– Чепуха. Мы все забудем друг друга. А так я буду тебя любить и дальше.

– А как же Игорь, Нелечка? – ехидно спросила Лёля.

– С ним я буду изменять Отличнику.

– Может, Нелечка, тогда лучше выйти замуж за Игоря и изменять ему с Отличником?

– Нет, – поразмыслив, не согласилась Нелли. – Отличник на такое не пойдёт.

– Неля, ты бы сменила тему, – предложил Отличник.

Нелли закрыла ему рот ладонью.

– Отличник! – официально заявила она. – Заткнись и слушай. Я – женщина, которая старше и умнее тебя во много раз. Я буду учить тебя жить, чтобы ты не погиб. А ты будешь делать всё, как я скажу.

– Нам, Нелечка, нельзя учить Отличника, – возразила Лёля. – Мы развращённые, а он чистый.

– Ну… Лёля… – весь поджался и скривился Отличник.

Нелли захохотала, схватила Отличника за щёки и поцеловала.

– Скажи, Отличник, – весело предложила она, – ты что, и вправду веришь, что мы хорошие?

– Дура ты, Караванова! – яростно стирая помаду, сказал красный Отличник. – Убирайся давай с моих колен!..

– Ну чего в нас хорошего? – допытывалась Нелли.

– Отстань!

– Я знаю: ты понимаешь, что каждому из нас кажется, будто в нём есть что-то хорошее и важное для всех. Но неужели ты веришь, что так на самом деле?

– Знаешь, как ты мне надоела? – с досадой сказал Отличник. – Шла бы поскорей на свою консультацию, а то опять выгонят за опоздание.

– А может, и вправду есть?.. – робко предположила Лёля.

– Просто он один в это верит, вот ты в него и влюбилась.

– Ну какая же ты противная, Нелечка!.. – сконфузилась Лёля.

– Тс-с-с!.. Тихо! – вдруг шёпотом закричал Отличник. – Тихо вы!.. Кажется, Ботва пришла!

Все разом замолчали. В блоке кто-то стучал в чью-то дверь. Лёля потихоньку приоткрыла свою дверь и глянула в щёлку.

– Ботова к вам… – оглянувшись, прошептала она Отличнику.

Ольга Васильевна Ботова была комендантом общежития. Кличка у неё была Ботва. Маленькая, толстая, дряблая, с близко поставленными глазами, неизменно одетая в синий тренировочный костюм, она и вправду чем-то напоминала ботву – завядшую, бесформенной кучей выброшенную за ненужностью.

Уверенным шагом она вошла в блок и забарабанила в дверь двести четырнадцатой комнаты, где жили Отличник, Игорь и Ванька.

В блоке было четыре комнаты, объединённые узким п-образным коридорчиком. Здесь находились умывалка и туалет. Стены были покрашены глухо-сизой, пластилиновой краской. Они словно бы покрылись гусиной кожей от того, что краска была с мусором и плохо размешана. Дурно оструганные косяки словно зудели махрами задравшейся, нерасчёсанной древесины. Пол покрывала жёлто-оранжевая банная плитка.

Постучав, Ботова сразу открыла дверь и вошла.

– …и ещё спите! – донёсся до двести двенадцатой её громкий голос. – Ну-ка, давайте вставайте! Все уже на занятиях!

– Доброе утро, Ольга Васильевна, – едва слышно Отличнику ответил Игорь. – У нас ведь сессия, свободный день…

– Знаю я ваш свободный день!.. Почему у вас в комнате электрочайник? Запрещается ведь держать электроприборы в комнате!

– Электрочайником, Ольга Васильевна, крайне затруднительно сжечь кирпичное здание.

– Ну, не знаю, не знаю, Игорёк… Симаков, ну-ка подъём!

Ответа Ваньки слышно не было. Если даже он и проснулся, то всё равно притворялся спящим.

– Симаков! Из пушки не разбудить засранца… Ну ничего, он мне ещё поклонится в ножки. Бегаешь тут за ним, как не знаю за кем, по-хорошему относишься… «Не буду, Ольга Васильевна, больше не повторится!» Вам веришь, а вы мне подлите!

