– Смеешься, Док-Вик? Аномалия накрыла город три дня назад. Представляешь, середина лета, жара, и вдруг – мороз под минус сто! Без спецснаряжения шансов выжить – никаких. Те, кто находились на окраинах, наверное, успели убежать. А остальные – вот они.
Камохин кивком указал на стоявшую неподалеку вишневую легковушку, на переднем сиденье которой, уткнувшись лбом в руль, скорчился вымороженный, похожий на мумию труп.
– А мародеры?
– В таких зонах, как эта, мародеры только по окраинам шарятся. Хотя, конечно… Да нет, даже если бы мародеры и забрались в центр зоны, все равно не стали бы вступать с нами в бой. Какой в этом смысл?
Камохин был прав. Банки, предприятия, магазины, не говоря уж о том, что находилось в жилых домах, – все было брошено в замороженном городе. Оставлено мародерам. До тех пор, пока существует разлом. Что будет потом? Этого никто не мог сказать. Быть может, новый разлом засыплет улицы города песком, как было в Петербурге. Или опустит под воду, как Москву. Если же разлом просто закроется и все станет, как прежде – это будет самым ужасным. Потому что как прежде уже не будет никогда. Мертвый город, даже оттаяв, не мог снова вернуться к жизни.
– Но если «серых» никто не видел… – начал было Орсон.
Камохин жестом прервал его.
– Брейгель сигналит. Идем!
Ученые подхватили брошенные кофры и поспешили следом за стрелком. Чем быстрее они выполнят задание, тем скорее вернутся в Центр. Никому не хотелось дольше необходимого задерживаться в этом городе, где на каждом шагу по обочинам дорог и между разбитыми машинами лежали замороженные трупы в легкой летней одежде. Возле самого разлома внезапный удар стихии был столь силен, что люди, скорее всего, даже не успели ничего почувствовать. И уж точно не поняли, что происходит. Должно быть, жуткое было зрелище, когда с неба сыпались замерзшие на лету птицы. А вот замерзших кошек и собак видно не было – этот факт Осипов в уме отметил. Вряд ли они все успели спрятаться. Причина, скорее всего, была иная. Как известно, многие животные могут предчувствовать грядущие землетрясения, извержения вулканов или цунами. Известны случаи массового исхода домашних животных из городов за несколько дней или часов до катаклизма. А что если они и появление разломов могут предсказывать? Это нужно взять на заметку и проверить.
Брейгель ждал их на перекрестке. Возле четырех столкнувшихся, будто слипшихся в ком, машин. Осипов только глянул на труп, головой пробивший лобовое стекло да так и оставшийся лежать на капоте одной из машин, и сразу отвел взгляд в сторону. Говорят, человек ко всему может привыкнуть. Быть может, и он когда-нибудь свыкнется с видом мертвых тел и станет относиться к ним, как к не очень приятной, но, увы, неотъемлемой части работы, которой он собирался заниматься. Но пока он все еще старался не смотреть на мертвых. Хотя это было совсем непросто. С тех пор, как они вошли в город, мертвые были повсюду.
– Ну, как? – первым подошел к Брейгелю Камохин.
– Вниз по улице, а потом – налево, – стволом автомата указал направление фламандец.
– Видел разлом?
– Нет, но «серые» ушли в том направлении.
Камохин достал планшет и попытался включить. Получилось это у него только с четвертого раза – нажимать кнопки в толстых трехслойных перчатках чертовски неудобно. Предполагаемое местонахождение разлома на плане города было обозначено именно там, куда указывал Брейгель.
Осипов переключил дескан в режим поиска пакаля.
– Сигнала от пакаля нет.
– А я что могу сделать? – развел руками Брейгель.
– «Серые» нас опередили.
– Фигово, если так. – Камохин захлопнул планшет. – Найдем разлом – на месте разберемся.
По сути, стрелок был прав. Все очень неточно, неопределенно и расплывчато. И действовать приходилось вопреки всей этой неопределенности. Иначе хаос было не победить.
