Цитаты из книги «Ненастье»

Герману потому и нравилось в «Коминтерне», что «афганцы» не сдавались. Там, в Афгане, все они воевали за свою жизнь: выходили в рейды на бронемашинах, прыгали с вертолётов, карабкались по горным тропам. А здесь, в Батуеве, Серёга заставлял парней снова сражаться за свою судьбу.

беспредельщиков. Общество и так считало «афганцев» психопатами, привыкшими к насилию. На митингах про «Коминтерн» порой орали: «Они палачи! Руки по локоть в крови! Они в Афгане убивали женщин и детей!» И вот теперь уже свои женщины и дети… Тащить их «на Сцепу» – значит, реально рисковать ими, ставить под удар. Кто знает, вменяема ли власть?

то все увидят, что мы нормальные, не звери, не бандюганы отмороженные, что у нас маленькие дети, что мы за закон, а не за беспредел. Я понятно объясняю, бойцы?

проститутка – не та, которая потеряла девственность, а та, которая потеряла неприкосновенность. Грубые руки Владика, пинки отца, удары матери, намёк Русланчика – всё это разрушило в Танюше ощущение неприкосновенности.

Серёге нравилось, чтобы ради него поступались принципами и смиряли гордыню. Значит, общение с ним для людей ценнее всего прочего и люди согласны принимать его правила. А по его правилам побеждал всегда он.

Неля Ныркова преследовала Танюшу Куделину не из-за денег, просто Танюша собою опровергала Нелькину картину мира. Нелька считала, что она очень умная, красивая и горячая – ну, будет такой, когда начнёт встречаться с парнем. И парень у неё должен быть лучше всех. Самый крутой парень у самой крутой девчонки. Самым крутым парнем в Железнодорожном районе был Лихолетов. Но что он нашёл в Куделиной, в овце? Неля ревновала Таню, хотя ни разу не видела Серёгу вблизи. Прессануть Таньку – значит, дерзко потребовать у судьбы, олицетворённой Серёгой: объясни, почему так!

– А зачем «Коминтерну» рынок? Холодное солнце летело в небе над пустырём, словно безгрешный ангел. – Я чую, Немец, что будет война. У меня на всё такое нюх с Афгана. И мне нужна база. Чтобы я достроил свою экономику и не боялся подставы.

– Слушай, Немец, прямо про нас стихи, – усмехнулся он: – «Захватили золота без счёта, груду аксамитов и шелков, вымостили топкие болота епанчами красными

– Я же… Я же их в школе читать-писать учила… А они меня бьют… Серёга поддел ботинком и вывернул искалеченную куклу. Он понимал, что испытывают люди, которых избили, ограбили и прогнали. Эти люди привыкли иметь достоинство, их уважали на работе, их называли на «вы», – и вдруг они поняли, что они скот, для которого есть пастухи. Оскорбительно. В Афгане он тоже прошёл через такое потрясение, когда осознал, что он – «туловище», как говорит Бычегор. Им распоряжаются командиры, как хотят; его могут принести в жертву или потерять – и никому за это ничего не будет. Он – копейка в чужом кошельке. Но ведь он смог выстоять, он вернул себе право распоряжаться своей жизнью. Пусть и другие борются. – За Афган вас судить надо, а за это вообще расстрелять! – крикнул Серёге какой-то мужчина с детской коляской, переделанной в тележку.

Серёга писал энергично и кратко: «Немец приежай. Делаю дела. Хату подганю. Давай короче. Дембеля не бывает». Герман дембельнулся в 1986 году, а Серёга – через год. Переписка у них не срослась, и теперь Герман сомневался: кем стал Серёга Лихолетов? Может, коммерс, а может, и бандюк. Он ведь без тормозов.