2

Колеса грузовика прокатились по клумбе и смяли остатки захудалых цветов. Я не возражал. Даже Делия не возражала, хотя она любит цветы. Клумбы перед домом в последние годы поливал только дождь, и беречь их уже не стоило. Делия не возражала, когда грузовик третий раз за день въехал на теперь уже нашу клумбу. Он привез последние коробки Великого Переезда.

Переезд – маленький филиал ада на земле. В съемной квартире кажется, что у вас почти нет вещей, а все, что есть, можно запросто уложить в несколько коробок. Но стоит начать укладывать вещи и несколько коробок превращаются в несколько грузовиков, набитых коробками. Им нет числа, а счет за услуги грузчиков взлетает до небес, и вот уже кажется, что на эти деньги можно было слетать в космос. Но когда коробки оказались внутри Усадьбы, мы сложили их в гостиной, и вся жизнь двух людей, расфасованная в дешевый картон, поместилась в углу под лестницей нового дома.

– Мы это сделали! Победили переезд, – сказала Делия и уселась на коробку. В коробке что-то хрустнуло

– Это что было? – спросил она, и пощупала картон под своими ножками.

– Это… – я отыскала надпись на коробке, криво намалеванную моим почерком. – Тут написано «обувь». А внутрь, кажется, посуда.

– Не камеры?

– Нет, ты что! Пихать камеры в коробку – святотатство. Камеры в кофрах, наверху, я уже все прибрал. И откопал наш приветственный набор!

Набор – это бутылка шампанского и два бокала, которые я припас заранее. Настоящий мастер никогда не даст пробке отправиться в свободный полет, она должна покинуть бутылку с легким хлопком и без риска для люстры. Но мы сидели в провонявшем затхлостью доме, на картонных коробках, в полном хаосе, и я не стал церемониться. Пробка ударилась в стену, а шампанское – в дно бокала.

– За нас! И наш новый дом!

– Не много тут всего, для нас двоих? – спросила Делия, когда бокалы наполнялись во второй раз.

«Пока двоих!» – вот что вертелось у меня на языке. Пока двоих, и вот уже пять лет мы жили с этим «пока». И повторяли, что однажды все получится, нас станет трое! Время шло, и ничего не получалось. Я поймал эту фразу на самом кончике языка и задушил. Не стоит говорить такое вслух. Разговоры о детях радуют только их родителей. Для тех, кто оставил за спиной пять лет лекарств, обследований, два выкидыша и неудачную попытку ЭКО, дети – не тема которую стоит поднимать на празднике. Даже вдвоем мы оставались семьей, и если Делия не сможет иметь детей, я не дам этой неприятности все разрушить.

Бесконечные больничные коридоры остались в прошлом. Я помнил их, как один из дурных снов, которые почти никогда не видел тогда. Помнил – и совершенно не хотел туда возвращаться. Пять лет попыток закончились. Пришло смирение. Шанс состариться в одиночестве, в пустом доме, маячил еще где-то далеко впереди, и я старался просто не думать о нем. Я не хотел портить праздник, и слова: «Пока двоих!» не прозвучали. Мы оба уже понимали, что это «пока» затянется до самой нашей смерти. И я ответил:

– Много. Зато все наше, и места больше, чем в старой квартире.

– Да тут можно отель открывать! – Делия подставила бокал, и я снова наполнил его.

– Ну, а что? И откроем. На первом можно сдавать комнаты, как в отеле. На втором поселимся сами, а на третьем сделаем фотостудию, будем прямо дома работать. Три студии! Одну под предметную съемку, тебе. Вторую под фотосессии. А в третьей я буду снимать ню.

– Эй! – Делия ударила меня по плечу, и я закрыл голову руками.

– Ладно, ладно! Я все понял. Никакой предметной съемки. Только ню, обещаю!

– А тебе будет удобно смотреть в окуляр, если под глазом синяк? – тон Делии намекал, что не стоило шутить про съемку ню.

– Понял, заткнулся! – ответил я, и заткнулся.

– Молодец! – она подняла бокал. – За наш новый дом. За Дом Совы! Получается, мы теперь почетные совы.

Бокалы поцеловались стеклянными стенками, и мы последовали их примеру. Дом вполне оправдывал свое название. Его построил совинный маньяк, который покрыл совами все, до чего смог дотянуться. Совы смотрели на нас с росписи стен, с гипсовой лепнины, с дверных ручек. Совы, и странные узоры, не похожие ни на что знакомое.

– Он любил птиц? – спросила Делия. Она тоже рассматривал сов.

– Кто?

– Этот твой дед или кто он там? От которого тебе дом достался.

