать, но уж больно они пьяные хулиганили и имели много денег, только потеряли где-то.

Пусть парень за компанию с ними загремит на губу, а там разберутся или убьют, второе предпочтительнее.

Джонни тоже показался такой вариант более вероятным. Попутчики не хотели лезть в полицейский автобус, как их не дубасили, ни в какую не желали там находиться. Еле погрузили, даже пристегнули наручниками к лавке.

Парни с виду присмирели, но когда автобус развил приличную скорость, один из сопровождающих копов приоткрыл узкое окошко почти под потолком, чтоб выбросить окурок.

Так один арестант без видимой подготовки стартовал с места и рыбкой скрылся за окном. Джона совсем переполнили нехорошие предчувствия.

На губе Джон впервые полной ложкой хлебнул военного пафосу. Сначала их били за то, что умудрились попасть гражданским копам. Потом отбой, подъём, завтрак.

И строевые занятия! Вот Джонни настрадался, пытаясь за минуты усвоить то, что нарабатывается долгими тренировками. Командир решил, что Джон издевается, его отволокли в одиночку и снова мастерски избив, оставили отлёживаться, поэтому обед он пропустил.

После обеда Джона привели на плац, и опять в перспективе замаячила одиночка.

– Да я просто не умею! – не выдержал Джонни.

На него с интересом посмотрели, засмеялись, и Джон отоварился за то, что он гражданский самозванец.

Повели к начальнику. Но к тому моменту он жил военной жизнью уже больше суток. Начальник сказал, что это недоразумение, даже извинился! По его приказу Джону дали выспаться, накормили и снова привели.

Офицер ласково спросил, хочет ли Джон в армию? В армию Джонни хотел уже не так сильно, как днём ранее, но не зря же он столько вытерпел! Что поделать, раз такие правила? Он прислушался к себе и понял, что в армию хоть и несильно, но хочет. Так и сказал.

Ему дали ручку, велели расписаться «тут и тут», и посадили на неделю за нарушение формы одежды. Он по бумагам уже второй день служит, а всё в гражданском рванье, охламон! Отоварившись ещё раз как новоприбывший, Джон начал военную карьеру по канону – с губы.

Спустя первую неделю службы Джонни, счастливого от того, что, вообще, ещё живой, отвезли на военном грузовике в учебный лагерь, и вывалили у лазарета. Джон, через боль оторвал лицо от грунта, сквозь муть в глазах огляделся – ё ж моё! Под фиолетовым небом виднелись окраины развалин – глюк…

Глава 3

Это глюк, так решил Джон. А как бы он ещё отреагировал, лёжа чисто вымытым на чистом белье впервые с того момента, как ушёл из дома? Ещё и кормят, первый день даже с ложечки! И кто, Господи??? Ангелы!

Правда, без крылышек, зато в халатиках. Как они поют, Джон не слышал, но как кроют особо нервных и впечатлительных, наслушался. Аж воспользовался случаем пополнить лексикон, разглаживая лопухи – всё норовили в трубочку свернуться и горели.

Но это в редких исключениях, избираемых неуловимой женской логикой в соответствии с изгибами девичьего настроения. Обычно – ори, хоть охрипни, слабые с виду ручки надёжно фиксировали пациентов.

Пациентов хватало, и они, к счастью, не только орали. Каждому было интересно, где это Джон две недели валандался, пока они тут за Родину пи… э… люлями объедаются. Джон грустно отвечал, что на гауптвахте, и ребята в ужасе таращили на него глаза – «ещё разговаривает!»

Грустно Джону было оттого, что курорт этот с ангелочками ненадолго, и койку тут ещё следует заработать. Да так заработать, что ну его этот курорт!

***

Наконец настал роковой момент, дежурная сестричка сказала выздоровевшим ребятам: «и этого с собой забирайте». Ну и забрали, впрочем, Джон не упирался. Захотелось в армию? Так надо хотя бы посмотреть.

