Гул нарастал, за окнами плескались по ветру ветви деревьев. Босыми ногами Алёнка ощутила дрожь, которая передавалась костям и распространялась по телу. Девица переступила с ноги на ногу, показалось ещё чуть и кости начнут трескаться и распадаться.
Она повернулась к дверям. Коли это хозяйка, значит надобно встретить и проявить вежество. Постаралась пригладить растрепавшиеся волосы, оправила платье. То-то этот неведомый хозяин удивиться, когда увидит, какой порядок она навела. Вот сейчас дверь откроется…
– Кхе-кхе! Чевой это?
Алёнка так и подскочила. Скрипучий голос раздался из-за спины.
Девица хотела обернуться, но поняла, что тело обратилось в статую. Она не могла пошевелить и пальцем. Даже ребра поджала неведомая сила, отчего сразу стало не хватать воздуха.
Сердце испуганно метнулось в груди, глаза распахнулись, больше Алёнка ничего не могла поделать. Воздух вокруг будто загустел и держал её в плотных тенетах. На плечо легла рука.
– Кто тут у нас приблудился?
Её, как куклу, стали поворачивать. Алёнка увидела угол, стену с картиной, изображающую пустой зал, потом перед глазами встала огромная ступа с прислонённой метлой. Ждала через дверь, а хозяйка, видать, прямо через печь заскочила.
– Здравствуйте, бабушка, – придушенно пискнула девица. Воздуха не хватало даже на дыхание, но решила, что будет вежливо потратить его на приветствие.
Рядом со ступой и правда стояла бабка. Старенькая, согнутая, перекошенная на одно плечо. Одета в пёстрые лохмотья, на голове плат, завязанный не под подбородком, как у почтенных матрон их деревни, а на лбу, отчего завязки торчали, как рожки. Это придавало бабушке лихой вид. Лицо покрыто морщинами, словно засохшее яблоко, на подбородке толстенная бородавка. Нос длинный и крючковатый, губы тонкие изогнутые, словно бабушка ухмыляется.
– Ути-пути, – сюсюкнула старуха. За тонкими губами сверкнули белые зубы, что очень не шло дряхлой внешности. – Как звать? Кто такая будешь?
Она ловко прищёлкнула пальцами, невидимая сила отпустила Алёнку, та едва не упала. Не успев отдышаться, зачастила:
– Звать Алёнушка. Я из деревни Черёмушки. В лес пошла вот… – она смутилась, вспомнив, зачем её отправили в лес, и поспешно закончила. – Набрела на Чудышко…
Она замолчала под пристальным взглядом старухи.
– Черёмушки… Хм… – та потеребила бородавку длинными острыми ногтями, похожими на когти хищной птицы. – Это те, что недалече от Колокольцев?
На Алёнку повеяло стужей. Как тогда, когда первые жители деревни, не сговариваясь, решили её выгнать.
– Колокольцев, которые до сих пор звучат похоронным звоном по всей округе, – старуха захихикала, но глаза остались холодными и колючими.
Про эту деревню Алёнка слыхала с раннего детства. Колокольца были любимой страшилкой детворы Черёмушек. Шептались о ней темными зимними вечерами, прижимаясь к тёплому боку печки при свете лучины, да в горнице полной взрослых. Говорили, будто в той деревне все выглядит так, словнов ней сотню лет никто не живёт. Истлевшие срубы, осыпавшиеся печи, сгнившие колодцы с вонючей водой. При этом точно известно, что каких-нибудь пятнадцать лет назад Колокольца были обычной живой деревней, как Черёмушки.
Что с ними сталось? Тут ходило много версий, одна из которых была – не проявили вежество к страшной лесной колдунье, которую звали…
– Яга меня звать, – каркнула старуха. – Может, слыхала?
"В Дремучем Лесу живёт Баба Яга. Разве не она забрала твою мамочку?!" – прозвучали в ушах слова Петруся. Алёнка вскинула распахнутые глаза на бабку.
Та вдруг перестала хихикать и уставилась на что-то за спиной Алёнки. Потом взгляд её метнулся на стол, на окна. Изба шевельнула створкой, по горнице разлилась мелодия.
– Чево это?! – кустистые брови старухи собрались в большой мохнатый комок. Она ступила по комнате, простирая руки к чистому полу. – Гдей всё?! Кто?! Куда?!
Алёнка пересилила себя и выдавила улыбку.
– Это я прибралась. У вас такой удобный вихрь на стене. Весь мусор туда…
– Что-о-о?! – рот Яги округлился, глаза едва не выпали из орбит. – Ты кидала мои вещи во Врата Мудрости?!