– Да я понятия не имею, что он любил. Он мой троюродный дядя, кажется. Или нет? Я про него даже не слышал никогда, и до сих пор толком не понял, что он мне за родня такая. Просто у него нормальной родни не нашлось, и дом больше некому было пристроить. Так что тут теперь все наше, надо только привести в порядок, сделать уборку, ремонт. Судя по размеру дома, лет за сто управимся, а пока у нас готова для жизни только одна комната.

– Какая? – Делия отставила бокал.

– Спальня. Кажется, я слышу крики совы оттуда. Надо подняться и посмотреть, что она делает в нашей постели!

Недопитое шампанское выдыхалось в бокале на коробке с посудой, но мы в тот вечер уже не вспоминали о нем.

3

Утром я спустился вниз почти ощупью. В голове стучало, веки упорно не хотели подниматься. Не может быть похмелья от трех бокалов шампанского, но оно было! Я сонно бродил по комнатам, обшаривал коробки, собирал кружки, искал чайник. И нашел своего первого мертвого голубя.

Он растянулась на коробке, и мне показалось сначала, что птица вот-вот взлетит, начнет метаться по комнатам. Но голубь просто лежал. Я потыкал пальцем в его хвост. Голубь не шевельнулся. Он уже никогда не взлетит. Суеверный болван мог бы увидеть в этой мертвой птице дурной знак, но тогда я еще трезво мыслил и не верил в знаки. И не знал, что суеверный болван куда разумнее меня.

Делия спустилась сверху, когда я паковал голубя в пакет.

– Это мертвый голубь! – сказала она. Она не спрашивала, а сообщала мне факт.

– Да. Признаюсь, это мертвый голубь.

– И почему ты в кухне с мертвым голубем? Я понимаю, холодильник еще пустой, но не до такой же степени! Давай лучше просто закажем еду.

Я вяло улыбнулся. Как-то не тянет смеяться, когда стоишь среди коробок, в трусах, с птичьим трупом в руке. Я вынес его во двор, и похоронил под огромным дубом. Мягкая земля легко поддавалась лезвию складного ножа, как будто там и до меня часто копали. Я не обратил внимания ни на мягкую землю, ни на хлопанье крыльев, ни на стук где-то далеко. Барабаны ночью били в моих снах, но во снах они и остались, а этот стук… Просто соседи делают ремонт, наверное. Можно уехать в Антарктиду, но и там найдется сосед, который всегда делает ремонт.

– Эй, ты там? Или уплыл уже?

Делия постучала в дверь, я вздрогнул, и вернулся в реальность. И понял, что стою в ванной, перед раковиной, в которую хлещет кипяток из крана. Зеркало запотело, а руки раскраснелись от горячей воды, а я стоял и… Что я делал? Кажется, просто стоял, даже спал стоя. И, кажется, мне приснилось что-то про камень с узорами и кровь на земле, как снилось ночью. Я умылся, и протер запотевшее зеркало. Моя ладонь скользила по стеклу и вода на нем превращалась в кровь. Барабаны стучали в моей голове, и в одном ритме с ними я начал стучать ладонью по зеркальному стеклу.

– Эй, ты там? Или уплыл уже?

Делия постучала в дверь, я вздрогнул, и вернулся в реальность. Я стоял в ванной, и все еще держал руки в струе кипятка. Я закрыл кран. Снова открыл, подождал, пока потечет ледяная вода и плеснул себе в лицо. Надо взбодриться, проснуться. Мне нужен кофе!

Я спал стоя, и мне снится, что я спал стоя. Но голубь в пакете мне не приснилось. Или нет? Тогда я первый раз потерял свое чувство реальности и не мог понять, что было сном, а что случилось на самом деле. Тогда я еще пытался отделить сны от реальности. Безумие вошло в мою жизнь тихонько, осторожно и вежливо. Оно поздоровалось, поселилось в моих снах, с этого дня разрасталось и крепло. Тогда я еще не знал, что от таких снов простым кофе не избавиться.

Но я все равно хотел кофе, и не собирался тратить весь день на поиск коробки, в которой он лежит. Улицы, близкие к Дому Совы, я изучил заранее, и знал, где ближайшая кофейня. Заведение «Кофе и печенье» не било рекорды по оригинальности названия, но выпечку там продавали отменную, судя по отзывам. Аромат выпечки подтверждал отзывы, я почувствовал его за квартал, как акула чует каплю крови в воде, и шел на запах.

Симпатичная девчонка за стойкой упаковала печенье, водрузила стаканы с кофе на подставку, и я вышел на улицу. Огромная сова спикировала на асфальт рядом прямо мне под ноги. Совы не должны летать днем, но этой сове никто не объяснил правила. Птица разглядывала меня, внимательно, словно пыталась вспомнить, сколько денег я ей задолжал. Я поставил кофе, и бросил кусочек печения на растрескавшийся асфальт.