– А что он опять натворил, Ольга Васильевна?

– Ну, что-что… До пяти утра спать не давал, орал матерные песни на чёрной лестнице, в двери чужие, паразит, ломился, бутылки из окна кидал. Ещё неизвестно, кто на вашем этаже балконную дверь разбил – тоже он, наверное. Где он пил-то вчера? С тобой? Или с этими вашими девками из двести двенадцатой?

– Нет, Ольга Васильевна. И мы, и девушки вчера рано спать легли. Да и Иван вроде бы часа в два пришёл.

– Уж ты бы мне не врал, Игорёк, дружка своего не покрывал бы. Мне ведь про него уже всё рассказали. Ты так ему и передай, что завтра у нас студсовет и будем ставить вопрос о выселении Симакова из общежития. Чтобы в семь часов вся комната ваша в читалке была. Я, Игорёк, тебя лично попрошу, чтобы ты привёл Симакова. А сегодня пускай он под окном стекло от бутылок подметает.

– Помилосердствуйте, Ольга Васильевна! – взмолился Игорь. – Вы же доброй души человек! Не выгоняйте его, я лично за ним следить буду! А сессия скоро закончится, и он уедет на практику!

– Добрая-то я добрая, Игорёк, но на всё добра не хватит. Сколько его терпеть можно? Раз ему сказали, два, три – ничего не понимает! Ну и пусть катится, такие нам не нужны! Вы за него уже сколько раз заступались? И до сих пор не поняли, какое это говно? Хватит, выгоним, и без права поселения на будущий год. Пусть тогда где хочет, там и живёт – на вокзале, на помойке, меня это не касается. И всё, больше не уговаривай меня.

Ботова подумала.

– Да, вот ещё, – вспомнила она. – Ты, Игорёк, сейчас как встанешь, ничем не занят?

– Учиться буду.

– Ну… Тогда ты приди ко мне, поможешь мне замок на чердак навесить, а то плотника сегодня нет, и Ринат на работе. Там только петлю починить надо. Придёшь?

– Конечно, обязательно приду. Только зря вы, Ольга Ва…

– Всё-всё, ничего не слышу! – перебила она. – Я уже ухожу!

Подслушивавшая Лёля проворно закрыла дверь. По блоку прошлёпали тапки Ботвы.

– Сука, – сказала Нелли.

– Ну как так можно?.. – страдальчески спросила Лёля.

Нелли встала, взяла массажную щётку и, глядя в зеркало на стене, начала причёсываться. Потом бросила щётку на кровать и выдвинула ногой из-под шкафа босоножки.

– Ладно, – холодно сказала она. – Пойду я на консультацию, а то и вправду опоздаю.

– Разозлилась, – печально пояснила Лёля, когда Нелли вышла. – Нелечка думает, что Ботва любит Игоря, и ей неприятно, что Игорь будет с Ботвой общаться.

– Мне кажется, что комендантша и действительно того… – Отличник неуверенно замолчал, ожидающе глядя на Лёлю.

– Всем так кажется. – Лёля отломила кусочек коржика. – Игорь говорит, что она ещё с первого курса его домогается. Вообще говорят, что она тут чуть ли не с половиной парней перетрахалась.

– А Ванька что? – перевёл разговор Отличник. – Выгонят его?

– Да вряд ли, конечно. – Лёля достала ложку из стакана и начала обводить ею квадраты на клеёнке, покрывающей стол. – Игорь за него заступится, да и Ваня ведь дружит с Ринатом, мужем Ботовой, и с Гапоновым… Если кого-то выселяют, то в конечном счёте решает студсовет, а не комендантша, а Гапонов – председатель студсовета. Да и кого выселяют на сессии? Всё равно все скоро разъедутся на практику.

– Почему же ты такая грустная стала, Лёля?