Покинув лазарет, Джон снова едва не впал в эйфорию – это всё-таки глюк! Неподалёку начинались джунгли брошенных кварталов. Он хорошо ориентировался и был уверен – до развалин очень далеко.

Он имел в виду родной город, не подозревая, что такая участь постигла многие города. Новые товарищи, фермерские сынки, объяснили ему, что это только краешек мёртвого мегаполиса Чи-ха-хо. Его родной городок, оказывается, просто скверик по сравнению с этими джунглями развалин.

Не все ребята родились на фермах, многих забрали бабушки и дедушки, пока родители пытались «свести концы с концами, вынырнуть на поверхность…», а в конце просто не умереть с голоду. В Такии не принято содержать взрослых детей, а внуки – совсем другое дело.

Джону не показалось странным, что его сослуживцы не из городов. Ну, надо, так надо. Тем более он точно не фермер, чем и пользовался всю дорогу.

У него с лица не сходила добродушная улыбка, когда парни, сокрушённо качая головами, рассказывали, как сильно он отстал от программы. Оказывается, они уже две недели осваивают… ориентирование в городе! У них даже что-то уже получается, вот!

Что у них получается, Джон оценил на следующее утро. Подтянутый офицер с простецким, располагающим лицом провёл короткий инструктаж. Лейтенант Ха-рис на грифельной доске изобразил участок «застройки». Отметил дом, в котором на втором этаже есть стенка с чёрным крестом. Нужно дойти до этого крестика и спокойно отдыхать. Джон поднял руку, желая задать вопрос.

Ха–рис кивнул, – давай.

– А крысы там есть? – на полном серьёзе спросил Джон.

– Ха-ха-ха! – грохнули ребята, ничего не поняв.

Но лейтенант понял Джона очень хорошо, внимательно на него посмотрел, рассмотрел даже, и серьёзно ответил, – нет.

– Ох-хо-хо-хо! – развеселились фермерские сынки – крыс нет!

– Боец, обращаясь ко мне, всегда говори «господин лейтенант». Понял? – «не заметил» общее веселье Ха-рис.

– Да, господин лейтенант, – спокойно ответил Джонни.

– Ладно, пока пойдёт, – вздохнул Ха-рис, и гаркнул. – А ну заткнулись все! Встали и пошли, если такие умные.

Ребята подскочили и рысцой направились к руинам.

***

– Джонни, ты меня держись, – сказал ему Джош, – лейтёха не всё сказал, ведь мы-то уже в курсе. Там эти изверги, нетакийские инструкторы будут нас ловить. Если что, ты убежишь…

Джош вздохнул, – а я в лазарете ещё не был. Надоело всё!

Парень проникся к Джону симпатией как единственный рыжий к хотя бы конопатому.

Джон улыбнулся, – не нужно, Джоши, беги один, больше шансов.

И поднажал. Простой манёвр – вырвался вперёд, притаился, пропустил ребят. Наметил «жертву» и повёл. Ага, вот его и отоварили, кто-то должен страховать… кажется там. И как нам их надуть?

Для крысы-разведчика запросто, обошёл их Джонни по ходу дела ориентируясь в руинах. Нашёл нужный дом, стенку с крестиком, присел, на стеночку навалился и задремал.

– Боец, обед проспишь, – услышал Джон голос лейтенанта, одним движением поднялся и вопросительно уставился на него.

– А я подумал, что спишь, – сказал лейтенант.

«Ну, сплю я так!» – улыбнулся в душе Джонни, сохраняя на конопатой харе почтительность.

– Тебя потеряли, – объяснил лейтёха, – всех уже нашли и отфигачили, а тебя искали-искали… дай, думаю, под крестиком посмотрю.

Джон ушам не верил – из всего стада ни один не справился с такой ерундой???

– Ладно, пойдём, везунчик, – приказал лейтенант, – после обеда посмотрим тебя на плацу.