Голуби устроили драку за неожиданный подарок судьбы, а сова продолжала смотреть, и не двигалась. Я бросил еще кусочек. Порыв ветра внес свои коррективы, обломок печенья с шоколадной крошкой отлетел в сторону и упал не рядом с совой, а прямо на нее. И прошел насквозь.

Рев клаксона над ухом вернул меня в реальность. Я стоял на дороге все это время, с кофе и коробкой печенья в руках. С закрытой коробкой, в которой ни одно печение не было сломано. Я шарахнулся из-под колес фургона, и кофе потек по асфальту.

– Уронил печеньки! – буркнул я, когда вернулся в кофейню, на второй заход. – На сову отвлекся. У вас тут часто совы собираются?

– Да я в жизни совы не видела! – девчонка за стойкой всучила мне пакет и кинулась наружу, с телефоном наперевес. Сова с печеньем станет трехминутной сенсацией в социальных сетях! Вот только совы там не было. Не было голубей, которые устроили драку, не было кусков печенья на асфальте, только опрокинутые картонные стаканы валялись на дороге. Я тихо ушел, и уже по пути сообразил, что так и не рассчитался за вторую порцию кофе с печеньем.

4

Кофеина в моих бесплатных картонных стаканах как раз хватило, что бы отогнать сон. Больше я не видел воображаемых сов (пока не видел). Мы работали, таскали коробки и расставляли вещи по местам, или просто туда, куда могли расставить. Мы запихали посуду в книжный шкаф, а мои носки как-то оказались в холодильнике. Везде царил разгром и хаос, и времени любоваться галлюцинациями у меня просто не осталось. К вечеру мы вымотались, но зато пили чай, который я заварил уже в собственном чайнике, в собственном доме.

– Я положила сахар? – спросила меня Делия.

– Да. Нет! Положила, – ответил я и умолк.

– Спасибо! – Делия аккуратно размешала чай пальцем. – А чего ты на меня так смотришь?

– Ты чай мешаешь без ложки.

Она вздрогнула, и схватила ложку, словно талисман, отгоняющий наваждение.

– Я что-то сплю совсем. Такая дичь снилась всю ночь!

– Расскажешь? – спросил я.

И она рассказала. В ее снах били барабаны, а ее саму тащил к большому старому камню жрец в маске. «Его надо кормить! Если не ты, то кто-то другой» – сказал жрец, и все изменилось. Она замолчала, и мне пришлось спросить:

– А что изменилось? – и Делия помрачнела.

– Потом стало так, что я сама стою перед камнем, а на нем лежит девочка. И мне надо ее убить, но со мной – такая же девочка, как бы ее близняшка. Только не близняшка, я та же самая девочка. Я во сне знаю, что они обе – одна и та же девочка. И я слышу голос. Кто-то говорит, что пора решать, где она будет – на камне, или рядом со мной, будет жить или умрет. И все время барабаны стучат.

Барабаны били и в моих снах. Пока еще только во снах, бой не вошел в реальность, не набрал силу в мире яви. От ударов еще не тряслись стены, но удары уже звучали. Звучали они и во снах Делии. Людям не снятся одинаковые сны! Мы видим сны и сходим с ума только по одному, каждый в своем стиле. У общих снов должна быть какая-то причина, и я с ходу нашел ее.

– Стук! – я улыбался до ушей. Такое понятное и простое объяснение!

– Я когда хоронил голубя, слышал какой-то стук. Наверное, соседи делают ремонт. Мы услышали стук во сне, и нам приснились эти барабаны.

– У нас нет соседей, и… Погоди – нам приснились? Тебе тоже?

Я проигнорировал вопрос, не хотел рассказывать о своих снах. Кто-то стучал, не соседи, так кто-то еще. Мы слышали стук, и он нам снился, вот и все.

– Я не слышала стук наяву! – ответила Делия, но и тут я нашел оправдание.

– Так ты и не выходила наружу, птицу же я один хоронил. Если кто-то еще и ночью стучал, то получается, что мы просто услышали стук. Вот нам и приснились барабаны!

Хорошее объяснение, только вот она не поверила. Я и сам не поверил, тем более, что соседей у нас и правда не было.

В ту ночь я не видел снов. Хотя, на самом деле, сны приходят к нам каждую ночь, и не один раз, но не помнить сон – все равно, что не видеть его. Я спал спокойно, не видел ничего, и это был последний раз, когда я просто спал. Мы с Делией настоящие полуночники и редко ложимся раньше двух часов, но в тот вечер последние цифры, которые я запомнил на светящемся циферблате часов, остановились на 23—15. И стало темно.

