Ожидание кончилось, когда в зал завалилось сразу несколько местных обитателей – после чего Серый выбрался из общей кучи и приблизился ко мне. – «Мы начинаем». – Он взобрался на ступеньку – чуть ниже меня – и обернулся к сородичам, сразу потянувшимся в нашу сторону. – «Все вы знаете о причине сбора: приём нового члена – всегда радостное событие, ведь мы не берём к себе всех подряд, в данном же случае речь идёт о личности почти что легендарной – о нём почти все наслышаны – и даже рекомендации Толстяка и Длинного не способны добавить ничего нового к тому уважению, которое мы – уже заранее – испытываем к новому члену нашей стаи. А теперь приступим». – Серый обхватил своим хвостом мой хвост, и все остальные сделали то же: они распределились по двое или по трое, сцепившись и обернувшись в нашу сторону, и по сигналу вожака забубнили давно заученный текст, предоставляя мне возможность – после каждого отрывка – повторять его в полном одиночестве.

«Когда мы вместе – то мы сильны – коготь за коготь – зуб за зуб – сплетёмся же дружно хвостами – назло врагам – на радость Маме».

Лихо отбарабанив слова ритуала – что оказалось совсем несложно – я спустился к приятелям, уже поджидавшим меня в быстро пустеющем зале. Мы пропустили остававшихся – шумно галдящих и обсуждающих новости – и только потом не спеша потрусили обратно. – «В-общем неплохой у вас ритуал: весьма способствует укреплению порядка. А кто такая Мама?» – «Это же наша святая: прародительница, которая оттуда за всем следит и радуется нашим победам, огорчаясь в то же время неудачам. Это каждый обязан знать». – «Ага, это ваша религия… И вы серьёзно в неё верите?» – «Ну ещё бы!» – Толстяк быстро огляделся, и потом зашептал мне на ухо. – «Попробуй только не поверь: тебя в два счёта выпрут из стаи. Кстати: а не за подобное тебя выгнали твои бывшие?» – «Да нет: религия тут ни при чём. Захотелось им – вот и выперли: и без всякой религии. Там был явный заговор нескольких мерзавцев: просто их интересы совпали, и я оказался общим врагом». – «Понятно. Мы рады, что ты пришёл к нам: надеюсь, ты быстро освоишься. А сейчас подыщем тебе жилище: у нас есть заброшенные и пустующие. Но желательно успеть до темноты: когда пойдём добывать пищу, надо, чтобы ты был с нами. Так что советую поторопиться». – Толстяк прибавил ходу, и мы понеслись по длинной узкой галерее, в конце которой – я надеялся – меня ждёт новая нора и новая жизнь: как продолжение и отрицание старой жизни.

II

И как это интересно так происходит: стоит только сказать всем правду – и сразу они ополчаются и начинают клеветать и делать подкопы. Вот так же и вчера: не успел я заснуть в своей тёплой ухоженной берлоге, как заваливается Длинный и шёпотом так – чтобы никто не подслушал – излагает мнения, услышанные за последние сутки. Мнения, разумеется, относящиеся ко мне и весьма негативно настроенные. Началось же всё с разговора с Ушастым и стычки, последовавшей затем. А что он хотел ещё: надо же мне утверждаться и завоёвывать себе место, в наибольшей мере отражающее реальную ситуацию. И когда крыса, незаслуженно занимающая моё положение, оказывается на дороге, то моя святая обязанность – поставить её на место. В результате же поединка – по всем правилам проведённого – мой статус заметно возрос и укрепился, если же при этом противник оказался ощутимо потрёпанным и покусанным – то не моя в том вина, а исключительно его собственная: пожелай он сдаться раньше – разве стал бы я обдирать его до крови, так что впору менять ему прозвище – к примеру, на Одноухого. Разумеется, он не смирился с поражением: в тот же день – как выяснилось – он оповестил ближайших друзей и родичей, исказив в то же время смысл моих слов. В результате чего многие стали подозревать во мне предателя и лазутчика, втёршегося к ним в доверие: абсолютно ложное мнение, ни на чём не основанное!

