НАСЛЕДИЕ БОГОВ:

Месть Триединого.

Сокровище Империи.

Оружие Аполлона.

Копье и кровь.

Загородная резиденция Императора была битком набита разнообразными средствами внешнего наблюдения и поражения, что делало ее одним из самых безопасных для проживания мест во всей Галактике. Однако эти средства никак не отреагировали на появление над садом макушки утреннего солнца. Его лучи беспрепятственно проникли сквозь прозрачную стену крытой галереи, освещая беломраморные бюсты знаменитых личностей Древнего Рима. Галерея была длинной и бюстов в ней хватало. И вряд ли хоть кто-то из этих мужей мог представить себе, что их скульптурные изображения будут стоять не на римских холмах, а на далекой планете, получившей название Вери Рома – Истинный Рим. Невысокий крепко сбитый мужчина в сине-белом свитере и джинсах цвета индиго неторопливо шагал к выходу, и его тень падала то на один, то на другой мраморный лик. В этом можно было при желании усмотреть некую символичность: глава Сената Ромы Юниона^[1] Цезар Юлий, «в миру» Аллен Сюрре, безусловно, затмевал мощью своей власти любого из этих древних правителей, будь то Нерон, Калигула или Траян. Точнее, всех сразу. Но Императору такие мысли в голову не приходили. Он вообще на эти бюсты обращал внимания не больше, чем на какие-нибудь столы или стулья в комнатах резиденции. Элементы интерьера, только и всего.

«Древнеримская тема» была начата еще до него, и Цезар Юлий не собирался менять эту традицию. Никакого фанатизма он не проявлял и не призывал население на каждом углу петь хвалу Империи. Аллен Сюрре просто подчеркивал в своих выступлениях неизменный характер власти, чьи усилия направлены на приумножение блага каждого ромса, и тем самым продолжал линию своего предшественника Цезара Бертрана. Тот усеял чуть ли не все планеты Империи плитами с изречениями Овидия, Горация, Сенеки и прочих и многое переименовал на древнеримский лад. Цезар Юлий пополнил число таких плит и тоже кое-что переименовал. Он был убежден в том, что последовательность в подобных делах идет только на пользу обществу. Гражданам Ромы Юниона надлежало чуть ли не с младенчества проникнуться идеей о том, что лишь имперская форма правления гарантирует им благополучие и процветание. Образ великой Империи – отражения и преемницы Древнего Рима, но отражения гораздо более яркого, чем то старинное земное государство – должен был постоянно присутствовать в сердцах ромсов. Или всестороннее развитие и пользование всеми благами цивилизации – или прозябание, а то и погружение во тьму хаоса. Иного не дано.

Аллен Сюрре не считал себя ни демагогом, ни лицемером. Он искренне верил в то, что именно такое государственное устройство является оптимальным для галактического сообщества, включающего в себя полторы сотни миров тридцати трех планетных систем. И ради сохранения целостности этого сообщества готов был пойти на действия, которые выходят за рамки «высокой морали». И не только готов был, но и совершал их. «Ложь во благо» – Аллен Сюрре принимал это понятие без какого-либо внутреннего сопротивления. И был полностью согласен со словами Овидия: «Результат оправдывает действие». Императору на самом деле было больно от того, что до сих пор в Роме Юнионе существовали силы, стремившиеся разорвать единый имперский организм, обособиться от него. Нельзя было дать этим силам разгуляться, требовалось обуздать их, подавить, растоптать. Не ради собственной безопасности, нет! Ради процветания всего сообщества, существующего в звездной системе Виа Лактеа – Млечный Путь. А ведь кроме внутренних сил возникла и сила внешняя. И возникла не сегодня и не вчера – просто раньше из проявления этой силы в разных местах Империи делались неправильные выводы…

На лужайках за стеной галереи били фонтанчики, и водяные струи серебром проливались в подстриженную траву. Пушистые короткохвостые рыжки гонялись друг за другом, ныряли в кусты, карабкались на деревья, качались на ветках, прятались в листве и вновь выскакивали на лужайки. Ноябрьское утро было прозрачным, оно обещало обернуться прекрасным днем, но Аллен Сюрре не замечал его прелести. С каждым шагом он был все ближе к двери, а за дверью, на площадке, ждал императорский уникар и машины сопровождения. Через полчаса в Октагоне^[2] состоится совещание малого круга, и он, Цезар Юлий, будет строгим и даже жестким. Потому что нет ничего хуже, чем оказаться перед лицом внешней угрозы, имея серьезные внутренние проблемы. И в этом никак нельзя было брать пример с Древнего Рима.