На следующую ночь в моих снах снова начали бить барабаны. Кровь лилась, я махал ножом, а барабаны били и били. Били они и на пятую ночь в новом доме. И на шестую. А в восьмой раз они били утром, когда я уже проснулся. Я лежал в постели, и слушал их стук. Они били, пока я спускался вниз, но кружка кофе заставила барабанщиков умолкнуть.

Еще кружка, и разум прояснился, рука обрела твердость. Можно идти на съемки, творить шедевры и зарабатывать на содержание нового дома! Мне очень хотелось в это верить. Я вытянул руку. Рука подрагивала. Это очень плохо, но нужно еще немного кофе, вот и все! Сны пройдут, а дом останется. Этот дом – наш выигрышный билет. Его можно продать, превратить в фотостудию, в нем можно сдавать комнаты! Так успокаивал себя, и так я себе врал.

Я не собирался возвращаться в съемную квартиру, и тогда еще не понял, что вернуться было уже нельзя. Мы вошли в дом, и дом заразил нас тем, что хранил внутри. Он разрастался и жил внутри нас, проникал в каждую клетку наших тел, забирался в разум и отравлял его. Как только мы переступили порог Дома Совы, мы вдохнули яд, который носился в его воздухе. Но я пил кофе и делал вид, что все в порядке. Так и было – в этот раз. Но за каждым днем приходит ночь, и приносит свои сны с собой.

5

Удар барабана бухнул над самым ухом, я сел на кровати и посмотрел на часы: 04—20. Ночь в разгаре. Дом спал и посапывал во сне, храпел и стонал, его стены его двигались, как грудь моей спящей жены. Вдох – и стены коридора расходятся в стороны, так что места хватит даже автобусу. Выдох – стены сжимаются, и шторы выносит наружу через разбитые окна.

Дом жил. Он хотел есть. Но дом – это просто стены и потолок, вот и все! Он не живет, не спит и не ест. Кормить нужно не стены и потолок, а кого-то еще. Я вышел наружу, и выдох дома толкнул меня в спину. Огромный дуб смотрел с высоты небес. Он звал меня и я подошел ближе, и понял, что зовет не дуб, а тот, кто похоронен под ним, прямо там, где зарыт голубь. Я начал копать. Мягкая земля летела во все стороны, а я отбрасывал ее руками, как собака, который надо спрятать кость. Кто-то звал меня, и я копал, звал в ответ, кричал, и комки земли летели мне в лицо.

Когда яма ушла под самые корни дуба, я нашел ее – маленькая девочка звала меня. Я протянул руку к ней.

– Хватайся, я тебя вытащу! – крикнул я.

И увидел нож в свое руке. Кровь капала с его лезвия. Я отбросил его, и снова посмотрел на девочку, но увидел только ее изрезанный труп. Барабаны били, и их бой говорил со мной.

– Выбирай! – говорил бой барабанов, – Жить ей или умереть?

Считается, что от кошмарного сна люди подскакивают с воплями, но я просто медленно выползал из него. Так человек на замершем озере ползет по льдинам, слышит их треск и не смеет вздрогнуть. Так и я боялся провалиться в сон, вернуться к дереву, мертвой девочке в яме, и очень медленно вползал в мир яви.

Горло саднило, как будто я пил кислоту вместо воды. Руки болели. Делия металась по кровати и что-то бормотала, а я не мог понять ни слова. Я гладил ее волосы, целовал шею, пока она ни затихла. Ей тоже снились кошмары.

Я прошел в ванную. Никаких кровавых потеков на зеркале, в этот раз. Никаких галлюцинаций. Наверняка их вызвал стресс, вот и все. Стресс и нехватка сна. Или так, или я просто спятил. Хотя тот, кто спятил, не считает себя психом, так что я не сошел с ума, раз думаю, что мог сойти. Это умозаключение меня немного успокоило. Все дело в стрессе от переезда! Просто я не высыпаюсь и пью слишком много кофе! Или слишком мало. Надо умыться, взбодриться, и как-то уже прийти в себя.

Я протянул руку к крану. Исцарапанную руку, покрытую грязью. Мокрая земля, размазалась по пальцам, набилась под ногти. Я ободрал кожу и загнал занозу в мизинец. Горло саднило все сильнее, я закашлялся, и выплюнул комок земли в раковину. Мой нос забит ей, горло покрыто грязью, вот почему я так хочу пить, вот почему горло першит! Во сне я копал и кричал, звал ту девочку. Но наяву мои руки и лицо покрыты землей. И мои ноги.