Они прошли мимо парикмахерской, аптеки, магазина «Пятерочка» и еще одного, со странным названием «Балтимор». При том, что мороз стоял жуткий – термодатчик, вшитый у каждого в левый рукав парки, показывал минус семьдесят два и три десятых градуса, – снега почти не было. Все вокруг: мостовую, машины, деревья, дома и трупы, – покрывал тонкий, серебристый слой изморози. От чего пейзаж становился нереальным. Ломким, надтреснутым, полупрозрачным. Будто сделанным из стекла, покрытого тончайшей резьбой. Запредельно странно смотрелись деревья, с которых даже листва не облетела. Похожие на обсыпанные сахаром причудливые фигурные леденцы, листья навечно примерзли черенками к веткам.
Осипову казалось несправедливым то, что кофры с оборудованием приходилось нести ученым. Стрелки должны были держать оружие наготове, чтобы, случись что, дать отпор врагу. Какому врагу?
– Кто первыми открыли огонь, мы или «серые»? – спросил Осипов.
– Какая разница? – не оборачиваясь, пожал плечами Камохин.
– А ты не думаешь, что нам придется писать отчеты обо всем, что здесь произошло? И лучше, чтобы в них не было разночтений.
– Молодец, Док-Вик, – одобрительно хмыкнул Брейгель. – Сразу видно – голова!
В Центре Изучения Катастроф бойцы ко всем ученым, независимо от возраста, пола и специальности, обращались одинаково – Док. И только к Осиповскому «Доку» каким-то непонятным образом прилип еще и первый слог имени.
– Первым выстрелил Ян, – уверенно заявил Камохин.
– Разве? – усомнился Брейгель.
– Ты засек перемещение «серых», дал ученым команд у «в укрытие», после чего открыл огонь по противнику. Вместе мы обратили противника в бегство.
– Как у вас все просто, – усмехнулся Орсон.
– У кого это, у нас?
– У русских.
– А что, разве не так было, Ян?
– Не знаю… Не могу точно сказать. Все как-то само собой получилось.
– Значит, будет так, как я сказал.
Вот оно как, подумал Осипов. Все получается само собой. А потом создается история, в целом не искажающая факты, однако трактующая их в строгом соответствии с принципом необходимости. Если вступили в бой – значит, нам противостояли враги. Если бой закончился без потерь – значит, мы обратили врага в бегство. Все это было для Осипова в новинку.
– Налево, – скомандовал Камохин.
Улицу, куда они собирались свернуть, перегораживали перевернувшийся автобус и с десяток врезавшихся в него машин. Нужно был либо лезть через груду искореженного, обледенелого металла, либо идти в обход. Камохин решил попусту не рисковать. Группа вернулась назад и через арку вошла в проходной двор. В небольшом скверике, зажатом приземистыми, пяти– шестиэтажными домами, все было так же, как и в тот момент, когда образовавшийся внезапно разлом в один миг превратил город в аномальную зону. Он был похож на макабрическую кунсткамеру. На скамеечках сидели старушки и молодые мамаши, держащиеся за ручки детских колясок. В песочнице играли дети. Даже те, что сидели на пружинных лошадках и качелях, остались на своих местах. Примерзли. На землю упал только велосипедист, ехавший по окружающей сквер дорожке.
– Жуть какая, – едва слышно прошептал Орсон.
– А ты представь, что творится в квартирах, – так же тихо ответил ему Брейгель.
– Не хочу…
– Кончайте гундеть! – Камохин быстрым шагом направился к арочному проходу на другой стороне двора.
– Игорь! – догнал Камохина Орсон. – Ты ведь бывал в других аномальных зонах?
– Пару раз.
– И что там?.. То же самое?..
– Нет.
– Я хотел сказать, так же… Жутко?
– Бывало и хуже.
– Хуже? – Орсон бросил растерянный взгляд в сторону убитого холодом парка. – Что может быть хуже?
– Когда вокруг еще живые, а ты не можешь им помочь.
