3

Санкт-Петербург окатил Шумилова традиционным летним дождём. Небо было закрыто плотной облачностью, день был тихий, безветренный. Прохожие привычно прятались под зонтами. Северное лето во всей своей красе! Хотя умытая дождём, глянцево блестевшая мощёная мостовая, сочная свежесть листвы и газонов, нарядные, кокетливо одетые дамы весьма выгодно контрастировали с пыльным ростовским пейзажем.

Алексей Иванович окунулся в ставшую привычной в последние годы сдержанно-надменную атмосферу столицы. Он вспомнил шумных донцов. Северного человека неуемный темперамент жителей Дона способен замучить. Чего только стоит манера ростовских кумушек обсуждать свои семейные и бытовые вопросы, расположившись на противоположных сторонах улицы, выкрикивая фразы о наваристом борще, об удачной покупке самовара, о соседке-паскуднице, посадившей свой горох прямо на меже. Двоюродная ростовская тётушка, пришедшая посмотреть на Алексея на второй день его приезда к родителям, потом спрашивала с тревогой у матушки: «Уж не болен ли племянник?» – таким он показался ей странно молчаливым и озабоченным.

Оставив в своей холостяцкой квартире саквояж с вещами, помывшись с дороги, переодевшись и наскоро перекусив тем, что смогла собрать на скорую руку госпожа Раухвельд, домовладелица, у которой Шумилов жил и столовался уже одиннадцать лет, он направился к своему хорошему знакомому Петру Семеновичу Смирнитскому, члену Биржевого комитета Санкт-Петербургской товарно-фондовой биржи. Комитет ведал вопросами оперативного управления биржей и являлся аналогом Совета директоров банка. Если кто и мог помочь Шумилову в его деле, так это именно Смирнитский.

Вокруг монументального здания биржи, как, впрочем, и внутри неё, было как всегда оживлённо, шумно. Биржа охранялась как золотые кладовые Государственного банка. Поскольку Шумилов не был записан на приём, швейцару пришлось звонить секретарю Смирнитского и выяснять, пожелает ли Пётр Семёнович принять его. Наконец в сопровождении младшего швейцара Алексей Иванович направился в хорошо знакомый ему кабинет на втором этаже.

Смирнитский заседал среди массивных книжных стеллажей, уставленных томами «Свода законов»… и одинаковыми картонными папками с биржевыми документами разных лет. Кроме них в кабинете находились три письменных стола, заваленные ворохом бумаг и газет различной степени свежести. Шумилов ничуть не удивился, если бы узнал, что среди них лежат номера прошлого года. Повсюду были разбросаны исписанные листы, папки, толстые фолианты с финансовыми сводками, бесконечные таблицы и справки. Одним словом, в кабинете можно было наблюдать весьма достоверную имитацию рабочей обстановки.

– Какими судьбами, Алексей Иванович? – Пётр Семёнович Смирнитский, грузный, не по годам отяжелевший, с рыхлым одутловатым лицом гурмана, вышел из-за стола и протянул Шумилову обе руки. – Давненько, давненько не захаживал к нам.

В своё время Шумилов очень помог ему в деле, связанном с шантажом Смирнитского бывшей любовницей, так что, несмотря на разницу в общественном положении, отношения их были вполне доверительными и давали повод к фамильярному «ты», не уменьшавшему, однако, взаимного уважения. Кроме того, Пётр Семёнович был всего десятью годами старше Шумилова, так что с полным основанием их можно было считать людьми одного поколения.

– Рад тебя видеть, Пётр Семёнович, – так же радушно откликнулся Алексей. – Боялся, что не застану тебя. Думал, может, ты в отпуске, на даче или в деревню уехал.

– Какое там, у нас здесь такая круговерть. Новые брокеры к нам просятся, новых эмитентов регистрируем. Застой подходит к концу, Англия оправилась от банкротства «Беринга», а американцы заканчивают пересмотр таможенного законодательства. Ждём хорошего роста, вот помяни моё слово! Я своих на дачу в Лесное отправил. Езжу к ним только на выходные, по дочкам соскучился. А ты почему в городе сидишь, наши вонючие каналы нюхаешь?

– Да я, собственно, в отпуске, но занимаюсь тут одним делом. Нужна твоя помощь, Пётр Семёнович, Я имею поручение клиента, пожелавшего вложить свободные средства в пароходную компанию. А если конкретно – в «Волжско-Уральскую». Но я просмотрел котировальные биржевые листы и не обнаружил никакой информации. Хочу узнать, существует ли эта компания вообще или учредители давно разбежались, «распилив» уставные деньги? Можешь справочку дать?

