Цитаты из книги «Тобол. Том 2. Мало избранных»

В очертаниях Кремля, в его жёстких гранях и крутых округлостях, в длинных глухих протяжённостях и остриях углов Пантила ощущал потаённое движение, торжественную готовность в любой миг нанести удар, сокрушить и раздавить тяжестью. Узкие бойницы смотрели надменно и безжалостно – в человеке они видели только цель для ружья. «Ласточкины хвосты» и окошки-«слухи» на кровлях напоминали уши насторожённых волков. Малые «рядовые» башни проседали под весом своих ярусов, точно их одели в бронированные колонтари. А подступы к Кремлю перегораживали рвы с мутной водой и земляные бастионы с пушками.

В Москве Пантила не почувствовал себя чужим. Тут всё было как-то радушно – пусть и небрежно, впроброс, невнимательно. Сытый и довольный город был занят собою, своей сложной жизнью, и гостей принимал свысока, из любезности, но Пантиле этого хватало: он не привык к уважению русских.

– Народ в огород, а мы в хоровод, – тотчас ответил Семён Ульяныч.

берут. Берут, конечно, как без этого. Однако от старческой немощи, телесной и умственной, господь его упас. А может, и не господь. Может, он сам себя упас, потому что столько лет занимался тем, что любил: зодчеством, книгами, чертежами. Эти занятия требовали неотступного напряжения ума и души. И он всегда безоглядно тратил себя, а господь щедро вливал новое вино в его старые мехи. Вот он и дотянул до таких земных сроков. Ему некогда было стареть.

– Пёс-молчун на дворе не слуга! – тотчас огрызнулся Ремезов. – От твоей службы в моих карманах один сквозняк. – На саване карманов нетути. – Тьфу на тебя, Ремезов! – разозлился Гагарин. – Иди вон! – Ну, ладно, ладно, – буркнул Семён Ульяныч. – Ну, прости, Петрович. Мы с тобой оба не подарки, дак на дворе и не праздник. – Праздник будет, когда у тебя язык отнимется!

С малого дерева ягоду берут, а под большое – знаешь, зачем присаживаются?

Унесли черти ведьму, и поклон чертям

Мы с тобой оба не подарки, дак на дворе и не праздник.

Желание победить немедленно – от неверия в свои силы. Дуют только на сырые дрова. Его, Пантилы, вера – ещё пока сырые дрова, и владыка это увидел.