– Врата Мудрости? – пискнула Алёнка и сжалась. – А я думала… Меня саму туда едва не утянуло…
– Конечно бы тебя утянуло. Врата проверяют потусторонний вес того, кто в них смотрит. Коли ты, хе-хе, недостаточно весом – тебя просто втянет и пережуёт. Чем дольше глядишь, тем сильнее тянет. Помню, как то мы с Кощейкой поспорили. Час стояли. Ихихи. С тех пор не любют он меня…
– Ой, как неловко вышло! – Алёнка протянула к раме с вихрем руки. – Простите меня Вратушки! Не ведала я…
Она так рьяно придвинулась к раме, что её потащило внутрь. Бабушка цапнула девицу за плечо и дёрнула в сторону.
– Стой, болезная. Сбежать удумала? Ну нет.
Она кинула Алёнку на пол и встала перед ней, подбоченясь.
– А ну ответствуй? Зачем все чугуны мои трогала, зачем все с пола убрала? А стены то, стены. Глаза б мои не видели эти стены!
– Помочь хотела, – пискнула Алёнка. – Думала, кто-то жутко занятой здесь живёт.
– Жутко?! Это верно. Жуткая я, – Яга заулыбалась, сверкнув зубами. Выглядело это и правда весьма устрашающе.
– Старенький. Немощный. Не справляется, – лепетала Алëнка.
– Старенький?! – бабка задохнулась, словно ей двинули под ложечку. – Не справляется?!
Девица продолжала, не замечая.
– Помочь хотела. Я всем помогаю…
– Что-о-о?! – рот Яги округлился, глаза второй раз за день подвергли сомнению крепость сидения в глазницах.
– Помочь… ...те-ла, – пролепетала Алёнка, глотая слоги и слова.
– Стало быть, ты, болезная, считаешь, что мне помощь потребна? – голос бабушки обрёл стальные нотки.
– Сочувствие да ласка никому не мешают, – оживилась Алёнка.
– Сочувствие?! Ласка?! – бабушку затрясло. – Да ты никак издеваться надо мной удумала?!
Алёнка пикнуть не успела, как старушка выставила перед собой руку со скрюченными пальцами ладонью кверху. Пальцы дрогнули и шевельнулись. Девица ощутила, как её подхватила и вздёрнула над полом невидимая сила. Хотела что-то сказать, но пальцы Яги растопырились.
Руки Алёнки выкрутило так, что захрустели кости. Девица вскрикнула несколько раз и сжала зубы. Негоже хозяйку своими малодушными воплями обижать.
– Ну как? – вскричала бабка. – Чуешь разницу весомости? Ты предо мной, что былинка перед скалой. Как захочу, так тебя и перекручу!
Девицу резко дёрнуло в сторону и потащило прямо по воздуху к печи. За неплотно придвинутой заслонкой гудело пламя.
– Вот это тебе уже не шуточки, – захихикала Яга. – Нуть ка. Открой мне печь.
Она сказало это громко и повелительно. Рука Алёнки дрогнула и двинулась вперёд. Но за несколько мгновений до того в голове возникла мысль: "Бабушка просит о помощи".
Яга глядела на то с ухмылкой.
– Помоги, помоги, девица…
Маленькая Алёнкина ладошка легла на ручку задвижки. Та была чугунная, массивная. Пш-ш! Боль хлестнула такая, что слезы брызнули из глаз, Алёнка закричала во все лёгкие, удержаться не было никаких сил.
С грохотом заслонка упала на дубовый пол, девица баюкала обожжённую руку, невнятно скуля сквозь слезы. В печи весело потрескивало пламя.
– Хи-хи, – тонкие губы бабки растянулись во всю ширь лица. – Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?!
Она свистяще рассмеялась.
– Прос… ти… Баб… шк… – пробились сквозь плач слова. – Я такая… неуклюжая.
– Чегой эта? – Яга так удивилась, что Алёнку выпустила невидимая сила, ноги коснулись пола.
– Сейчас! Погодите. Я все исправлю…
Девица заметалась по избе, ухватила рукавишки, что лежали на приступке, и через них ухватила заслонку. Та оказалась тяжеленной, девица крякнула от натуги и привалила чугуняку к светлому боку печи.
– Вот. Так-то лучше будет… – проговорила Алёнка и глянула на бабушку чистыми глазами. Ту аж затрясло.
– Ты что – дурёха?! Ты не понимаешь?!
– Прости меня, бабушка, – лепетала в ответ девица, утирая слезы обожжённой рукой. – Я такая неуклюжая…
– Хорошо же… – лицо бабки успокоилось. Обвислые щеки приподнялись в улыбке, от которой мороз продирал по спине.
– Вижу я, ты меня разжалобить хочешь. Порядок навела, к избе моей подмазалась. Уй, окаянная, – бабка топнула. Пол качнулся и задрожал.
