Волыны

Художники Мосин и Метелёв и деревня Волыны

Художники Советского Союза знали, что в Свердловске сложилась мощная «группировка» мастеров. Не в смысле школы, хотя живописцы и графики в своих работах взаимно обыгрывали мотивы друг друга, а в смысле товарищества по судьбе. Ёмким воплощением этого товарищества стала деревенька Волыны.

Она находится в сотне километров от Свердловска-Екатеринбурга, неподалёку от посёлка Староуткинск и реки Чусовой. Деревня как деревня. Полсотни домишек с огородами и крепко выпивающие чудики: местные мужики мрачно шутили, что водка положила здесь больше народу, чем война с фашистами.

В 1972 году художник Геннадий Мосин купил в Волынах небольшую усадьбу. Цель покупки была самая прозаичная: советской торговле доверия нет, пускай картошка-моркошка-укроп-чеснок всегда будут свои.

Мосину было 42 года. Коренной уралец, он отучился в престижном институте имени Репина. В 1959 году дебютировал картиной «Похороны жертв революции». Начальству она понравилась. Мосин получил лучшую мастерскую Свердловска и, очарованный благополучием, заговорил о приближении «нового Ренессанса».

Но от соцреализма Мосин ушёл в «суровый стиль», а потом и ещё дальше – в некий экспрессионизм, лобовой, как плакат, но яростно-сдержанный. В 1964 году Мосин выставил страшное полотно «Политические. 1905 год». Потом вместе с художником Мишей Брусиловским написал картину «1918-й». Начальство ошалело от небывалой трактовки образов Ленина и его соратников. Расхождений с каноном по идеологии, разумеется, не было, но по стилю… Так не положено изображать вождей!.. А два сумасшедших живописца уже несли холст «Красные командиры времён Гражданской войны на Урале». «Как повешенные!» – ахнули начальники про «Красных командиров». И Мосина с Брусиловским просто задвинули. Работы сослали в дальние музеи, а художников перестали замечать в упор.

Волыны – деревня художников

От гражданского пафоса Геннадий Мосин потихоньку сместился к народному эпосу. Он воспринимал мир мощно и цельно и на полотнах туго вколачивал цвет в объёмы, будто набивал мешки цементом, пока формы не начинали переливаться оттенками, словно от усилия покрывались испариной. Работы Мосина, лаконичные по колориту и обобщённо-условные, получались какими-то титаническими. Они отзвучивали долгим глубинным эхом, как неуспокоенный колокол после набата.

Загородная жизнь семейства Геннадия Мосина в деревне Волыны увлекла и других художников: малина, рыбалка, баня и дружеская выпивка. Художники принялись покупать домики с огородами рядом с Мосиными. В конце концов в Волынах оказалось около 30 художников. Волыны превратились в бренд.

Это была не коммуна, потому что никто здесь не обобществлял имущество. Но и не длительный пленэр, не пастораль, потому что тут приходилось трудиться: копать огород, носить воду, колоть дрова. И элитным дачным посёлком вроде Переделкина Волыны тоже не были: власть не дарила их художникам с барского плеча. Это была просто деревня Волыны. Типа убежище. Реакция на окружающую действительность, когда все уверены, что в ней уже ничего никогда не изменится.

Художники создали себе оазис нормального мира. Жили по-человечески, ходили в гости и на этюды, спорили обо всём, рисовали друг друга с жёнами и детьми, рисовали окрестные леса и мохнатые травяные поляны, кряжистые скалы на Чусовой и местного кота Матвея. Художник Анатолий Калашников нагрёб со дна речки камешки и раскрасил – получились дивные «Рыбки», ярче тропических.

Геннадий Мосин умер в 1982 году, а Волыны продолжались. Соседнее село Чусовое хвастало, что имеет единственную в СССР сельскую картинную галерею. Главным жителем Волын стал художник Герман Метелёв.

Он был на восемь лет младше Мосина, тоже коренной уралец и выпускник института Репина. Красивый бородатый мужик с шапкой курчавых волос, он был одарён щедро и разнообразно – не зря кержацки строгий Мосин предчувствовал Ренессанс. Успешный и признанный Метелёв иллюстрировал книги, набирал панно и мозаики, а в Волынах выкладывал друзьям печи и ковал подсвечники. Однако своим призванием Метелёв считал живопись. Он широко закидывал пространство холста лёгкими лоскутьями радостного цвета, а потом игривыми штриховыми мазками выявлял фигуры – или же вдруг словно вытягивал из глубины телесно-мощные пластические формы. Он изображал и Дантов ад, и литейный цех.

Волыны, деревня художников, пережила лихие времена и помогла пережить их своим обитателям. Эта деревенька не превратилась в мемориал самой себе, не закостенела памятником идеалам ушедшей эпохи, а потому жива и поныне. Трубы её дымят, собаки лают, петухи кукарекают, цветёт картофан, о вечной любви поют на заборах свирепые правнуки кота Матвея, и дно речки словно блестит дивной мозаикой из цветных камешков. А художник Герман Метелёв умер в 2006 году и спит за околицей Волын.

Утопия-85

Свердловский МЖК до 1985 года

Советский Союз не мог решить одну из самых важных проблем своих граждан – проблему жилья. Деньги-то были, не было рабочих рук. Когда положение стало невыносимым, появилась идея МЖК – молодёжного жилого комплекса. Суть идеи в том, что инициативная молодёжь какого-либо предприятия объединяется, получает фонды и финансирование и сама возводит себе жилые дома. В 1968 году в подмосковном городе Калининграде молодые учёные организовали первый отряд МЖК. В 1976 году он достроил, сдал и заселил первый дом. В 1977-м об этом социальном новшестве написала «Комсомольская правда».

