Магическое объявление

Девять лет спустя.

Трое друзей сидели на бревнышке в своем тайном месте.

– А давайте придумаем сказку про нас! – предложил Ивор.

– А давайте! – мгновенно согласился Рудольф.

Потайное место друзей находилось на самом краю Обавала, великого обрыва тянувшегося через все Волшебное государство. С одной стороны к обрыву почти вплотную подходил Скрюченный лес.

– И что мы станем делать в этой сказке? С нами же не происходит ничего героического, – заметил Мефодий.

– С чего начнем? – игнорируя слова Мефодия, спросил Рудольф. Он хлопнул в ладоши и растер их, словно предстояла трудная работа.

– Конечно же, с главных героев! – ответил Ивор и начал вещать напевным голосом.

– В некотором царстве, волшебном государстве жило три друга. Первый был телом статен, лицом суров, норовом горяч, но душа у него была – добрая. Хотя и любил он драться по любому поводу. Ребята из всех соседних ферм подтвердят это своими синяками.

– Они сами виноваты! – перебил его Рудольф. – А на счет доброты – прям в точку. Я именно такой!

Рудольф заложил руки за спину, выпятил грудь и встал чуть-чуть боком, чтобы друзья во всей красе могли разглядеть его благородный профиль с горбинкой на носу.

– Прическа у того героя была самая что ни на есть уникальная. На всей голове ни волоска, одна лишь рыжая прядка на макушке. Прядка не простая, а волшебная!

У Рудольфа на голове действительно растекался рыжей кляксой одинокий клок волос. Услышав о себе, он вдруг шевельнулся, закрутился, и вот уже на макушке юноши стоит человечек, собранный из множества длинных волосков. Рыжий человечек настолько похоже скопировал позу Рудольфа, что Ивор с Мефодием покатились со смеху.

– Люди сказывали, что в детстве папа этого мальчика проводил над ним эксперименты по волшебному насыщению удачей. Но что-то пошло не так и всю удачу в себя вобрали волосы. Теперь сам Рудольф постоянно попадает в передряги, а с волосяного человечка все как с гуся вода.

Рыжая прядка показала большой палец и часто-часто закивала волосяной головкой. Рудольф разом утратил героичность позы и возмущенно засопел:

– Не правда! Не проводил он надо мной эксперимент. Я сам залез в ящик с подопытным кроликом, чтобы узнать, чем папа занимается! Кролик кстати издох, а я нет. Это доказывает, что заклинание сработало и насыщение произошло!

– Тогда почему тебя называют тридцать три несчастья? – уличил друга правдолюбивый Мефодий.

– Это потому, что эта наглая рыжая штука забирает всю удачу себе!

Рудольф задрожал от негодования, отчего бусины на его пиджаке зазвенели.

– Кстати, чуть не забыл сказать, – воскликнул Ивор. – Одежды рыжепрядый Рудольф предпочитает под стать своему характеру из текстильной тянучки – материала очень прочного и долговечного. Но вот беда – совершенно безумных и даже безвкусных расцветок.

– Чего это безвкусных! – оскорбился Рудольф. – Ничего вы не понимаете! Это модно!

– В тот день Рудольф явно выбрал самое «лучшее» из своего гардероба – оранжевые, под цвет прядки сапоги, черные обтягивающие штаны, пестрая, до ряби в глазах, сорочка и пиджак из мутной тянучки с малиновыми манжетами. Все это роскошество щедро усыпано множеством сфер, шариков, граненых кристаллов и застывших пузырей, прозрачных и матовых, круглых и с острыми гранями.

– Вот это уже другое дело, пусть слушатели нашей сказки сами решают модно это или безвкусно.

– А мы перейдем к описанию второго славного героя! – повернулся Ивор к Мефодию. – Мефодий полная противоположность рыжепрядого друга. Сложение он имеет дородное, живот широтой своей дерзает превзойти размах плеч, а широта души и того больше! Неспешность и усидчивость позволили дородному юноше значительно продвинуться в науках и познании мира. Нет вопроса, на который бы он не имел ответа, нет вещи, о которой бы он не сумел просветить спрашивающего.