– Не обижайте Чудышко! – вскричала Алёнка, вскинув обожжённые ладошки. Под кожей уже вздулись пузыри. – Она… Она… – девица тут же стушевалась и закончила совсем тихо. – Хорошая…
– Хорошая? – Яга глянула в угол, где виднелась дверь, перетянутая стальными полосами, в массивных петлях висел огромный замок, и хихикнула по-старушечьи. – Ну-ну.
Яга призадумалась, шаркая по горнице туда-сюда. Алёнка не решалась ей мешать.
– Ага! – Яга вскинула палец с острым когтем. – Поняла я. Ты из тех редких людей, что всех кругом за добреньких держит. А ну, ответствуй.
– А разве не так? – проговорила девица, все ещё баюкая обозлённые руки. Кожу пекло так, будто она все ещё держалась за раскалённый чугун. – Я к вам с добром, глядишь и вы мне расскажите, что знаете о маме моей…
Слова вырвались совершенно неожиданно, но попали прямо в цель. Ведь именно за этим она и рвалась в Дремучую Чащу. Поэтому не сбежала вместе с Петрусем.
Глаза старухи прищурились, разглядывая её, потом расширились, словно она поняла что-то важное. Губы изуродовала усмешка.
– Ихи-хи! Ясно теперича с кем дело имеем. Сейчас мы покажем тебе… какая я добренькая.
Она вскинула одну ладонь в сторону Алёнки. Та ощутила, как платье обтягивает тело, словно сзади её ухватил и потянул кто-то сильный. Хотела оглянуться, но тут старое залатанное платье не выдержало и с треском разлетелось на лоскуты. Девица ощутила голой кожей прохладу, потом она вскрикнула и сжалась, пытаясь спрятать руками сокровенное.
– Это большая ошибка, – мерзко хихикнула старушка, – за добренькую меня считать.
Из-за печи с грохотом и звоном цепей выехал огромный чугунный котёл, в котором Алёнка собиралась варить вола. Если небольшая заслонка была тяжеленной, то этот котёл мог поднять лишь богатырь. Яга же управлялась с ним, даже не касаясь.
– Ну-ка покажись… – старуха перебрала в воздухе крючковатыми пальцами, руки и ноги девицы развело в стороны. К щекам прилилась кровь, из глаз брызнули слезы.
– Не надо, бабушка… – пикнула Алёнка. – Я же..
– Вижу я, чистенькая ты, – хекнула бабка. – Но надобно ещё почистить…
Она подошла к девице и ткнула пальцем в бок. "Ай! – вскричала та и тут же запричитала. – Прости, бабушка. Не хотела тебя обидеть…"
– Кожа да кости, – бросила Яга, не слушая её. – Зато молоденькая. Мяско должно быть сочным…
Она мечтательно поглядела в угол избы, где на полке стоял человечий череп. Руки старухи перекрестились, пальцы сжались в кулачки.
Котёл подскочил к огню, выплеснув немного воды. Алёнка не успела удивиться, откуда взялась вода, как подлетела и бултыхнулась внутрь.
И задохнулась. Алёнке показалось, что с неё живой сдирают шкуру. Если от заслонки жгло лишь ладошку, теперь полыхало все тело. Не в силах прекратить, она начала кричать и биться.
– Ихи-хи, – обрадовалась старушка. – Теперь поняла, болезная…
Усилием воли Алёнка заставила себя прекратить. Тело жгло, но теперь боль ощущалась как сквозь вату. Девица видела свою ладошку, красную и разбухшую. Совсем близко полыхало пламя в печи, как ни горяча была вода, стенки котла становились ещё горячее. Ноги жарило совсем нестерпимо.
Надо спешить, – подумала Алёнка. Иначе не успею… Не смогу… Спросить. Узнать про маму. Доискаться…
Она раскрыла рот и сказала совсем не о том:
– Прости меня, бабушка. Как жаль, что не сумела я вам помочь…
Правду старики сказывают, перед смертью из человека лезет истинная его сущность. Бабка перестала хихикать, замерла, лупая глазами, как филин.
– Чевой та? За что простить?
– Хоть так услужу… – вскричала Алёнка. – Только дождитесь, когда мяско отойдёт от косточек. Вы старенькая, хоть зубов много, но ведь жевать устанете…
Девица говорила из последних сил, сама уже не понимала, что несёт, но частила. Почему-то казалось очень важным досказать до конца. Со дна котла начали подниматься пузыри. Ног уже не чуяла, там все превратилось в один комок страшной боли.
– Приятного аппетита, бабуш… ка… – Алёнка как стояла начала опускаться в кипящую воду. Даже не вдохнула воздуха, когда рот и нос погрузились, бабка увидала пузыри. Девица вдохнула в себя воду.
Тело медленно опускалось на дно котла.
О проекте
О подписке