Глава 2

Покинув гастроном, Семен Михайлович неспешным шагом прошёлся вдоль каштановой аллеи, пока не достиг полуразрушенных ступеней старого, еще сталинской постройки дома. На дверях подъезда красовалось очередное уведомление из ЖЭКа о выселении жильцов дома, в связи с его сносом и расселением жильцов по малосемейным общежитиям.

Михалыч, негромко выругавшись, дернул на себя ручку двери и вошел в подъезд. Поднявшись на одном дыхании на свой, пока еще законный третий этаж, он остановился. Годы давали о себе знать. Немного переведя дух, Семен Михайлович вошел в квартиру. Разувшись, и сняв пиджак он прошел на кухню, и разобрав сумку, начал не торопясь нарезать закуски. Примерно через два часа с работы должен был вернуться внук, и ему хотелось успеть организовать праздничный стол. Картошка на плите весело кипела. Из радиоприемника на стенке звучал звонкий голос Пугачевой, поющий о том, что могут короли. Михалыч прервался для того, чтобы заточить нож, услышав шум подъехавшего автомобиля он, кончиком ножа отодвинув в сторону занавеску, посмотрел в окно. Окна его квартиры выходили во внутренний двор Стабильбанка. Вот в этот самый двор сейчас и въезжала очередная инкассаторская машина. Каждый день приблизительно в одно и то же время приезжали инкассаторы и, судя по всему, свозили денежные знаки из филиалов города в центральное отделение банка. В углу двора стоял припыленный и притрушенный желтой листвой серо – синий бронерованный фургон. Он выезжал аккуратно один раз в неделю. При выходе на пенсию у Семена Михайловича ощутимо прибавилось времени для того, чтобы замечать то, что раньше его не интересовало вовсе.

От досужих наблюдений его отвлек звук ключа, провернувшегося в замочной скважине. – Это пришел внук Пашка, больше некому, – подумал дед и не ошибся.

Дело в том, что по сложившимся семейным обстоятельствам им с внуком приходилось ютиться вдвоем в этой однокомнатной квартире. После того, как родители Павла, попытав счастья на родине, продали свою двухкомнатную квартиру и уехали на заработки за границу. Пашку же оставили на попечительство деду.

Семен Михайлович был отцом Пашкиной мамы, а та была замужем за сиротой из детского дома, поэтому кроме деда у Павла на родине кроме деда из близких ему людей, никого не осталось. Денег, оставленных родителями на первое время, хватило на два месяца не голодной жизни и зимние кроссовки.

– Привет дед! Уже суетишься? – Паша прошел на кухню.

– Привет, Пашунь, чего так рано? Отпросился?

– «Отпросили». Потом расскажу, давай лучше я нашинкую, – у меня получится быстрее. Дед спорить не стал. Паша в свое время закончил ПТУ на повара, но работал пока на стройке, потому, что попасть на хорошее место оказалось сложнее, чем он ожидал, а жить на что-то нужно было. Павел был немного выше деда, имел среднюю комплекцию и темно – русые, вьющиеся волосы. Одеваться любил просто: футболка, джинсы, пайта с капюшоном. На ноги зимой и летом предпочитал обувать кроссовки – он считал их удобными, практичными и вечно-модными. – Уведомление видел, спросил дед?

– Да, дают нам две недели на выезд.

– Что об этом думаешь?

– Думаю, – надо было сначала строить, а уж потом сносить. А так поселят нас в комнатуху два на два метра, где ложась на ночь спать, будем страдать от недостатка кислорода, а для того, чтобы попасть в туалет придется полчаса терпеть по дороге к нему, это если он окажется свободным. А еще очередь на кухню, на которой кто угодно может попробовать твой борщ, когда он варится без тебя, а после сделанного замечания еще и плюнуть. Где проблема со стиркой и сушкой белья и приходом домой после двадцати трех и прочими «подводными камнями».

– Да, густовато аномалий для одного места, мне кажется в Бермудском треугольнике и то спокойнее, усмехнулся Михалыч. Он все это и так помнил со своих студенческих времен. – Можешь мне поверить на слово, это МНЕ повезло обитать у тебя, а на жизнь наших иногородних студентов я уже поверь, насмотрелся!

Закуски были нарезаны, и суета перебралась в зал. Залом, в квартире Семена Михайловича, называлась комната три на пять метров, которая казалась большой по сравнению с кухней и туалетом, в котором, сев на белый трон, коленями упираешься в дверь. Но, тем не менее, все необходимое для быта в зале помещалось без труда, а это: дедов зеленый диван у окна, Внуково кресло – кровать, в другом углу комнаты, а также вещевой шкаф и старый сервант, интерьер завершал круглый обеденный стол, на котором стоял телевизор.

Телевизор был поставлен на пол за ненадобностью, а стол был пущен в дело – застелен зеленой скатертью и накрыт. Оба удобно устроились на диване, Михалыч взял графин с перелитым туда коньяком.