Полные щеки Мефодия заалели, отчего стали похожи на спелые яблочки. Дородный юноша опустил глаза на широкие ботинки, торчащие из-под черного балахона. Толстые сардельки пальцев смущенно теребили старый башмак.

– Одевается наш друг в широкие бесформенные одежды, покрывающие его с плеч до пят, которые подпоясывает простой веревкой. Прическа его являет из себя прямую противоположность Рудольфовой. Если у того лысина с прядкой, у Мефодия шевелюра напоминает охапку соломы, высушенной до золотистого блеска и аккуратно уложенной вокруг макушки.

Рудольф нахмурил брови и о чем-то задумался. Ивор и Мефодий ничего не замечали, увлеченные рассказом.

– Как и все гении, Мефодий имеет свои странности. Он всюду таскает с собой большой старый башмак, который давным-давно просит каши. Говорят, что именно в этом предмете он хранит все знания мира.

– Постойте!.. – поднял руку рыжепрядый. – Это что получается…

Но его не слушали.

– А еще сей ученый муж, – Ивор слышал подобное выражение в легендах, которые он почерпнул из маминой карты. Использовать его по отношению к Мефу показалось юноше жуткой уморой, и он рассмеялся. – Еще сей ученый муж придумал для себя чудной ритуал для усиления своей мудрости. Он создает из еды простейшие информаторы, записывает в них необходимые для изучения образы, а потом пожирает эти вкусняшки, получая два удовольствия одновременно – телесное и духовное!

– Так, баста! Я не понял! Ты сказал, что Мефодий полная противоположность мне! – вскричал Рудольф.

– Да. Разве нет?

– А потом начинаешь расписывать огромнейшую мудрость Мефа!

– Ну и что?

– А то! Если я противоположность, то я выходит тупой да?! Рудольф тупой?!

Прядка на макушке превратилась в человечка и яростно запрыгала на месте. Ивору показалось, что не будь она привязана к лысине множеством корешков, спрыгнула бы и кинулась в драку.

Какое-то время ушло на успокаивание рыжепрядого. Потом вместе спасали дородного юношу. Мефодий настолько развеселился, что завалился спиной назад прямо в Скрюченный лес. Не желая удерживать такую тушу, покореженные деревья расступились, и бедняга шлепнулся плашмя на твердую землю. Но и там не прекращал хихикать.

Через каких-нибудь полчаса спокойствие было восстановлено. Мефодий был извлечен (для этого понадобилась почти вся не маленькая сила Рудольфа и вся удача его рыжей прядки) и усажен обратно на бревно, рыжепрядому юноше принесены очень серьезные, почти без фырканий и хихиканий, извинения.

– Ну что, сказочник. Настала твоя очередь! – сказал Рудольф, потирая руки.

– Но… – Ивор попытался возражать, но его друзья были неумолимы.

– Описывая себя, ты будешь не объективен, а это повредит сказке, – важно заявил Мефодий. – Мы это сделаем за тебя.

– Да-да! Мы уже нахватались от тебя сказительских премудростей!

Рудольф вытаращил глаза и начал вещать жутким голосом. Именно так рыжепрядый представлял себе настоящих сказителей.

– А третий друг был ни то, ни се. В смысле ни рыба, ни мясо. Ни рак, ни креветка. Ни бублик, ни салфетка. Ни суслик, ни крот! Такая присказка. Вот!

У него получилось настолько складно, что Мефодий зааплодировал. Как все ученые люди он почти не разбирался в поэзии, любая рифма способна была привести его в восторг.

– Но ближе к делу. Наш Ивка, не смотря на свои шестнадцать лет, все такой же тощий, как и в детстве. Такой тощий, что соломинку ему на плечо положи, он такой: «А! а! больно!» – и свалится!

Рудольф произнес всю тираду с невозмутимым лицом. Зато прядка его очень наглядно изобразила, как именно «а!», «а!» и самое главное – «свалится!»

– Ивор наш – романтик, каких на свете нет! – это уже Мефодий.

– Да, наивный во всех отношениях человек, – поддакнул Рудольф.

– А уж в хозяйственных делах – полнейший профан!

– Все бы ему бродить где-то, соловьев слушать, звезды считать!

– А уж путешествовать любит – страсть! Все окрестности фабричного города облазил.