Статью прочитал Евгений Королёв, командир студенческого стройотряда УПИ – Уральского политеха. Королёв собрал знакомых стройотрядовцев УПИ и УНЦ – Уральского научного центра. Всем им было около тридцати. Они прорвались к Борису Ельцину, первому секретарю обкома, съездили в Калининград за консультацией и выбили права и ресурсы для своего МЖК. Свердловский МЖК окажется вторым в СССР, но самым большим и самым известным.

Королёв родился в 1951 году. Физик-ядерщик, в лаборатории он облучился и заработал рак, при сложнейшей операции пережил клиническую смерть. Наверное, он Бога увидел. Он выжил. И понял, ради чего следует жить. Его назовут пророком. Худой, словно его изнутри сжигало пламя, он существовал на кофе и сигаретах. Он строил не обычный МЖК: он строил идеал, «город мира».

Свердловский МЖК в восьмидесятых

Энтузиасты МЖК спланировали свой район: 11 жилых высоток, два детсада, поликлиника, школа, культурно-оздоровительный спортивный комплекс. Первые этажи домов отводились под детские клубы. Каждый дом имел подземный гараж на 36 боксов – а всего в МЖК наметили втрое больше боксов, чем было машин на тот момент. Над гаражами – спортплощадки. Запланировали даже освещённую шестикилометровую «тропу здоровья». Горисполком отмерил МЖК 11 гектаров в районе Каменных палаток. На этих гектарах были тюрьма, склад химреактивов, какие-то трущобы, чахлый лесок. Лесок эмжэковцы решили не вырубать.

Дольщиками Свердловского МЖК стали домостроительный комбинат, НПО автоматики имени Н. Семихатова, НПО «Вектор» и УПИ – политех. Они получали на МЖК деньги из Москвы и формировали отряды строителей и будущих жильцов. Строителей отпускали с места работы, сохраняя стаж и небольшую зарплату. Но первые два года эмжэковцы строили не свои дома, а цех больших панелей на ЖБИ – заводе железобетонных изделий: без этих панелей нельзя было соорудить запланированный грандиозный комплекс.

Возводить дома для МЖК самоуверенно взялся домостроительный комбинат – ДСК. 29 октября 1980 года был заложен первый камень первого здания. Эмжэковцы принялись доделывать долгострои ДСК, а советский гигант стройиндустрии тотчас завалил все планы и сроки. Эмжэковцы отстранили ДСК от дела и дальше строили свой комплекс сами, своими руками, без выходных и отпусков, днём и ночью.

Каждую смену на стройплощадку выходили 5–6 отрядов общей численностью примерно 150 человек. Каждым отрядом командовал комиссар. Подразумевалось, что один отряд – один подъезд. Управлял всем процессом выборный оргкомитет МЖК. Эмжэковцы были технарями, поэтому их утопия была технократической и жёсткой: запись в отряд разрешалась только работникам до 30 лет. Так из МЖК создавали однородный социум. Хотя потом это аукнется весьма неожиданными проблемами – например, в МЖК не окажется бабушек, которые со скамеечек у подъездов следили бы за внуками-школьниками, пока родители на работе.

Деятельность работника оценивалась по его «дневнику»: каждый эмжэковец имел особую тетрадь, в которой перечислял свои «полезные дела», а «свидетели» расписывались, мол, так оно и было. За «полезные дела» бригада начисляла баллы, от их количества зависела очерёдность выбора квартиры: у кого больше баллов – у того больше выбор. Случались и курьёзы: человеку давали баллы за то, что он принёс на стройку МЖК пачку сварочных электродов, а электроды он стибрил со своей официальной работы. Но всё равно как-то ведь надо было отслеживать индивидуальный вклад, и дневники со своей задачей справлялись.

Евгений Королёв писал, что МЖК – «это реакция молодых на ту ублюдочную жизнь, которую устроили в стране руководившие ею старцы». Впрочем, многие большие чиновники вроде Ельцина поддерживали МЖК – но тайком, не оставляя подписей на документах. ЦК ВЛКСМ объявил Свердловский МЖК социальным экспериментом, и все указы, которые облегчали работу свердловчанам, касались только их одних и не помогали другим МЖК. А это движение ширилось по стране, и в Свердловск приезжало по 600 делегаций в год посмотреть, что и как.

Они достроили всё, у них всё получилось. Был риск, что социалку бросят, когда возведут жильё, но непримиримый и несгибаемый идеалист Королёв стоял стеной: отряды МЖК, сдав 1500 квартир, доделали и садики, и больницу, и прочие проекты. На первых этажах заработало 48 детских кружков и детских клубов. В школу по конкурсу набирали педагогов со всего СССР. В МЖК был даже бассейн, чтобы учить младенцев плавать. По городу в среднем на семью насчитывалось 1,9 ребенка, а в МЖК – 2,6. МЖК стал магнитом идей для всего СССР и кузницей элиты: через десяток лет в каждом подъезде будет жить по 4–5 разных директоров.

МЖК в Екатеринбурге через двадцать лет

Возможно, МЖК были самой успешной версией советского социума. Эталоном и программой для эволюции СССР. До «города мира», о котором мечтал Евгений Королёв, МЖК было далеко, но не в этом дело. МЖК – человечное осуществление социалистической утопии, а Свердловск с его конструктивистскими комплексами домов-коммун и соцгородков хорошо разбирался в утопиях коллективизма.

Пламенный Евгений Королёв тянул МЖК из социализма в коммунизм. А эпоха готовилась поменять социализм на капитализм. И будущее МЖК определялось тем, что всё построенное – собственность не МЖК, а организаций-дольщиков.