***

Обед Джону очень понравился, а плац… э… не очень. На плацу Джону талантами блеснуть не удалось, да оно и к лучшему – даже если б мог, сам не стал бы выпендриваться перед ребятами.

И так один из всех небитый. Вот и лечь, встать, лечь, встать, лечь, упор лёжа, десять отжиманий… встать, лечь… Джонни понимал начальство – не со зла, а для воспитания и справедливости – каждый получает порцию горя не так, значит иначе, от судьбы не уйдёшь… пока не упадёшь.

Рука предательски подкосилась, Джон растянулся на плацу, и тут же удар ботинком по рёбрам и злая непонятная речь. «Действительно изверги нетакийские», – подумал Джон и, прикусив губу, продолжил отжимания… про-дол-жил ё от-жи-и-и-ма-ния…

– Бур-бур-бур, боб, хватит, встать, – прорычало над головой Джонни. Он как мог резко поднялся. Снова «бур-бур», но, вроде бы, одобрительно. Ну, точно! Милость-то какая. – Встать в строй.

Какое счастье – строевая подготовка! Попадает только стеком всего лишь по заднице. А так – ходи себе, гуляй! Кульминацией счастья Джонни стал ужин, а за ним и вовсе рай – час свободного времени, если свободен от нарядов.

Зашить, что порвалось-оторвалось, почистить. Полчасика потрепаться, переодеться и бегом на вечернее построение, где душка Ха-рис скажет всем «спокойной ночи», то есть раздаст на завтра наряды и рявкнет, – разойдись!

***

Прошло два таких же дня, один в один, и Джон решил, что так оно и пойдёт. Но на третий день ребятам вместо развалин назначили плац, а Джона Ха-рис задержал. Подошёл к грифельной доске и поставил индивидуальную задачу.

– Смотри, – он нарисовал грубую схему, догадывайся, как хочешь, – тут, тут и тут целевые кресты. Ты должен обвести их кружком. Пацанов гоняет Цербер, за тобой пойдут Уран, Гор, Бах и Рекс. У тебя фора пятнадцать минут. Они не будут пятнать тебя в радиусе пятидесяти метров от целей, – спокойно изложил лейтенант, – вопросы?

– Никак нет, господин лейтенант, – чётко ответил Джонни.

– Тогда вот тебе маркер. Бегом, марш, – скомандовал Ха-рис, и Джон рванул, что есть сил, думая на бегу, – ну и прозвища у извергов! Или их так мамы назвали?

Скрывшись с глаз за домами, Джон перешёл на рысцу, потом на быстрый шаг, и пошагал вразвалочку, обдумывая положеньице.

Во-первых, убивать инструкторов нельзя, хоть и очень хочется.

Во-вторых, у них нет такой нужды в скрытности – за всеми просто не уследишь. Значит, они думают, что быстрее. Ну, пусть думают.

В-третьих, восемь глаз – фиг спрячешься. И они знают, где цели, раз лейтенант говорил о радиусе. Знают, куда пойдёт Джон?

– Да фиг угадали! Я просто по наитию рванул во весь опор, но они-то думают, что мне хочется погасить ближайшую цель и бежать к следующей. Конечно же не успею – обложат у ближайшей, будут ждать, когда выйду. Или устроят засаду у второй цели? Вряд ли, там такое месиво, обойду – они меня уже знают, – рассуждал Джонни скрытно двигаясь ко второй цели.

Постоял, прислушался, принюхался, вперёд. Именно принюхался – одного он видел с сигаретой, от всех разит одеколоном – как дети малые!

– Им не засады в развалинах устраивать, а в песочнице ковыряться, – улыбался Джон, обводя первый крестик.

Осмотрелся, выбрал позицию для дозорного, устроился и отключился. Старая привычка сидеть в наблюдении часами под собственным ярко-фиолетовым небом. У наблюдателя голова должна быть пуста от малейшей мысли – только глаза, только слух и чутьё, если жить хочется. А то засекут, подкрадутся, а ты окрестности сканируешь…