Несмотря на столь крупные затраты, в деньгах я не нуждался, хоть и снимал далеко не самые дешевые апартаменты в гостинице, что стояла в двух кварталах от НИИ. Можно было бы и ближе, но на такое тактическое расположение повлияли некоторые причины. Во-первых, не хотел открываться коллегам раньше времени, а им резво могло захотеться прогуляться со мной до метро. Ладно, стряхнуть их можно было бы, но было жалко времени. Во-вторых, те семь минут от двери до двери давали возможность подышать свежим воздухом утром и проветрить мозги вечером. Инфраструктура меня также вполне устраивала, прямо напротив гостиницы был магазин продуктов, в пятнадцати минутах ходьбы стоял торговый центр, в соседнем здании – частная клиника, где я успешно завел себе небольшую страховку (я не собирался надолго оставаться в столице, просто специфика работы детектива подразумевала возможные простуды от долгих ночных наблюдений, царапины от лазанья по подвалам, аллергии на пыль в старых архивах и, чем черт не шутит, колото-резанные и огнестрельные раны). Мои апартаменты представляли собой небольшую спальную комнату, по большей части занятую огромной кроватью, просторную столовую, совмещенную с кухней, санузел, прихожую, в которой стоял шкаф, вмещающий всю мою верхнюю одежду, и просторную гардеробную, размером с половину спальни, из которой я сделал себе кабинет со столом, ноутбуком, принтером, белой доской и стенами, полностью залепленными вырезками моих собственных распечаток А4. Придется платить за продырявленные булавками обои и поцарапанный белой доской ламинат. В гардеробной я убирался сам, заранее попросив уборщицу там не лазить, так что мои секреты были под замком в буквальном смысле. В гостинице был и бассейн, и тренажерный зал, так что я избрал самый легкий вариант для отвлечения внимания от работы.

Смущало меня только то, что расследование по делу Кардинала двигалось уж больно медленно, о чем я и сообщил ему за утренней чашечкой кофе у меня дома в воскресенье.

– Господин Кардинал, я уже две недели под прикрытием в институте!

– Вам все нравится? Как с Вами обходятся? Никто не связывает Вам руки?

– Нет-нет, не переживайте, это мои проблемы. Не надо Вас лишний раз впутывать. Только расследование медленно движется.

– Скажите, пожалуйста, мистер Крит, за что я Вам плачу? – четно говоря, от такого вопроса я напрочь потерял дар речи. – Не за то, чтобы Вы, словно оголтелый полицай бегали по институту и проводили расследование у всех на виду. Когда я Вас приглашал, я осознавал, что Вы можете задержаться тут на несколько месяцев. Так что, не переживайте понапрасну, работайте в своем темпе, разгадывайте Ваши загадки. А я Вас, пожалуй, похвалю, мисс Райд очень лестно отозвалась о Вашей работе. – в его голосе звучала неприкрытая ирония.

– Спасибо, я постараюсь оправдать Ваше доверие. – в тон ответил я.

– Вот и славно, а мне пора по делам, дорогой Тобиас! – Кардинал не без труда выбрался из мягкого кресла, подобрал свою трость и двинулся по направлению к двери. – У Вас очень миленько в номере, как называется этот стиль?

– Господин Кардинал, а сколько Вам лет, если не секрет?

– Дорогой Тобиас, мне приятны Ваши слова! Даже если такой проницательный человек, как Вы, не можете определить мой возраст, значит не зря я правильно питаюсь и соблюдаю режим сна! – Стейт хохотнул, развернулся и скрылся за дверью, а через пару секунд бодрые удары палкой о кафель уже звучали на другом конце коридора.

Глава 3. Утро вечера мудренее, но не откровеннее.

Даже в самом маленьком городе можно заблудиться. Даже в самом мелком море легко утонуть. Даже в самом плохом настроении найдется друг, который развеселит тебя. В самую темную ночь загорится хоть один фонарь. А в самый светлый день – набежит тень.