– Чего, Пашунь, не весел – спросил он, разливая коньяк по рюмкам?

– Давай дед по первой «за тебя», а потом расскажу.

– Для храбрости, что – ли, ну что же – давай! Родственники выпили.

– Со стройки меня уволили, дед, вот почему я сегодня пришел рано, а уволили потому, что молчать не стал по поводу того, что нам и так платят вдвое меньше, чем туркам, да еще и выплату начали задерживать на месяц, тогда как туркам у нас же на стройке платят вовремя. – Да, это уже не упущение, а большой перегиб, – согласился Семен Михайлович, и налил по второй.

– Был бы я каким-нибудь начальником участка… – Сказал Паша уже без волнения, почувствовав в словах деда моральную поддержку, – я бы, наверное, тоже промолчал бы, а так, как терять мне не чего, кроме своей мизерной зарплаты, которую перестали давать, я сказал начальству при ребятах как есть, особенно слов не выбирая, – то есть матом.

– И что они тебе на то ответили?

– Сказали, что им там революционеры не нужны, и я завтра с утра могу поспать подольше, а потом идти искать себе новую работу.

– То, что работа тебе нужна новая я, Паша, и с тобой и с ними согласен полностью. Давай посмотрим, какие у меня после моих трудовых подвигов остались бонусы. Орден Трудового Красного знамени, который я с гордостью одену через две недели, покидая навсегда отдельную квартиру, и потерянное здоровье. Я, Пашка, не боюсь общежитий, но в моем возрасте я заслужил большего.

– Согласен, дед, но что же делать?

– Давай закусим и пойдем, прогуляемся парком, а там уже и поговорим. Так и сделали. Они вышли на проспект и не торопясь пошли вдоль по алее между дорогами. Паша закурил. – Видишь ли, Пашка, на протяжении своей жизни я заметил интересную вещь, а именно то, что бедные живут по законам, написанным для них богатыми. Вот, к примеру, ты видел когда-нибудь бедного депутата, прокурора или мэра города?

– Или банкира, добавил Павел, заметив как из «ягуара», только что припарковавшегося у парадного входа СтабильБанка, вышел хозяин банка – статный мужчина лет сорока пяти в темном с отливом, явно не дешёвом костюме и помог выбраться из него своей юной спутнице в собольей шубке, которая была «юнее» его лет на пятнадцать.

– Вот, видишь, сказал дед, ты и сам все видишь и понимаешь.

– Да, я ведь не с луны прилетел, но к чему этот разговор? Ты сыпешь соль на рану и себе и мне. Михалыч пропустил реплику внука мимо ушей.

– А ты никогда не задумывался, Паша, какая между ними и нами разница? Казалось бы, те же руки, те же ноги, и голова у них не круглее нашей.

– Да так, ответил внук, почти никакой, кроме одной мелочи: я – уволенный разнорабочий, а он – владелец банка.

– Между бедными и богатыми стоят «решительность», с которой богатый берет у бедного и «не решимость» бедного взять у богатого.

– Ты к чему ведешь Семен Михайлович? – Спросил Паша, с удивлением посмотрев на деда. – Да – да, Пашунь, пора изменить положение вещей. Я, конечно же, не говорю про революцию, я не Ленин, слава богу, хотя и он был не из бедноты. Я говорю о наших с тобой делах невеселых, которые не грех и поправить.

– А где же мы возьмем …. – начал было Паша.

– У него. – Прервал его дед, указывая пальцем на «Ягуар» у банка. У этого «хозяина жизни». – Я слишком долго довольствовался объедками с барского стола. Жизнь, Пашка, пролетела как один миг, и на ее протяжении я усердно и честно трудился, тяжело трудился, стараясь сделать её лучше. И она стала лучше. Но для кого? Для этого? Для брехунов из голубого ящика? – Не-е-е-т, не таким я видел свое будущее, замерзая на БАМе. Не такие перспективы мне рисовали общественные деятели, вручая орден за труд. Не такова будущего я хочу для тебя Паша. Раз уж не получился общественный коммунизм и каждый приступил к строительству индивидуального, как видишь, пора и нам заложить фундамент.

– Но каким же образом? Округлил глаза Павел, никогда в жизни не ожидавший чего – то подобного от деда.

– План есть, но для начала ты должен решить сам для себя – надо ли тебе это. Не просто кивнуть головой, а принять взвешенное и обдуманное решение хочешь ли ты изменить свою жизнь, готов ли рискнуть. Дело рисковое, но и цели не детские. Ответ сразу не давай, подумай до утра. – Но перед тем как начать думать я хотел бы спросить – ты правда уверен, что все получится или это жест отчаявшегося человека? – Спросил Павел, в душе уже настроившись на что-то серьезное. – Да! Я уверен, что получится – твердо сказал дед.