Реальный же смысл моих слов заключался в ином: вместо того, чтобы одним стаям враждовать с другими – надо объединяться против всех остальных. Подобный подход способен дать намного больше всем нам. Различия же внутриклановые не должны становиться препятствием: они не так значительны, чтобы из-за них откладывать достижение великой цели: установление повсюду нашего полного господства. И типы вроде Ушастого своей примитивностью и недалёкостью только всячески мешают и путаются под ногами.

Причиной же стычки стала не только необходимость прояснения моего места в стае: дело ещё и в молодой самочке, живущей в норе неподалёку. Какая аппетитная крыска подрастает! Многие уже заметили данное обстоятельство, в связи же с семейным положением главными конкурентами являемся мы двое: я и Ушастый. Причём до недавнего времени ему отдавалось предпочтение: как аборигену, имеющему множество родичей и сторонников. Теперь же ситуация кардинально изменилась: после подобных поражений кто же станет чего-то требовать и домогаться, если – разумеется – он достаточно разумен. Однако в данном случае он пошёл по иному пути и занялся распространением слухов, всячески меня порочащих: что выдаёт в нём подлого труса и мерзавца.

Однако – по словам Длинного – не всё столь печально и трагично: Серый отнюдь не разделяет предубеждений и совершенно ничего не имеет против меня, доказывая тем самым свою силу и значительность. Ведь не каждый сумеет устоять, если ему станут втолковывать подобное, подкрепляя рассказ мнением других – достаточно уважаемых – крыс; смысл же подобного отношения опять-таки сводится к политике: у Ушастого и его братца Крикуна – третьего по рангу в стае – очень много сторонников, и любое действие против них безусловно на руку Серому. И что бы там все ни говорили: с мнением вожака нельзя не считаться.

Выслушав внимательно Длинного – нервно переступавшего и оглядывавшегося на вход в нору – я свернулся калачиком и задумался. Похоже, я накликал новую войну: вряд ли Ушастый должен был ограничиться одним только выливанием помоев, и стоило учесть опасность во всей её силе и предполагаемой мощи: уж слишком много стояло за ним родичей и сторонников.

Проснувшись к вечеру свежим и отдохнувшим, я первым делом наведался к Милочке – молоденькой крыске по соседству. Она как раз умывалась и прихорашивалась: мы с интересом потрепались на различные темы. По сравнению с Мамзелью она производит лучшее впечатление: совсем не стерва, и гораздо более подвижная и разумная. Мамзель ведь что больше интересовало? Мои репродуктивные качества и способность добывать много вкусной еды и напитков, благодаря чему она могла бы ощущать себя первой – не по рангу, а по реальному положению – самкой в стае. Здесь же есть и духовная близость, проявляющаяся в её интересе к моим рассуждениям. Она совершенно не имеет ничего против них и даже больше: вполне способна поддерживать разговор на близкую мне тему, вставляя свои вопросы и замечания во время встреч с Толстяком и Длинным. Кроме того она моложе и свежее: и вполне способна стать тем, что привяжет меня к стае и сделает окончательно своим.

Простившись же с Милочкой я отправился к Толстяку: обычно у его норы мы встречаемся перед очередной экспедицией. Здесь уже ждали: на этот раз мы шли вчетвером: я, Длинный, Толстяк и Хорёк. Не люблю я последнего: скользкий он какой-то и липкий, и при этом один из низших по рангу. Мне же как старшему было поручено командование: вполне оправданно, тем более что речь шла о визите в весьма далеко расположенное здание, полное запасами самой ценной и отборной пищи.

Ведь когда возникает нужда в расширении ареала, то лучшего кандидата для подобного вряд ли можно найти. Однажды я уже побывал там: и разведочная экспедиция в составе трёх крыс завершилась вполне успешно. Мы обследовали местность – оценив предполагаемые запасы – и одновременно познакомились с теми, кто уже был занят их добычей. Как оказалось – здание являлось спорной территорией – и сразу несколько стай пополняли там свои запасы, оказавшись не в состоянии поделить его окончательно. Безусловно, нам было на руку такое положение, и если в первый раз мы вернулись домой с многочисленными образцами, то теперь планировали доставить максимум того, что сможем донести.