– Если акции компании не выставляются на торги, то соответственно, они не котируются и никаких данных о них не может быть в котировальном листе. Давай посмотрим, какие выпуски акций этой компании регистрировались и когда…

Смирнитский подошёл к одному из своих стеллажей, извлёк из него колоссальных размеров гроссбух толщиной, наверно, тысячи в две листов. С грохотом уронив его на стол, он уселся в кресло и раскрыл книгу.

– Та-а-ак, как, говоришь, называется? «Волжско-Уральская…

– … пароходная компания», – подсказал Шумилов.

– Год основания ты, конечно же, не знаешь, – догадался Смирнитский.

– Да уж откуда…

– И адрес регистрации тоже.

– Эх, знал бы прикуп, жил бы в Ницце.

– Н-да-а… Но в общероссийский реестр их проспект эмиссии акций должен был обязательно попасть, если только эта компания действительно выпускала акции, – Смирнитский задумчиво перелистывал страницы, изредка задерживаясь на чём-то, что привлекало его внимание. – Ну вот, кажется, нашёл!

Он углубился в изучение текста, затем перевернул лист и почитал ещё.

– Что сказать? – он откинулся в кресле. – Хорошая компания, однако. Выпуски акций эмитировались дважды: в 1873 году и в 1882. В первом случае на сумму триста тысяч рублей, а вот во втором – на миллион двести тысяч. Неплохо, а? Компания хорошо выросла за девять лет! Но на биржу акции не выводились и никогда не торговались.

– Распространялись по закрытой подписке, – догадался Шумилов.

– Вот именно, – кивнул Смирнитский. – И мы никак не сможем узнать, среди каких именно лиц.

– Адрес регистрации компании указан?

– Да, сейчас запишу, – Смирнитский взял ручку, написал на листке бумаги несколько строк и протянул её Алексею. – В Астрахани у них головная контора.

– Хорошо. Ну, а кто же хозяин?

– Последняя информация на 1882 год: главой Правления поименован Егор Митрофанович Дубровин.

«Если фамилию „Максименко“ Александра Егоровна получила от мужа, то вполне можно было допустить, что она была дочкой главы всей компании. Что ж, очень даже вероятное предположение», – подумал Шумилов.

– Ну-ка, Пётр Семёнович, объясни-ка мне, неразумному, для чего люди эмитируют акции и не выводят их на биржу? Ведь если следовать голой экономической теории, то акции как раз и выпускаются для того, чтобы взять свободную наличность с биржи и предоставить её в распоряжение эмитента… Было бы товарищество на паях, то у Егора Дубровина была бы одна половина, у его компаньона – другая. И никаких малопонятных комбинаций с акциями.

Смирнитский засмеялся:

– Алексей Иванович, ты же юрист и сам знаешь ответ. Когда милые делят имущество, боги в ужасе закрываются облаками. Паевое товарищество хорошо до известных пределов. Отчётность её сравнительно просто сфальсифицировать. Кто-ни-

будь из компаньонов что-то дал другому компаньону, тот вроде бы вернул, а вроде бы нет, распределение паев изменилось, а вроде бы не менялось. Суду в этих взаимных зачётах разбираться очень долго и сложно. Акционерная компания куда надёжнее в плане предотвращения мошенничества: акции распределены, независимый депозитарий записал их на лицевой счёт каждого. Их не украсть, не переписать на себя уже нельзя. Даже если вор украдёт пачку акций и отнесёт их в брокерскую контору, то честный брокер пожелает видеть выписку о состоянии лицевого счёта в депозитарии и посмотрит, является ли продавец акций их действительным владельцем.

– Ну, этот механизм понятен, я-то сейчас говорю не о воре, который по сундукам и чуланам шарится. Что может стоять за двукратным эмитированием акций, которые так и не вышли на биржу?

– Знаешь что? – Смирнитский на секунду задумался. – Есть человек, который может кое-что знать об этой компании. Надеюсь, он сможет тебе помочь. Он мой хороший знакомый, дилер «Волжско-Камского банка». Банк этот крупнейший в Волжском бассейне, они у нас на бирже активно торгуют. Полагаю, там твою «Волжско-Уральскую пароходную компанию» должны хорошо знать. Хочешь, я тебе устрою с ним встречу?

