Июнь 2020 Адам и Ева

Ева: (задумчиво-печально) – Тебе, наверно, придется умереть.

Адам: (после паузы, со вздохом) – Наверно, придется.

Ева: – Не страшно?

Адам: – Страшно, а как же. Но придется… хотя примитивно умирать не хочется. Противно, неопрятно, и труп…

Ева: – А что ты предлагаешь?

Адам: – Да, в общем, то же самое… то есть я перестану существовать, но как бы не совсем.

Ева: – Как это – не совсем? Объясни.

Адам: – Пожалуйста. Меня не станет, и произойдет это таким образом, чтобы ни у кого не возникло сомнений: хотя тела покойника нет, но факт насильственной смерти очевиден. И хотелось бы нечто неординарное, к примеру, натуральное убийство, замаскированное под самоубийство, в конечном итоге недоказуемое… загадка, так сказать, без решения.

Ева: (возбужденно) – Но это же практически невозможно!

Адам: (подчеркнуто спокойно) – Еще как возможно. Только придется обзавестись сообщником.

Ева: (по-прежнему взволнованно) – Нет, ни за что! Об этом никто, понимаешь, никто не должен знать! Если кто-то будет помогать, то его или ее придется посвятить в суть дела, и, следовательно, полагаться на порядочность, верность тебе… много таких честных людей ты лично знаешь, тем более верных?

Адам: – Целиком и полностью согласен. Но в том-то и дело: нужен человек изначально нечестный, а такой у меня есть. И использовать его надо втемную.

Ева: – Уж не своего ли драгоценного родственничка ты имеешь в виду?

Адам: (с усмешкой) – А кого же еще? Мне кажется, это именно тот, кто нужен. Он ни за что не упустит случая поиметь халяву и мгновенно окажется главным подозреваемым со всеми вытекающими.

Ева: – И тебе его совсем не жалко? Ни капли?

Адам: – Не-а. Ни малюсенькой капельки! Так ему и надо, козлу. Ты же помнишь, надеюсь?..

Ева: – Да, ты прав, жалеть его не стоит. Помню, все помню.

Забыть такое было трудно при всем желании. Кривая ухмылка на пьяной роже, оскаленный щербатый рот…

– А может, ты у нас голубенький, а, братишка? Жопка у тебя вон какая гладенькая… ну, так и быть, давай, вопру разок… наступлю на горло собственной песне… чего не сделаешь для родного человечка!

– Да пошел ты, – не желая слишком обострять ситуацию, Адам встал из-за стола, – Проспись, дядя!

– А я и по-трезвому могу, не сумневайся… думаешь, все кругом слепые?

– Ты о чем?

– Уточняю: сестрица мне давно говорит, типа ты к ней в койку и не заглядывал, дочку сделал кое-как, и – прости-прощай, красотка… И по прочим бабам что-то не лазишь… Она вон трахается с кем попало, а тебе до фени…

– Ну и что? Это мое дело – до фени, не до фени…

– А то, братуха, то самое… Если мужик своим хозяйством по назначению не пользуется, стал-быть, он и не мужик вовсе… сечешь? Или ты и в самом деле по детишкам, с-сука?!

Теперь и шурин поднялся, приблизил лицо, неприятно дыша горячим водочным духом.

– Ты не сцы, я, в натуре, не обижу… вазелинчик имеется, резиночка… а хочешь крем, питательный, ха-ха… становись раком… как говорится, раз – не пидарас, два – не система, а третьего сам попросишь!

Побледневший Адам сжал кулаки и готовился врезать по ненавистной морде, отчетливо сознавая: шансов в драке у него никаких.

– Все, этим больше не наливать! – спасла ситуацию поднесшая свежую закуску свояченица, – Варька, иди сюда, еще по чуть-чуть, и нам пора.

Раскрасневшаяся от водки Варвара не возражала, все вернулись за стол, выпили мировую, еще по одной за здравие присутствующих, следом на посошок, стременную… Инцидент как будто забылся, но женкин брат при встречах время от времени подмигивал, намекая на некую одному ему известную тайну. Адам сохранял внешнее равнодушие, ничем не выказывая отвращения. Ничего-ничего, будет и на нашей улице праздник…

июль 2020 Ева и Адам

Ева: – (решительно) – По-моему, час настал.

Адам: – Согласен.

Ева: – Все еще боишься?