Длинный возглавил колонну: как хорошему бегуну и разведчику ему вполне по силам было такое задание, мы же с Толстяком занялись обсуждением новой ситуации, в которой я оказался. «Ведь по всем законам, действующим и здесь, и везде – насколько мне известно – я ведь прав?» – «Конечно да. Но кроме законов есть и политика: куда же денешься от необходимости учитывать то, что думают другие. И Серому весьма непросто будет обеспечить тебе защиту. А то, что братец Ушастого Крикун вызовет тебя на драку – даже и не сомневайся: он их главная надежда. И тебе будет сложно: с его-то габаритами и силой». – «Я ещё и не таких побеждал: если же мне удастся вцепиться хорошенько – тогда у него нет шансов». – «Охотно верю! Но ты не забывай о тех, кто стоит за ним: они не всегда соблюдают правила. И способны на подлости: уж я-то их знаю как облупленных». – «И что ты посоветуешь?» – «Не вылезать особо: Ушастый своё получил, связываться же с остальными в данный момент невыгодно». – «А как же Милочка?» – «А ты серьёзно насчёт неё?» – «Разумеется! По-моему, я уже достаточно поработал на стаю, и кое-какие права уже заслужил: ранг же постоянно растёт, и не сегодня-завтра…» – «Я бы не стал». – «Почему?» – «Слишком много ты хочешь сразу… Но если она не против, то по-тихому можете встречаться. Пока». – «Наверно, так и будет». – «А по прежней-то скучаешь?» – «Да нет: сколько можно? Да и потом: новое всегда лучше старого!»

«Ты хорошо это заметил: но не все, боюсь, с тобой согласятся. Ведь тот же Ушастый: он ведь ощущал себя так уютно до твоего прихода в стаю, а теперь что?» – «Но это не всё, что я хочу. Ты ведь не знаешь моих планов на будущее: но чтобы на них рассчитывать, надо подняться как можно выше: и второй ранг – сразу после Серого – как нельзя лучше подошёл бы мне». – «Нет, ну ты даёшь: сейчас тебе о спасении думать надо, а не о каких-то планах! А что за планы-то, кстати?» – «Ты разговоры-то наши помнишь: о великой цели и миссии, способной всех объединить?» – «Конечно: красивые замки, о которых любая крыса помечтать способна». – «Так вот: это не просто мечты. И вы с Длинным, и – я надеюсь – с Серым – в этом мне поможете». – Толстяк неожиданно затих, он только сопел за спиной и равномерно двигал лапами, оглядываясь иногда по сторонам, так что мне пришлось обернуться и несколько замедлить движение. – «Чего молчишь-то?» – «Здесь неудобно как-то: давай бежать рядом». – Он пристроился справа и уже потом зашептал мне на ухо: горячо и взволнованно. – «Это как: для прикрытия?» – «Прикрытия чего?» – «Ну, как чего: сам всё ведь знаешь, и зачем при чужих говорить: у них тоже уши есть. И языки». – «Я тебя не понимаю». – «А ты хитрее, чем я думал. Только вот всё равно тебе не поверят: и чтобы десятки или сотни сородичей отказались от чего-то – пусть самого мизерного и ничтожного! – ради какого-то мифического вечного царства, в котором управлять станут не они, а кто-то посторонний – не смеши меня пожалуйста: такое невозможно. Если же они узнают реальную цель затеи, то тебе несдобровать». – «Я что-то не понимаю…» – «Каждому охота стать первым, но не у всех есть возможность. У тебя есть: но не сейчас, попозже». – «Так ты заподозрил, что я хочу это сделать для захвата власти?!» – «Ну не только». – Он подмигнул и масляно улыбнулся. – «Тогда, разумеется, все крыски – и не только одна, даже самая лучшая – будут в твоём распоряжении. Кто же о таком не мечтает?» – «А ты ведь мерзавец, Толстяк…» – «Я что-то не то сказал? Тогда извиняюсь». – Он отстал от меня и пристроился в кильватере, и сколько я ни оглядывался потом, он всё время отводил глаза в сторону, изображая активные поиски возможной угрозы и опасности.