После того завтрака с господином Кардиналом дела мои пошли по совсем уж странному пути. Ответил на мой прямой вопрос он очень туманно, что практически полностью подтвердило мои опасения. Для самого себя, в клоне базы данных, я отметил те даты рождения, которые обнаружились мною в официальных документах (Боже храни бюрократию государственных учреждений, но не могло же господину Кардиналу, который выглядел на восемьдесят с хвостиком, быть сто двенадцать лет?!). Я твердо решил игнорировать факт беспричинного долголетия профессуры университета и начал копать в сторону виновников исчезновения. Для начала я проверил все передвижения великовозрастных коллег пропавших. Благо, что это было довольно просто – электронные проездные билеты на метро и наземный транспорт не показали никакой подозрительной активности каждого из них. Собственно, как и практически всех сотрудников НИИ, кто ездит на общественном транспорте. Для столь сложного и наверняка уголовно-наказуемого вмешательства в данные карт и личную жизнь граждан мне пришлось вызвонить своего штатного хакера Джимми из агентства, который поселился в моих апартаментах аж на целую неделю, чем нарушал мое душевное спокойствие. Как только я смог его выпроводить, сразу сел писать отчет для Кардинала.

«09 августа 2020 года. Не зафиксировано подозрительной активности сотрудников, пользующихся общественным транспортом за последние 12 мес. Обращал внимание на дни, когда, предположительно, исчезали Ваши коллеги. Попробую сделать аналогичное исследование по личным данным, это дорого, но в рамках Ваших дотаций. Если появится какая-то информация, то по сразу сообщу Вам. Тоби»

Естественно, личные данные я уже проверил. Тот же Джимми пробрался в базы сотовых операторов и проверил активность всех личных номеров, которые я смог собрать у всех сотрудников. В общем и частном, будь от этого хоть какой-то толк, то я бы сразу сообщил Кардиналу. Причина моих утаек состояла в том, что в словах Стейта, иногда, очень редко, вместе междометия «я» вставало неопределенное «мы». Можно было бы сослаться на академическую привычку, когда во время выступлений говорят не «я изучил, мое исследование», а «мы изучили, наше исследование». А можно было подумать, что он постоянно совещается со своими таинственными друзьями из «клуба долгожителей». Дальнейшее поведение Кардинала (или его друзей) могло бы навести на определенные мысли. Я не сильно надеялся на благоприятный исход моей подрывной идеи, так что спокойно продолжал исследования.

Каждый день мимо меня проходили толпы народа, кто в белых лабораторных халатах, кто в замызганных робах, а кто в обычной повседневной одежде. С каждым днем я все больше и больше знакомился с коллективом всего института. Административный этаж был не самым запоминающимся, кроме относительно молодого директора с выдающимся вторым подбородком и значительным брюшком, своими сверстниками я мог назвать максимум трех человек: мою коллегу Кристи и двух секретарш директора. На исследовательских этажах, где изучали разные проявления химии, в которых я был не силен, работали сотрудники совсем уж разного возраста. Здесь можно было встретить и согнутого в три погибели старика-академика, который полностью соответствовал своему 97-летнему возрасту, и импозантного профессора в хорошем, хоть и недорогом, костюме (по некоторым данным он был старше своего возраста лет на 50 минимум), и молодых женщин, которые всеми правдами и неправдами пытались обучить нерадивых студентов, и парней-лаборантов, с крутым видом расхаживающих по лестнице с сигареткой в зубах. И со всеми быстро получалось разговориться, люди здесь искали возможности поделиться позитивом. Так что, к середине августа, в пятницу вечером, я вовсю пил пиво в странной компании из института, которая включала двух старших лаборантов лет двадцати шести, пару научных сотрудниц по тридцать лет каждой, и даже одного заведующего лаборатории сорока одного года от роду. Мы веселились и смеялись под аккомпанемент звона бокалов. Смеялись, пока я не затронул тему, которая меня интересовала куда больше, чем «забавные случаи с аргоном в лаборатории органического синтеза». И повисла тишина. Вокруг нашего столика, будто воздвигли купол из звуконепроницаемого стекла.