Адам: – Честно говоря, боюсь. Но, раз все готово, пора.

Ева: – А как насчет мамы? И Адочка…

Адам: (категорично) – Маме лучше не знать. И об Аде старайся не думать, иначе мы не сможем сделать все, как надо.

Ева: (сомневаясь) – Как-то это все-таки… оставляешь дочку на чужих людей, в полном неведении…

Адам: (с горячностью) – Ну, во-первых, мама ей не чужая. Во-вторых, сейчас ей это ни к чему, она пока не поймет. Вот повзрослеет, исполнится восемнадцать… хотя бы шестнадцать… тогда уж – будь что будет… я своего решения все равно не изменю. И вообще, не понял: кому легче, в конце концов? Тебе жить, а мне…

Ева: (успокоительно) – Ты прав, мне легче. Итак, первым делом запускаем кляузу…

Адам: – Ну, зачем же так. Это называется «сигнал». Самое смешное – заметь, пользы от него поначалу не будет ни шиша… пустой звук, зато потом… ох, и повеселишься!

Ева: – Пустой? Ты уверен?

Адам: (смеется) – Конечно! Мне сдается, они даже рассматривать не станут, по закону не полагается. Прочтут, подивятся, и в урну. А уж когда мамочка догадается звякнуть в фирму…

Ева: (немного озабоченно) – Еще о маме. Обязательно так, с кровью?.. вдруг она… ну, переволнуется? У нее же сердце, давление, все такое…

Адам: – Ха, она здоровее нас с тобой в сто раз! Я же мерил ей давление… говорит: только сейчас было чуть не двести, перемерю – сто двадцать… Так что пусть уж будет, как задумали… не зря же пролита кровушка, пусть из носа, но все-таки…

Ева: – Да, мама у тебя дамочка крепкая. А суставы?

Адам: (с пренебрежением) – Ой, не смеши. У нее костыли чисто для виду, на людях демонстрировать. А как никто не видит… На ней пахать надо!

Ева: (уверенно подводя итог) – Вот и припашем. Словом, как говорил лысый большевистский вождь, любитель кукурузы: наши цели ясны, задачи определены – за работу, товарищи!

Следствие, набравшее обороты, уже не остановить. Человек в кожаной куртке по-прежнему упорствовал, сознаваться в практически доказанном убийстве не желал… что ж, время, когда признание считалось царицей доказательств, давно миновало; косвенных улик оказалось достаточно, и дело шло к суду. Помешала досадная мелочь.

Его сестра и сообщница осталась на свободе, за что ей следовало благодарить свекровино здоровье, точнее – напротив, болезнь. Артроз, до поры дремавший, вскоре после памятного визита в полицию обострился, и мужественные устремления тучной дамы – отнять внучку у гулящей пьяницы-матери – потерпели крах. Пришлось лечь в больницу, а Варвара Чурова внезапно отвернулась от бутылки и вплотную занялась дочерью, поэтому брать ее под стражу сочли чрезмерным, ограничились подпиской о невыезде. А когда сыщики уже готовились праздновать по случаю образцово-показательного расследования тяжкого преступления, в колесо машины правосудия вставили палку. И сделала это именно она, сообщница!

Все произошло до обидного просто: в прокуратуру пришли две женщины, одна из них – Варвара, а другая, всхлипывая, попросила ее имя не называть журналистам и особенно – мужу. У единственного подозреваемого, почти обвиняемого, оказалось стопроцентное алиби. Его проверили, убедились: да, действительно… вот те раз…

– А что ж ты раньше молчал?! – грозно вопросили кожаного, – Понравилось на нарах париться?

– А ты сам так бы в момент и рассиропился? – исхудавший, посеревший узник упрямо глядел исподлобья, – И бабе потом за тебя от своего барана рогатого хоть в петлю лезь…

– Но все равно пришлось бы признаваться – не здесь, так на суде?

– Может, еще и не пришлось бы… а если б он всплыл, где-нибудь в заливе?

– Так вы полагаете, – смягчился следователь, – Чуров все-таки покончил с собой?

– Так я об этом тебе, блин… извиняюсь, вам, месяц твержу!

– Да-да… Ну что ж, гражданин… вы освобождаетесь… скажите спасибо своей сестре – не похлопочи она…

– Вот за это попрошу не волноваться. И ей, и еще кое-кому… Всем все скажу.