Мы быстро приближались к цели, пожирая расстояние, и я не стал допекать Толстяка: не до того стало мне теперь, облечённому высокой властью и полномочиями. Теперь я возглавил колонну, и уже всё внимание требовалось сосредотачивать на окружающей местности, малознакомой и достаточно опасной: теперь мы двигались по открытому месту – самому сложному на всём маршруте. К счастью, было темно: мало кто смог бы увидеть наши чёрные силуэты, ещё ускорившиеся и летевшие как всадники смерти: да мы и были ими, потому что кто как не мы предвещаем её и несём её – часто в потенциале – в себе самих, чем безусловно и непременно гордимся! И только представители других стай – наши конкуренты – способны что-то нам противопоставить: однако именно здесь и находится то новое, воплощением чего я хотел бы заняться. Если представится возможность.

Мы были уже у здания: я прогнал посторонние мысли и максимально обострил слух: глупо было бы попасться у самой цели, когда удалось обойти столько возможных опасностей и угроз. Кто-то шуршал в далёкой темноте: мы явно были не одни, но из-за подобной ерунды я не собирался поворачивать обратно. В конце концов: здесь была свободная территория, и мы имели на неё такие же права, как и гнездящиеся рядом стаи: в доказательство чего мы могли бы представить вполне весомые аргументы.

Почти сразу же они как раз и понадобились: как только я оказался в подземной норе, ведущей вглубь здания, совсем рядом фыркнули, и прямо впереди обрисовался массивный тёмный силуэт. – «Вы куда, ребята?» – «Куда надо: не твоё это дело». – «А здесь уже занято: и лишние нам вовсе ни к чему». – «Кто тут лишний: мы ещё посмотрим». – «Так-так: хамим, значит?» – «Проваливай отсюда: или, может, тебе жить надоело?» – «А он ещё и дерзит…» – Незнакомец обращался куда-то вглубь: там явно находились сподвижники, и я использовал такую неосторожность: резким движением я рванул вперёд и вцепился ему в глотку, а Длинный, Толстяк и Хорёк уже пробивались дальше, расчищая дорогу к столь дорогим запасам самой вкусной и отборной пищи.

Как ни дёргался и ни рвался мой противник на свободу, но уйти от меня мало кому когда-либо удавалось живым и невредимым: он всё слабел и затихал, и когда появились напарники – с сообщением о позорном бегстве остальных врагов – он уже мало отличался от трупа. Я довершил начатое – для устрашения следовало оставить о себе весомую память – и мимо обмякшего тела мы с осторожностью стали спускаться дальше, не забывая заглядывать во все боковые щели и коридоры. Мы, видимо, нагнали страху на аборигенов: топот чужих лап звучал всё тише и пропадал в глубине здания: дорога, похоже, была свободна.

Однако нам пришлось ещё немало побегать в поисках входа на главный склад: в прошлый раз мы двигались по другому маршруту, более удобному и короткому, сейчас же несколько заплутали и чуть не сбились с пути, попав в помещение, где находились люди и кошка. К счастью, мы вовремя заметили угрозу и быстро сменили направление: даже кошка – не говоря о людях – не успела среагировать на наше появление; ей остался только наш запах, но никакая кошка не смогла бы проникнуть в те ходы и коридоры, по которым мы целеустремлённо и слаженно двигались к цели.

Ведь что может быть лучше боевой крысы, точнее отряда крыс, поставивших себе значимую цель, и понимающих, как этой цели добиться? Мы ведь явно умнее врагов – кошек и собак – но и с человеком тоже вполне способны вести успешные боевые действия. Единственная здесь слабость – наши многочисленные потери, успешно, однако, восполняемые нашими самками: в чём мы им неустанно способствуем.