– На всех фермах бывал! Мне ли не знать!

Рудольф незаметно потер бок. Именно туда ему попало тянучечной оглоблей в последней его разборке с фермерскими детьми.

– Одевается он слишком легко и ненадежно, – сказал Мефодий, поправляя балахон, закрывающий его от горла до огромных ботинок.

– Да и безвкусно, если быть честным! – вставил реплику Рудольф и поправил свой пиджак из мутной тянучки с малиновыми манжетами.

– Ничего и не тощий! – не утерпел Ивка. – У меня уже давно выросли мускулы. Вот, глядите. И тут тоже! И тут! Пускай не такие мощные, как у Рудольфа, но настоящие! И одеваюсь я удобно. Вот штаны. Из прочной и легкой материи. Пропитаны специальным составом тянучки, не намокают, но пропускают воздух. Безрукавка! Я люблю безрукавки. И ткань, пощупайте какая мягкая ткань. Моя мама любила туники из такой ткани. Коричневая. Как тогда… – он запнулся.

– Ага, и ботинки на толстой подошве с высокой шнуровкой, – поспешно добавил Мефодий, чтобы поскорее проскочить грустную для друга тему.

– А еще он темноволосый…

– Как мама, – уточнил Ивор.

– … и загорает всегда до черноты. От этого его яркие синие глаза…

– Как у папы!

– … и белозубая улыбка, как будто сияют на его смуглом лице.

– Уф! – сказал Рудольф. – Какое сложное дело – сочинять сказку. Столько истратили сил, а всего лишь описали героев.

– А ты думал. Сказительство – это тебе не с оглоблей по полям скакать.

Но Рудольфа не интересовали оглобли. Он спросил, дрожа от нетерпения.

– А что дальше?!

– А дальше нужно какое-то событие, которое разом изменит жизнь наших героев!

– И что это будет? – проговорил Мефодий. – В нашей жизни ничего не случается!

– Как это что? – Ивор встал и подошел к самому обрыву. Далеко внизу расстилались лесные просторы. Бесконечную темно-зеленую даль разрезала жирная черная полоса Ахеронта – странной и страшной реки. А в ее изгибе лежала…

– В жизни наших героев произошло одно событие, которое разом перевернуло их судьбу и дало шанс дотянуться до самых заветных мечтаний.

– Что же это? – спросил Рудольф. Ивор понял, что он подыгрывает ему, как рассказчику. Потому как любой даже самый маленький мальчишка в Государстве знает, что может исполнить все мечты.

… фабрика волшебства.

Непознанная, загадочная, таинственная. О ней ходит множество легенд, но многословие рассказчиков – верный признак неосведомленности. Ибо никто не может сказать в точности, что происходит за магическими стенами. А кто может, тот помалкивает, связанный строжайшим контрактом.

Ее стены образуют огромную четырехконечную звезду, ориентированную по сторонам света. Говорят, это нужно для того, чтобы удержать в узде субстанцию волшебства, источник которой находится глубоко под землей. Это единственный источник субстанции, без него Государство будет обречено.

Именно эту форму копируют звезды, которые носят все люди в разные времена прошедшие открытый набор. И в зависимости от их достижений в магическом искусстве концы этих звезд загораются разными цветами.

Не смотря на то, что темная звезда фабрики прекрасно видна с Обвала, разглядеть, что находится на ее территории невозможно. Потому что над фабрикой постоянно висит странный серебристый туман, который скрывает от посторонних взглядов тайны самого важного места Государства. Лишь в центре звезды плотное одеяло тумана пробивает острый шпиль, который возносится над черными стенами на невообразимую высоту.

– Открытый набор, – сказал Ивор.

– Жаль, что его уже десять лет как не было, и, наверное, столько же не будет, – вздохнул Мефодий.

– Эй! Что за чушь ты несешь?! – взъярился Рудольф.

– Что не так? – дородный юноша удивился реакции друга. – Разве я не прав?

– Конечно, не прав! Не было набора десять лет, и что?! Наоборот, шансы того, что он пройдет уже завтра повышаются многократно.