Настроения Императору не прибавлял и приснившийся, кажется, перед самым пробуждением плохой сон. Ни одного образа из этого сна не запомнилось, они безвозвратно рассеялись, как только Аллен Сюрре открыл глаза. Но ощущение того, что приснилось именно плохое, въелось в сознание, как клеймо, и избавиться от него не получалось.

Нова-Марс… У Императора не было ни капли сомнения в том, что жрецы Беллизона не простят ему обмана. Он обещал им убрать с их планеты всех тех, кого они считали чужаками, в обмен на помощь в изъятии у Братства Хранителей Копья Судьбы. Братства больше не существовало, оно испепелилось в пламени атомного взрыва вместе с десантной группировкой легиона «Аполлон». Копье Судьбы перекочевало в глубины Октагона. А что получили беллизонские жрецы? Ничего они не получили. И не получат. И нужно будет в самое ближайшее время покончить с ними, не допуская нового мятежа. А новый мятеж – Цезар Юлий был уверен в этом – не пошел бы ни в какое сравнение с недавним, потихоньку сошедшим на нет. Складывалось такое впечатление, что беллизонцы кинули пробный шар и успокоились, когда имперские войска прекратили боевые действия. Они не знали, что Император отдал этот приказ, касавшийся всех горячих точек, только из-за утраты Копья. Аллен Сюрре просто не представлял себе, какой урон могут понести вооруженные силы, и не хотел рисковать. Да и что там скрывать: лишившись залога успеха, он просто растерялся…

А ведь была еще «Верона»… Даже не кость в горле, а дуло у виска! Безусловно, удалось добиться определенных результатов в борьбе с этой троицей планет – Великолепной, Роуз и Натали, – которые вознамерились отколоться от Империи, однако рано было говорить о том, что дело подходит к последней точке в противостоянии. До точки было еще далеко, на ее месте пока расположилось многоточие.

Правда, все это были язвы внутренние; они беспокоили, они мешали нормальной жизни, но поддавались лечению. Тем более что Копье Судьбы – залог непобедимости, вновь находилось в Октагоне. А вот что предпринять для отражения внешней угрозы, Аллен Сюрре пока видел довольно смутно. Если, конечно, это была именно угроза.

Некие существа из иной, чем-то больной Вселенной, просились под бок, заверяя, что речь идет о мирном сосуществовании и взаимодействии, направленном на общее благо. Но так ли это? От вторжения их сдерживало Копье Судьбы. Этот удивительный объект – точнее, объекты, – оставленные в древние времена на Земле какой-то могущественной цивилизацией, будто бы гарантировали победу тому, кто ими обладает. Но, во-первых, как следовало из земной истории, не всегда. А во-вторых, какой может быть цена победы? Что если после противостояния, которое завершится уничтожением Иных, от всей Империи останутся лишь две-три почти обезлюдевшие планеты? Велика ли будет радость от такой победы? Чужаки постоянно наблюдали за Копьем, они уже сделали попытку похитить его – руками своих агентов. И такие попытки не прекратятся. Каковы возможности Иных? Какое у них оружие? Да какое бы ни было – в любом случае на повестке дня стоял вопрос дальнейшего повышения военной мощи Империи.

Проще всего было бы считать Иных выдумкой, а их «агентов» – людьми, подвергшимися психотропному воздействию веронцев. Но ведь этот парень, Кристиан Габлер, имел контакт с чужаком на планете Аполлон, где нет никаких веронцев!

Иные обещали мир и дружбу… Если верить Габлеру.

А вот как насчет самого Габлера?

Император нахмурился и замедлил шаг. Прозрачные двери разъехались перед ним, и он вышел на крыльцо.

Через несколько минут красно-белый императорский уникар взмыл над площадкой и в сопровождении двух пар боевых машин помчался к столице.