Что же касается людей, то мы – именно мы! – являемся свидетелями всех их грехов и преступлений: и того, как они обращаются друг с другом, и их отношения к своим подопечным. Разве придёт крысе в голову идея – если, конечно, она нормальная психически здоровая крыса – привязать к хвосту другой крысе пучок бумаги и потом поджечь его, любуясь метаниями невинной жертвы? Или драки: вполне допустимой является ситуация, когда две крысы – один на один – честно выясняют между собою отношения, остальные же при этом становятся лишь зрителями, в лучшем случае подбадривая бойцов. Когда же обнаруживается явное превосходство одной стороны, то второй противник имеет право – признав своё поражение – уползти в нору, зализывая раны, не рискуя при этом пострадать ещё больше от явного победителя. И сколько раз – прячась в развалах мусора или под навесом – я видел нечто иное: как несколько человек не переставая молотили одного, уже упавшего и не могущего ничего противопоставить подобному варварству. Я не исключаю: что иногда такие стычки кончались и смертельным исходом, понимание чего – вместе со всем остальным – обязательно приводит к неутешительному выводу: человек – враг всего живого.

А их техника: все эти машины, механизмы и сооружения, только затрудняющие всем жизнь и явно направленные против остальных видов? Скольким из нас – даже из нас! – стоили жизни неосторожные прогулки на воле: под колёсами пьяного драндулета, летящего не разбирая дороги: ведь когда несчастная крыса видит стремительно несущиеся прямо на неё огни, то разве способна она за оставшиеся мгновения спрятаться в подходящее укрытие и избежать угрозы, пускай и не намеренной? А ловушки, подстерегающие нас в их сооружениях, одна из целей которых – безусловно борьба с нами и со всем живым: скольких разведчиков раздавило и перемололо в этих страшных жерновах, и сколькие из нас остались навсегда калеками, лишившись лап или хвостов, отрубленных или отрезанных внезапно заработавшей конструкцией? Прочие виды слишком слабы и глупы, чтобы понять и оценить это: и мы принимаем на себя эту миссию, согласующуюся и с нашей главной стратегической задачей: месть человечеству.

Ведь наша борьба идёт не переставая уже многие поколения, обросшие памятью о великих противостояниях, когда целые города и страны людей оказывались побеждёнными и заваленными горами тел – это ведь была наша работа! – и на некоторое время мы становились хозяевами, и только позже – с приходом новых людей – вынуждено отступали в привычные системы ходов и лабиринтов. Какое тогда происходило ликование и веселье, мы совершенно свободно и открыто занимали помещения, где раньше жили люди, и диктовали всему оставшемуся свои условия: там не оставалось больше ненавистных нам кошек и собак, птицы же становились нашим кормом, и великая мечта на короткое время воплощалась-таки в реальность: пусть только здесь и сейчас.

В последнее же время – следует признать – мы терпим больше и больше неудач: люди научились слишком хорошо защищать свои жизни и жилища от неблагоприятных обстоятельств, и совсем уж редко – во время их войн или нечастых катаклизмов – нам удаётся снова обрести прежнюю силу и смелость. В остальных же случаях нам остаётся обычная месть: даже не месть как таковая, а всего лишь воздаяние по заслугам, являющееся в то же время нашим главным делом: добывание пищи в закромах этого самого человечества.

Не все из нас в состоянии понять это: слишком многим – увы – дано разума достаточно лишь для того, чтобы правильно обойти ловушку и не попасться в красиво оформленную крысоловку, хотя – разумеется – для этого требуется также немало сообразительности. Но способность к абстрактному мышлению – нечто куда большее – и отсутствие навыков к нему приводит к печальным последствиям: мало кто из нас способен понять, что утаскивая кусок сыра из укромного подвала к себе в нору, мы не только добываем пищу в своём законном ареале, но и обкрадываем человечество.

Многие крысы возразят мне: а где же мы ещё можем добывать пищу? – и будут абсолютно правы: человечество само привело нас к подобным взаимоотношениям. Ведь согласно древним легендам и сказаниям давным-давно – на заре цивилизации – мы существовали совершенно независимо друг от друга: мы добывали себе пропитание там же, где и все – в лесах и полях, что было совсем даже и неплохо, пока не появились стойбища этих существ: они росли вширь и ввысь, а их обитатели захватывали уже наши ареалы, вынуждая нас изменять стратегию. Мы просто вынуждены были – чтобы не исчезнуть – селиться рядом и искать пропитание не только и столько в привычных местах – сколько в кладовых этого самого человечества, компенсируя свои потери.