– Это пустая вера, основанная на детском понимании мира, – сказал Мефодий. – Между тем я очень хорошо изучил обстановку в Государстве и сделал вывод, что открытый набор фабрике попросту не нужен…

– Тьфу на тебя! Этот научный подход только все портит! К тому же все знают знаменитое изречение Первого Волшебника. Не человек выбирает фабрику, а фабрика выбирает человека! Заруби это на своем картофельном носу!

Мефодий гордо вскинул все свои подбородки.

– Может быть, у меня и не такой благородный нос, – произнес он тонким от оскорбления голосом, – но зато я крепко стою на ногах реальности и не верю в детские сказочки. Нет никаких документальных подтверждений этой фразы, якобы сказанной Первым Волшебником.

Ивор переводил взгляд с одного друга на другого и впервые не знал, как их утихомирить. Как унять конфликт, если сам всем сердцем болеешь за одну из сторон, а разумом понимаешь вторую.

– Ребята! Тпру! Остановитесь! Прекратите! – закричал он, протискиваясь между друзьями, которые уже ухватили друг друга за грудки. – В нашей сказке открытый набор обязательно будет. И произойдет все настолько внезапно, что…

Договорить не успел. В мире что-то неуловимо изменилось. Ивор нутром почувствовал это. Его сфера волшебства ожила, почти как тогда, в детстве, когда мусорный монстр украл его субстанцию волшебства чтобы ожить и сделать свое темное дело. Мамин перстень с вделанной в него треснутой жемчужиной потеплел и выдал порцию субстанции волшебства.

Спорщики резко замолчали, по их ошалелым лицам юноша понял, что с их сферами происходит то же самое.

– Что это? – воскликнул Рудольф.

– Этого не может быть! – прошептал Мефодий.

И тут прямо в воздухе над пропастью соткалось суровое седовласое лицо. Раздались странные мерные удары, поначалу едва слышно, как будто издалека, потом все громче и громче.

Суровое лицо поглядело прямо на ребят, каждый из них потом клялся, что незнакомец смотрит исключительно на него.

– Я директор фабрики волшебства, – без предисловий начало лицо. – И я имею честь сообщить вам, что фабрика волшебства объявляет открытый набор. Десять долгих лет мы обходились своими силами, но настало время омолодить кадровый состав. Нас интересуют юноши и девушки, которым на момент получения сего объявления исполнилось ровно шестнадцать лет. Не больше и не меньше. Все желающие должны явиться завтра на восходе солнца к главным воротам и пройти процедуру предварительного отбора. Опоздавших не ждем, второй шанс не даем. Неудачникам ничего не объясняем, а счастливчикам обещаем каторжную работу и уважение с почетом. Все!

Лицо утратило резкость, словно было создано из кусочков тумана, а теперь дунул ветер и порвал его в клочья.

Над Обвалом воцарилась тишина. Друзья пораженно глядели на Ивора. Тот опустил глаза на мамин подарок и прижал карту к груди.

А потом Рудольф заорал, что было мочи:

– Ну что, съел?! Умник ты наш! Теперь не станешь отрицать! Не человек выбирает фабрику!

– Это ничего не доказывает. Слишком велика вероятность, что это совпадение.

Мефодий не сдался, но в голосе его больше не слышалось убежденности.

– О-о! Этот толстяк непрошибаем!

Рудольф встал на самый край обрыва и поглядел на далекую фабрику.

– Неужели вы не чувствуете?! Десять лет не было набора. И вот теперь, именно в этот год. Именно в этот момент! Именно шестнадцатилетних! Фабрика выбирает нас!

– Такое ощущение, что ты произносишь текст Ивора, – пробормотал Мефодий. – Он у нас главный романтик.

– А ты у нас главный зануда!

– Ребята, перестаньте свои глупые перебранки. У нас такое событие! – воскликнул Ивор. Глаза его блестели, от возбуждения он привставал на цыпочки. Казалось еще чуть-чуть и взлетит.

– До завтра еще есть время. Надо хорошенько выспаться, – сказал Мефодий, теребя свой башмак.

– А перед этим хорошенько перекусить знаниями, да, мой толстый друг? – хохотнул Рудольф и ткнул дородного юношу пальцем в брюхо.

– Что я сделаю, если еда меня успокаивает? – воскликнул тот.