– Буду очень признателен.

– Зовут его Герман Густавович Эйлер. Он обычно обедает у Фердинанда после шести вечера, как раз после закрытия торгов. Добрая такая традиция хорошо кушать – Сможешь завтра присоединиться?

– Конечно. А может быть, сегодня? Сейчас только четыре тридцать. Как раз успеваем.

– Ну, если ты подождешь меня… э… минут несколько. Мне надо закончить с делами, буквально пару умных резолюций наложить.

Пообедать «у Фердинанда» означало посетить старинный, основанный еще дедушкой нынешнего, третьего по счёту, Фердинанда, ресторан на Малой Конюшенной улице. Удобная расположенность вблизи нескольких крупных банков и торговых компаний, а также отменная кухня и особая, очаровывающая гостеприимность владельца, обрусевшего датчанина, делали это заведение притягательным для банкиров и чиновников средней руки, т. е. публики весьма специфичной, умеющей пожить и ценящей комфорт и солидность во всяком деле. Здесь не было балалаечников и франкоговорящих певичек по вечерам, но зато подавали всегда отменный стек из телятины, и в любое время года здесь можно было отведать свежих ананасов, клубники и ароматной «малаги». Диваны и кресла вокруг столиков были мягкими и глубокими, с подушками не на пружинах, а с настоящей кокосовой стружкой – кому доводилось сиживать, тот навсегда запоминал разницу. Стены и потолок обоих залов были забраны благородным дубом, что придавало интерьеру теплоту и самодовольную роскошь настоящего дворца. Одним словом, это было место, способное понравиться любому человеку, готовому единовременно потратить для услады своего организма рублей сто, то есть, примерно пару месячных окладов ротного командира русской армии тех времен.

Удача сопутствовала приятелям. Кельнер, знавший Смирнитского в лицо и по имени-отчеству, сообщил, что «Герман Густавович ноне здесь». Эйлера они нашли одиноко сидящим в дальнем конце общего зала. Положив ногу на ногу, он сидел боком к столу и, казалось, дремал. Перед ним дымилась чашка ароматного кофе и лежала раскрытая «Торгово-промышленная газета».

– Поспешим, он, кажется, уже покончил с обедом, – поторопил Шумилова Пётр Семёнович.

Они подошли, поздоровались. Смирнитский представил своего приятеля:

– Алексей Иванович Шумилов, сотрудник «Общества взаимного поземельного кредита».

– Присаживайтесь за мой столик, господа, – предложил Эйлер, пожимая руки и убирая со стола газету.

– Что-то вы невеселы, Герман Густавович, – заметил Смирнитский. – Всё ли в порядке?

– Да вот прикупил сегодня «Санкт-Петербургского международного банка» на семьсот пятьдесят тыщ, теперь сижу, думаю, скажут ли за это мне спасибо? – пробормотал Эйлер. – Банковские акции до сентября лежать будут. Надо было в «железо» вбивать, Путиловский завод брать, у них большой казённый заказ на рельсы на подходе, а это отразится на акциях. До сентября можно было бы хорошую маржу поймать.

– Не переживайте, – бодро отозвался Смирнитский. – «Путиловец» перекуплен, а возможный заказ под Сибирь уже заложен в цену. И вообще неизвестно, успеют ли они до сентября получить заказ. Так что, по моему мнению, вы правильно поступили, вложившись в банк. Вам ли не знать, что у нас банки всегда в авангарде роста!

– Ваши слова, да Богу в уши, – вздохнул Эйлер.

Они поговорили ещё немного о сегодняших торгах. Смирнитский расспросил, кто и почём выставлял акции «Санкт-Петербургского международного банка» на продажу, Эйлер, отвечая, заметно приободрился. Шумилов в беседу биржевиков не вмешивался, читал меню, полистал винную карту ресторана аж на сорока страницах. Цены были приличные, почитай, в Ростов можно было дешевле прокатиться.

Эйлер, для того, наверное, чтобы вовлечь Шумилова в беседу, неожиданно к нему обратился:

– Ну-с, а вы, Алексей Иванович, какой бы дали совет относительно покупки акций «Международного банка» на период до сентября?

Видимо, он принял Шумилова за человека, знающего толк в биржевой игре.

– В римском праве была замечательная норма: nemo e consilio obligatur – советчик не несёт ответственности за совет. Поэтому, мне кажется, спрашивать советы бесполезное дело, всё равно отвечать придётся лицу, принимающему решение.