– В каком смысле, пропадают? – первым нарушил молчание парень-лаборант. – Они же кто на пенсии, кто вообще умер.

– Ну, кто умер, тот реально умер, а вот бухгалтерия не стремится выпускать на пенсию доктора Мортинсона. Хотя я его так и не видел ни разу. Всех уже достал и в отделе кадров, и в бухгалтерии. Так и говорят, что не видели, в отпуске, наверное. Мол, бывает у них, решил погулять под старость лет. Ребят, вы чего затихли-то?

– Тоби, а ты к директору ходил?

– Нет, еще его мучить лишний раз!

– Ну, если нас это не касается, то и к черту это, да, ребят? – протараторила девушка научный сотрудник. Ребята закивали и продолжили общение, также резко, как и затихли еще минуту тому назад. Только я немного погрузился в свои мысли, и еще одна девушка стала чаще посматривать на меня.

Так прошел весь вечер, пока у нас не закончились деньги (не у меня, конечно). Зато, кажется, мне подвернулась удача. Ведь когда я попрощался со всеми мужчинами за руки, обнял барышень, то одна, по имени Кэти, успела шепнуть мне на ухо: «Проводишь меня?». Только радовался я не по причине возможного служебного романа, а потому что голос у девушки был испуганный. Будто она знала больше, чем озвучили ребята за столом, просто боялась говорить. Мне это было только на руку. И когда все начали расходиться, она пробормотала что-то по поводу туалета, а я вызвался проводить ее до метро. Пошатываясь, ребята компанией направились в сторону подземки. Так случилось, что я, в отличие от своих коллег, был абсолютно трезв. Причиной тому стала купюра, сунутая официанту, с запиской «мне только безалкогольное». Кэти появилась спустя две минуты. Она тоже не очень крепко стояла на своих двоих.

– Двинем? – предложил я и отодвинул локоть, чтобы Кэти могла ухватиться за нее.

– Спасибо!

– Ты чего-то испугалась?

– Да, твоих слов. Доктор Мортинсон был моим руководителем. – а то я не знал. – И я не видела его уже больше месяца, хотя раньше он и недели не мог удержаться, чтобы не поучить нас уму-разуму… – Кэти оступилась и упала бы, если бы не держалась за меня, кажется, она подвернула ногу.

Она выровнялась, поблагодарила меня и совершенно неожиданно расплакалась, уткнувшись мне в плечо. И тут мне стало действительно неловко, видимо доктор ей был очень дорог, а я столь бессовестно воспользовался ее положением, еще и обрадовался. Детектив, блин… Как ее поддержать? Я осторожно погладил ее по спине, даже будто слегка приобнял, а Кэти никак не могла успокоиться. Надо было что-то сказать…

– Кэти, я… – ну, вот что я могу ей сказать? – Кэти, я рядом, если ты хочешь что-то сказать, то не стесняйся, я тебя услышу.

Кэти задыхалась в истерике, ее плечи дергались, мы сели на крыльцо подвернувшегося магазинчика, ночь была теплой, но я снял рубашку, оставшись в футболке, и укутал в ней девушку. Потихоньку она начала успокаиваться, вытирая слезы рукавом, и на нем расплылось маленькое пятнышко туши. Когда манжета стала напоминать тест Роршаха, Кэти наконец перестала судорожно дергаться.

– Пойдем, Тоби, хорошо? Мне нужно побольше воздуха. – она решительно поднялась и сняла рубашку, подавая ее мне.

– Нет уж, спасибо, вернешь ее, когда отмоешь! – попытка пошутить удалась: Кэти улыбнулась и рассмеялась сквозь оставшиеся в глазах слезы. – Так-то лучше! Ты где живешь? Куда тебя проводить?

– Я не хочу сейчас в общагу идти, давай прогуляемся? Пойдем к набережной?

– Да, а где она?

– Ты же говорил, что полжизни в столице провел! И не знаешь, где здесь набережная? – упс, мой косяк, совсем забылся!