– Имейте в виду, ваша сватья ни при чем. Женщина в возрасте, сын пропал, отношения у вас с ним складывались непростые… со здоровьем проблемы, за внучку переживала, поэтому…

– Больная, в возрасте… и поэтому надо было подставлять невинного человека? Не бойтесь, не трону я ее… Пошла она в сраку, падла старая!

– И словесно оскорблять ни ее, ни прочих причастных лиц не следует. Сами виноваты – скажи правду на первом допросе, никто б вас не стал задерживать.

– Так вы и поверили… Начали бы ее хватать, тягать по допросам… пресса там, телевидение… ладно, проехали. Я могу идти?

– По мне – хоть бегите, ноги-то на месте. Вы свободны.

Вот так фактически готовое и даже почти дошедшее до суда дело об убийстве перешло в несколько иной разряд, став делом о безвестной пропаже Чурова Адама Григорьевича

Год с небольшим спустя оно было закрыто. Вышедший к тому времени на заслуженный отдых заместитель начальника следственного комитета, как и полагается пенсионерам, не обратил на это событие ни малейшего внимания. Причина оказалась нестандартной. Труп не всплыл, чьего-либо признания в жутком злодеянии не последовало, лавров за расследование никто не снискал. Как-то само собой выяснилось: никакого исчезновения не было, был оставшийся незамеченным выезд упомянутого гражданина за рубеж. Гражданина действительно не стало, но взамен появилась гражданка другой страны Heva Churovainen.

На очередном заседании студенческого научного кружка при кафедре криминалистики руководитель поощрил свою протеже аплодисментами и взял слово.

Выдержка из комментария доцента Соловьева.

– …И в заключение, молодые коллеги. Записывать не нужно, просто послушайте внимательно. Безвестно пропавшие люди, как правило, не возвращаются, полицейские всего мира об этом знают, но родственникам стараются напрямик не говорить. И вам в будущей практике рекомендую придерживаться сего гуманного принципа: им и так тяжело, зачем лишать надежды… в кино и книжках случается: некто утратил рассудок, но временно. Такой, представьте, живой фантом, ни памяти, ни речи… поблукал месяц-полтора по зимнему лесу, горам, пустыне, тундре, не имея еды, крова, огня и воды, иногда вовсе голый и босиком, а потом без всякого лечения очнулся и вернулся как ни в чем не бывало. (Некоторое оживление в аудитории)

А в реальной жизни так не бывает. Ушел сам, особенно сойдя перед тем с ума – умрет от голода, жажды, переохлаждения, зверь загрызет и тому подобное. Похитили – потребуют выкуп; получат, нет ли – все равно убьют. Взяли в рабство, модное с недавних пор сексуальное или банальное – используют и убьют. А чаще всего пропажа как таковая маскирует уже происшедшее преступление – убийство, преднамеренное или случайное, изредка – суицид…

Вам, начинающим юристам, следует знать и помнить: лучше исходить из самых худших предположений и обмануться в них, чем питать пустые иллюзии. И сегодняшняя информация, как ни парадоксально на первый взгляд, вполне согласуется со сказанным мною. Ведь исключение не опровергает, а лишь подтверждает правило, не так ли? Спасибо за внимание.

Жил-был мальчик, но мальчик не совсем обычный. Кто знает, скажи он кому-нибудь о тайной, известной одному ему стороне своей жизни – возможно, все могло пойти по-другому. Но для него, с первых шагов привыкшего быть самостоятельным и никому не выдавать мыслей и чувств, это было недопустимо. Тайна возникала всегда неожиданно, без предупреждения, оставаясь невидимой и для мамы, и для тогда еще жившего с ними папы, и для самого Адама. К счастью… к счастью?.. он не испугался, не побежал жаловаться, приняв ее явление как интересную, увлекательную игру.

Да, игру. Поэтому о приходящей… нет, скорее возникающей прямо в нем самом – где-то в голове, сердце или еще глубже – девочке, называвшей себя Евой, никому не сказал, а со временем понял главное: она – не рядом или вместе с ним. Она – это он, а он – она. А поступи он иначе – в игру вмешались бы грубые, глупые взрослые, и все сломалось бы раз и навсегда. Его отвели бы к врачам, положили в психиатрическую больницу, начали лечить – таблетками, уколами, травами, ваннами, гипнозом, электросном, электрошоком… Вылечили бы? Может быть, может быть…