Камохин прибавил шагу, так что Орсон с кофром в руках уже не мог за ним угнаться. Он не был расположен обсуждать данную тему. В ЦИКе существовало негласное правило: вернувшиеся из аномальной зоны никому не были обязаны рассказывать о том, через что им пришлось пройти ради того, чтобы остаться живыми.
Осипов снова посмотрел на дескан.
– Нет сигнала!
– У меня тоже нет, – подтвердил Брейгель.
– Где же искать пакаль?
– Док-Вик, у тебя что, специальность такая?
– Какая?
– Задавать вопросы, на которые не существует ответов.
Выйдя через арку на улицу, квестеры оказались по другую сторону баррикады из покореженных машин. Камохин сверился с картой. Разлом, если его местоположение было вычеслено точно, находился дальше по улице, в трех-четырех домах. А вот пакаль детекторы по-прежнему не фиксировали.
Орсон запрокинул голову. Небо на верху было серое, безжизненное. Как будто намалеванное наспех, кое-как. Жутковато было смотреть на него – казалось, небо может упасть и раздавить все, что под ним.
– Хоть бы снег пошел, что ли…
– Ага. Нам здесь только сугробов и снежных заносов не достает. – Брейгель ободряюще похлопал Орсона по плечу. – Не паникуй прежде времени, Док.
– А ты скажешь, когда будет пора?
– Можешь не сомневаться.
– И что тогда?
– Слушай, нам до разлома осталось пройти всего ничего. А там вы с Док-Виком сделаете свои замеры, мы с Игорем найдем пакаль. И все дела! Вернемся в ЦИК героями!
– Я не хочу быть героем, – недовольно буркнул Орсон.
– Ну, старина, тут уж я тебе ничем не могу помочь! – развел руками Брейгель. – Придется!
– Когда страна прикажет быть героем, у нас героем становится любой, – процитировал Осипов.
– А, брось, – Орсон хотел махнуть рукой, но обе руки у него были заняты. В одной – кофр, в другой – автомат. – Героями по приказу не становятся.
– Не знаю, – честно признался Осипов. – Мне не приходилось.
– А какой в этом смысл? – спросил Брейгель.
– Абсолютно никакого.
– Тогда я вообще ничего не понимаю.
– Это невозможно понять.
– Тогда… какой в этом смысл?
– Вот, посмотри, – Камохин указал на здание с высоким крыльцом, мимо которого они проходили. Окна в здании были из зеркальных бронированных стекол. А на фасаде красовалась вывеска «Банк Евростандарт». – Это – банк. В нем полно денег. Мы можем войти и взять сколько захотим. Верно?
– Верно, – подумав, согласился Брейгель.
– Так почему мы этого не делаем?
– Потому что деньги сейчас ничего не стоят!
– Вот! – поднял руку с выставленным пальцем Камохин. – То есть мы не тащим деньги из банка не потому, что кристально честные, и не потому, что считаем такой поступок дурным, а потому, что в нем нет смысла!
– И что?
– А то, что если хочешь понять, в чем смысл бессмысленных поступков, тебе следует вернуться назад, вломиться в этот чертов банк и вытащишь оттуда мешок денег!
– Стойте!
Осипов бросил кофр на землю и перехватил дескан обеими руками. Пощелкав переключателем режимов, он глянул по сторонам и перебежал на другую сторону улицы. По стене дома, на углу которого остановились квестеры, расплывалась большая амебообразная клякса. Беспросветно черная и бесконечно пустая. Будто живая, она постоянно меняла свои очертания, плавно перетекая из одного бесформенного состояния в другое, такое же бесформенное. При этом, как было установлено, площадь ее оставалась неизменной. Это и был разлом пространственно-временного континуума. Вернее, его внешнее проявление в пределах физики нашего мира. Что могло находиться по другую его сторону? Да, собственно, все что угодно! Осипов знал о разломах почти все, что о них было известно ученым. Он был одним из создателей тории, объясняющей возникновение разломов, – благодаря чему в свое время и оказался в Центре Изучения Катастроф. Но он впервые видел разлом собственными глазами. И, надо сказать, это производило впечатление. Это была она – та самая ницшевская бездна, способная довести до безумия.
О проекте
О подписке