– Да-а-а-а, классика, живешь себе всю жизнь в одном районе, работаешь в другом, и кроме трех улиц в городе ничего не знаешь.

– Понимаю, сама так жила. – о, прокатило, – Тут на перекрестке, справа от НИИ, переход подземный, и на той стороне, через парк.

– А, ну вот и объяснение, я-то живу с другой стороны.

Так и мы прошли, на другую сторону парка, к набережной узенькой речки. Не могу сказать, что воздух был гораздо свежее или чище, так как сильно пахло тиной, на воде возле берега расплывались бензиновые пятна, а услышать, что говорит человек в метре от тебя практически нереально из-за оживленной проезжей части. Зато дул легкий ветерок, который приятно холодил кожу рук и лицо. Речка тоже не произвела на меня впечатление, не сравнится с рекой в моем городе, такой широкой, что если бы не огни на другой стороне, то берега не было бы видно.

– Пойдем отсюда, Тоби? Река зацвела и теперь от нее неприятно пахнет… – я согласно закивал, надрывать глотку из-за шума не было никакого желания. – Да и не только в цветении дело, честно говоря.

Порой, бывает, нужно просто помолчать. В данный момент мы молча шли под руку по узким улочкам столицы, оставляя позади себя вонючую узкую речку. Я не осознавал, куда мы идем, даже не смотрел на часы, просто не нужно было. Позади шумная дорога, впереди теплая ночь. Мы шли и шли. Не замечая пролетающих мимо птиц, проезжающих автомобилей, случайных прохожих. И дошли до НИИ. Кэти взглянула на гротескное строение белого цвета и заговорила. Ее рассказ был прерывистым, часто переходил на всхлип, часто я путался в именах и датах, но суть оставалась одной:

Еще четыре года назад, когда только Кэти приняли на стажировку в НИИ, заведение процветало: конференции, статьи, выступления, гранты, проекты. Все было слишком хорошо. Но сменилось руководство, и стали расти цены на реагенты, упали зарплаты и финансирование, все меньше гостей, все реже выступления именитых ученых. Стали уходить сотрудники, за полгода штат сократился на двести человек. Остались только те, кто действительно всей душой горел идеями. Руководство разводило руками, на все жалобы и предложения закрывало глаза. Ладно, справимся, думали мы. Даже пытались видеть какие-то преимущества: меньше очередей на оборудование общего пользования и в столовую. Больше места, ведь старые профессора стали пробивать себе закрытые и опустевшие лаборатории. Так продолжалось еще полтора года, институт будто бы ожил, все говорили, что реформы привели все-таки его к новым вершинам. В следующие два года все становилось только хуже. Старые профессора, которые вдохновляли нас, давали нам идеи и помогали в работе, стали один за другим поддаваться депрессии. Их коллеги не выходили на связь. У каждого из них в глазах поселился страх, но только не у профессора Мортинсона, который до самого последнего верил, что они снова заживут! Каждый день он их подбадривал и давал все новые и новые интересные задачи. Даже когда они не справлялись, он все равно всячески их мотивировал.

– Но вот он пропал. И уже почти полтора месяца его нет, а я все жду, когда он снова зайдет в лабораторию, скажет всем свое постоянно: «привет, команда» и начнет раздавать всем советы и подсказки.

Кэти снова начала плакать, только теперь уже тихо, без судорожных всхлипов. По ее щекам одна за другой текли слезы. Теперь они были вызваны не страхом, а тяжелой тоской. Пятно на манжете рубашки продолжило увеличиваться.

– Кэти, послушай, метро уже не работает, я вызову тебе такси, ладно? Где ты живешь?

– Тоби, я боюсь теперь одна возвращаться.

– Я, конечно, могу тебя проводить, но проще просто переночевать у меня. Приставать не буду, честно! – Кэти снова улыбнулась, даже попыталась пошутить.

– Эх. А так хотелось…

Сарказм – наше единственное оружие, когда на душе уж совсем темно, пусто и холодно. В нем наше спасение от страха за свое будущее.

