Цитаты из книги «Золото бунта»

Возможно ли от души половинку оторвать? Можно ли у ведра, до краёв налитого, полдна отломить и надеяться, что воды только половина вытечет?

казна… Но капитан поверил и Гусевым, будто те догадались о месте клада. Почему всё одинаково? Почему при первом же слове о царёвой казне с ним, с Осташей, сразу начинают торг? Хоть Конон с Калистратом, хоть капитан Берг – один и тот же разговор… И сулят-то не своё, а то, что Осташе по праву принадлежать должно: его собственное имя честное. Впрочем, нет, не имя – душу его обещают вернуть. Имя Перехода Осташе на пару с батей дадено.

– Я в расколе, – веско предупредил Осташа. – Мне за выдачу скита смерть положена.

На время межени и сенокоса заводы останавливались, а приказчики распускали народ, не глядя на долги. Теперь по лугам мужики ладили подводы и точили серпы, бабы заготовляли жерди, сучили верёвки из лыка, дети собирали ягоду, псы валялись в одуванчиках. Даже старики, вывезенные из запечья на луг, тихо сидели на полешках у костерков-дымокуров и плели лапти, гнули из луба туеса и бурачки.

Вся жизнь с заводов перетекла на берега, где по опушкам поднялись шалаши и балаганы, задымили костры.

Осташа поднимался по Чусовой, и сердце его прояснялось, будто он летел к восходу. Всё здесь было ему ясно и понятно, всё без тайных умыслов, пачкавших душу.

Ему и дня не хотелось проводить под одной крышей с Макарихой. Пока есть деньги и оброк не висит над головой, нужно успеть повернуть свою жизнь в русло Чусовой.

Всё равно не они дела́ сплава решают. На сплаве не важно, строгановская ли ты душа, демидовская, Яковлева или казны. Как Конон Шелегин скажет, так и будет. Он сплавом уже двадцать лет из Ревды, с Угольной горы ворочает.

зачем – не вникали. Двор Шакулы был охвачен шаткой изгородью: старик вогул натыкал так и сяк палок, прутьев, обломков жердей, перевил их двумя-тремя лещи́нами и тем был доволен.

Вогулы переняли у русских привычку огораживать дворы, но как это делать и