Глава 3

Павлу в эту ночь не спалось. Предложение деда было заманчивым, даже слишком заманчивым. Что может быть лучше не тратить годы жизни на заработки, не откладывать «копейки», а взять все сразу и потом смело строить планы на жизнь. Но как взять, и как не угодить за решетку? В чем заключался план деда и насколько он был хорош – этого Павел не знал, поэтому решение ему приходилось принимать вслепую, опираясь лишь на авторитет и жизненную опытность деда. Страх перед неизвестным был, но больше чем он парню не давало покоя то воспитание, которое привили ему с детства – работать честно, не приступать закон. Все это он носил в своей крови столько, сколько себя помнил. И что в итоге? – Безработный повар? А дед? Что получил он за все свои заслуги? Да и потом это же предложил ему не малознакомый уголовник, а его дед – Семен Михайлович Осколов – родная кровь. Интересно, у деда действительно какой-то стоящий план или же старик просто спятил? Но пока не согласишься – не узнаешь. В итоге Паша для себя решил, что морально для этого дела он созрел: ведь блестящих перспектив ближайших лет пятьдесят он для себя сейчас не видел – значит и терять ему, по большому счету, было нечего. Вот с этой прогрессивной мыслью он и уснул.

Октябрьское утро было на удивление теплым, поэтому Михалыч, выйдя на балкон с гантелями, дверь за собой закрывать не стал. Панорама вокруг балкона пестрела желтыми листьями кленов и тополей, устеливших улицы мягкими коврами.

Паша открыл глаза. То, что спешить на работу не нужно он помнил хорошо, но привычка вставать рано уже не давала ему уснуть. Вступил в пляжные шлепанцы, которые переместили его, полусонного на кухню, Павел занялся приготовлением кофе. Тем временем Михалыч на балконе исполнял последний мах с гантелями в руках, почувствовав аромат кофе ноздри его расширились, он сделал глубокий вдох, а на выдохе опустил руки вниз, положив гантели в угол, с довольной улыбкой устремился на кухню.

– Привет дед.

– Доброе утро Пашунь. Нет, что не говори, а поварское искусство это твоя стихия.

Оба сели и начали не торопясь пить кофе со вчерашними бутербродами. Паша не знал как правильно сформулировать свое согласие на вчерашнее предложение деда. Пауза затянулась. – Что ты решил по поводу банка? – выпалил дед без церемоний.

– Я в деле! – моментально ответил внук, довольный тем, что не пришлось подбирать слова. – Хорошо, – сказал дед. Хорошо!

– Теперь я смело могу провести с тобой небольшой вводный курс, чтобы ты знал, за что мы с тобой будем рисковать.

– Деньги, как ты уже понял, мы возьмем у банка. Там их водится больше чем в других местах. Что касается моральной стороны вопроса:

– Этот банк – по моим сведениям, находится «под бандитами». Он, конечно, связан с инфраструктурой нашего города – куда же без неё, но уставной капитал учредителей этого банка был сколочен благодаря спекуляции во время всеобщей приватизации. То есть – когда благопристойные граждане бежали приватизировать собственные квартиры, напуганные краткими сроками приватизации – граждане более шустрые искуственно банкротили предприятия, после чего скупали их, что называется за три копейки.

Так, что совесть меня потом грызть не будет. Пускай не грызет и тебя, Пашка. Тем более, что и выселяют нас благодаря ему же. На месте нашего дома планируют поставить коммерческую высотку, в которой получить квартиру нам с тобой явно не светит, а спонсор проекта – СтабильБанк.

Но, если залезть в сам банк, то сигнализация, которой там много и разной, и в которой честно сказать я ни черта не понимаю, сообщит о налете охране, а та сообщит дяде в дорогом костюме, который после этого станет несчастлив и зол. И уйти мы оттуда не успеем, со всеми вытекающими из этого последствиями. Поэтому мы туда и не пойдем! – заключил дед.

– Ну, слава богу – сказал Паша, теперь я точно знаю, куда мы ходить не будем. А куда же мы все-таки пойдем?

– В том то и фокус, что нам и идти, по большому счету, никуда не надо. Банк сам привезет нам свои денежки. – Усмехнулся дед.

– И долго будет упрашивать взять, с улыбкой добавил Паша.

– А, вот «упросить» их отдать нам деньги – и будет нашей работой – перебил его Михалыч. И с этого момента слушай по – внимательнее, потому, что деньги там будут немалые! «Похоже, у деда и правда есть план» – мелькнуло в голове внука, и он с нетерпением подвинулся ближе к деду.

– Кстати, дед, на какую сумму мы охотимся?

– Смотри, всю неделю в центральный филиал нашего города свозится прибыль с половины гипермаркетов нашего города, а в конце недели еще из четырех филиалов и ста – ста пятидесяти электронных автоматов по оплате услуг и пунктов обмена волют. Итого к субботе в сейфах центрального филиала СтабильБанка скапливается сумма, около трёх миллионов долларов американских денег. Конечно в долларах лишь небольшая их часть, еще меньше в евро, остальное в нашей волюте. Правда, нам с тобой понадобиться помощь еще одного человека. С ним ты познакомишься позже.