Очевидно, Кэти была не в том состоянии, чтобы трезво оценить обстановку и приметить, что я живу в гостинице, а не в квартире, но все-таки нашла силы пойти в ванную и привести себя в порядок перед сном. Я выделил ей халат, который мне достался в комплекте с апартаментами, и любимую футболку (единственную чистую на данный момент). Спать ее уложил в спальню, а самому мне надо было набросать все услышанное за сегодня. Фактов было много, но они были разрознены в воспаленном алкоголем и переживаниями мозгу Кэти. Надо было копать глубже про эту кратковременную депрессию в НИИ, о которой я только что узнал. Вот откуда эти стремления сотрудников улыбаться и быть приветливыми. Они не из-за того, что в команду набирались исключительно позитивные кадры, а потому, что у них не остается никаких других возможностей удержаться на плаву. Они, как обычная большая семья, предпочитают прятать проблему за улыбками, совместными объединяющими вечерами, чем начать ее решать. Неужели все настолько плохо? Как этого можно было не заметить?

Настораживала еще и эта туманная фигура нового директора НИИ. Я так и не смог ни разу его увидеть. Мутный тип. Сидит ли он в кабинете дни напролет на бесконечных совещаниях или попросту не появляется на рабочем месте. Надо бы его прощупать. Плохо начинать в понедельник, но на выходных я собираюсь быть новым хорошим другом для Кэти. Пусть хоть немного успокоится. Свожу ее завтра в зоопарк, поедим мороженое, и на забавных зверей посмотрим. Это точно поднимет ей настроение! Определенно, настанет понедельник, и я проверю директора, а завтра просто немного отдохну.

Глава 4. Макулатура и шантаж.

Феномен Баадера-Майнхоф или иллюзия частотности – это когнитивное искажение, при котором недавно узнанная информация, появляющаяся вновь спустя непродолжительный период времени, воспринимается как необычайно часто повторяющаяся.

(Википедия)

Утро субботы получилось не таким гладким, каким я его себе планировал. Ведь проснувшись утром не в своей большой и уютной постели, а на диване в столовой я обнаружил открытую дверь гардеробной. Я старался лежать, не издавая ни звука, пока из комнаты доносились звуки клацанья компьютерной мышки. События вчерашней ночи слишком медленно разворачивались у меня в голове, сознание никак не хотело проснуться. Как только я осознал все превратности судьбы, то понял, что только один человек мог случайно зайти в гардеробную утром в запертой квартире гостиницы. Стыд накатил на меня вперемешку с паническим желанием подобрать нужные слова, чтобы сказать их Кэти. Но слова не шли. Мне было отвратительно на душе. Она так доверилась мне, а тут такой набор улик… Выводы Кэти могла сделать самые разные, отчего ее страх легко перейдет в паранойю. Решение было одно – быть максимально честным. Я встал, стараясь не издавать много шума. Однако и этот план реализовался из рук вон плохо. Спина затекла во время неудобного сна, и вместо того, чтобы подняться с дивана и одеться, я мешком свалился с кровати и от неожиданной боли по всей длине позвоночника, застонал. Как только я выпрямился и кое-как размял шею, я поднял глаза на дверь. В проеме, опершись на дверной косяк, стояла Кэти и откровенно смеялась, глядя на мои неубедительные попытки выпрямиться в полный рост.

– Ты на меня не злишься?

– Частный детектив Тобиас Крит, значит. Могла бы и догадаться!

– Кэти. Я…

– Молчи уж. Поняла без тебя.

– Я могу попросить только не раскрывать меня. Ты умный человек, должна понять, что я делаю и зачем меня к вам внедрили.

– Поняла уже, да-да. Значит не просто так вчера расспрашивал? Ладно, не отвечай. Сама виновата, доверилась едва знакомому коллеге.

– Но я правда работаю в НИИ, даже зарплату получаю и договор заключил.

– О, а зарплату тебе платит этот таинственный Кардинал?