– Просто не люблю всего этого… Ване придётся с этими ублюдками связываться – с Гапоновым, с Ринатом, Игорю – с Ботвой, Нелечка будет злиться… Да и вообще… Страшно, когда тебя могут вот так раз – и выбросить на улицу, а жить негде и не на что…

Отличнику стало душно. Он поднялся из-за стола и повернулся к окну. Солнце ослепило его. «Оттолкнуться коленями – и туда… – подумал он. – Чтобы не успеть поверить во всё это, чтобы ещё счастливым…»

Сзади подошла Лёля и погладила его по затылку.

– Отличничек, – прошептала она. – Ну что ты? Всё будет хорошо. Ведь нас не разлучит какая-то Ботва…

Она усадила Отличника на койку, сама села рядом и надолго замолчала.

– О чём ты думаешь? – наконец спросил Отличник.

– Я хочу понять, почему Ванька пьянствует, – медленно сказала Лёля. – Мне кажется, это ему и удовольствия-то большого не доставляет… Меня пугает, что он, когда пьяный, всех будить бросается, кричит, в двери ломится, даже к чужим.

– Он нас с Игорем всегда поднимает, когда пьяный приходит, – подтвердил Отличник. – Просит, чтобы мы дежурили, потому что боится во сне проблеваться и задохнуться.

– Сколько я с ним ни пила, его никогда не тошнило, – заметила Лёля. – И мне страшно, Отличничек, когда он пьяный… Он сам не знает, куда злость свою девать, и бегает, всех будит, буянит или ещё дальше напивается. И страшно, и жалко его, ты не представляешь, как жалко! – Лёля глядела в глаза Отличнику. – Ведь он совсем не злой, просто ни капельки. Он мягкий, добрый, весёлый, умный. Умные ведь не бывают злыми – только жестокими.

– Почему же тогда он – злой?

– Мне кажется, что это не злость, а отчаяние. Он от отчаяния кажется злым. И будит от отчаяния.

– А откуда у него это отчаяние?

Лёля пожала плечами.

– Мне кажется, что ему просто страшно быть наедине с собой. Мучает его что-то… – Она отвела взгляд от Отличника. – Он вечно выделывается и выдаёт себя за другого. Раньше он в приличной компании пил – с нами, с Игорем, со Стрельченками, с Мишей Беловым, с Бумагиным, и всё было нормально. А с третьего курса начал бухать с какими-то идиотами типа Гапонова, Рината или Генерозова – вот тогда и пошёл буянить. А почему? Что случилось?

– И ты считаешь, что это от того, что он себя боится?

– Что-то и страшное, и жалкое у него на душе, и он боится думать об этом, изгоняет все мысли. Но что с ним может быть? Это, понимаешь, не чего-то там плохое, ужасное, вроде как он зарезал кого, а, наоборот, что-то хорошее, чистое, что у него отняли…

– Я знаю, что́ ты думаешь, – сказал Отличник. – Ты думаешь, что все Ванькины вывихи из-за того, что он в кого-то неудачно влюбился и любит до сих пор.

– А разве не похоже? – тихо спросила Лёля. – Ведь я ему нужна, только чтобы потрахаться со мной…

– Нельзя так говорить, Лёлечка. И думать так нельзя, – твёрдо возразил Отличник. – Он любит тебя, но почему-то боится своей любви. Он не тебя мучает, а себя.

– И всё же я не могу так жить… – совсем тихо сказала Лёля.

Лёля ссутулилась и поникла, сплела пальцы и стиснула руки между коленей. Отличник за подбородок осторожно приподнял её голову, чуть нагнулся и заглянул ей в лицо. Лёля сидела не открывая глаз, но ресницы тяжело набухли слезами.

– Ну что ты, Лёлечка, – нежно сказал Отличник, утешая её, как только что его утешала она. – Конечно, Ванька свинья… Но ты терзаешь себя, когда пытаешься его осуждать. Брось. Прими его таким, какой он есть. Ведь твой главный дар – это сострадание… Ты это умеешь… Не изменяй себе, и всё придёт. Если хочешь, я помогу тебе, как получится, конечно…

Лёля молча и вслепую подставила ему губы. Отличник поцеловал её, и она стала вытирать лицо ладонями.

– Может, так