«Окна тихо хлопали в вечер голубой…»

Окна тихо хлопали в вечер голубой,

Хорошо ли, плохо ли жили мы с тобой.

Не об этом думаю, не о том тужу,

Раз с другою вечером под руку хожу.

Говорю, что разные есть в пути извилины,

Может, и напрасно мы крепко полюбили,

Этого не знаю. Может, в целом свете

Я один шагаю в тишину и ветер.

Пусть увозит прошлое время-грузовик,

Ты меня, хорошая, лучше не зови.

Избыток чувств

Убежать бы в луга,

Закопаться в траве,

Чтоб лицо целовали цветы.

Отшумевшая сила шальных кровей,

Как сегодня бушуешь ты!

И понять этот гул невозможно никак…

Мне б коня чистокровного прыть,

Ускакать бы, бежать

Иль на дно ботника

Навзничь упасть

И уплыть.

Чтоб река, набегая, рычала тебе,

На дыбы становясь, про смерть.

Ты б спокойно,

Так только спокоен Тибет,

Ей сказал, как собаке, – не сметь!

Чтоб она, успокоясь, вильнула хвостом,

Покатила бы глухо волну.

Чтобы звезды пришли в непомерный восторг

И гурьбой окружили луну,

А она, наклонившись седой головой,

Начала бы такой рассказ:

        «Жил да был на земле паренек молодой,

        Он стихи сочинял про нас.

        В небольшой деревеньке – вон там, под горой,

        Он родился в весенний день,

        И когда он ломал у соседей плетень,

        Дед всегда говорил – герой!

        А потом для порядка вожжой стегал

        (Мальчику это не в стыд…).

        Он ходил по глубоким, скрипучим снегам

        В школу

        За три версты.

        Собирал по весне дикий лук и щавель.

        Был влюблен уже лет с десяти.

        А потом он попал на асфальт площадей,

        Где и будет жить

        До седин…

        Было б все хорошо, если б вот не стихи

        (По рассказам друзей-стариков,

        Это хуже, чем тысяча всяких стихий,

        Стихия рожденья стихов).

        Вот и бродит он всюду…

        Не спит по ночам…

        Бредит рожью, рекой, синевой»…

Тут все звезды рассыпятся и закричат:

– Мы же знаем, мы знаем его!

Это он (за какие такие грехи

Не за славой, конечно же, гонится?),

Он все ходит, и пишет, и пишет стихи

Под диктовку своей бессонницы.

……………………………………

Мне бы с ветром идти наравне по стране,

Обгоняя шаганье времен.

Я летел бы до звезд… Только ветра вот нет,

Только в землю вот в эту влюблен…

Только я целиком себя строчкам отдал.

Только я у любимой в тюрьме.

Я бы с ветром на мачтах висел, хохотал

И в обнимку сидел на корме…

Только я обнимался с любимой не раз,

Только я уже в дальнем пути…

Потому не уйти от зазывчивых глаз,

От мучений и слез не уйти.

Татьяна Петровна

Дни летят удивительно ровно,

Словно стая веселых гусей.

Как живете, Татьяна Петровна,

В деревеньке далекой своей?..

Вы, наверно, сейчас сидите,

Опершись на ладонь у окна.

Будто елки наряженной нити,

Пролегла в волосах седина.

Скажите, о чем вы грустите?

Или вспомнилось снова о том,

Как милым подаренный ситец

Сто раз примеряли тайком.

И ленты вплетали в косу

Пред тем, как к милому шли.

Как с ним возвратиться с покоса

Однажды никак не могли…

Птицы рассветные пели,

Когда вы вернулись в село…

Тысячей вьюг и метелей

Те дни навсегда замело…

В то время умели запеть вы…

Такие вы знали слова,

Что вслед вам тянулись ветви

В щелки расцеловать…

На фронт уходили отряды,

Глухо снаряды рвались.

И все-таки где-то рядом

Рождалась новая жизнь.

И милый на фронт уехал,

Да не вернулся назад.

На путь в перебитых вехах

Вы проглядели глаза…

Солнце апрельское греет,

Хоть воздух повечерел.

В далеком, другом апреле

Родили вы двух дочерей.

Сколько изведано горя,

Пролито слез моря…

Горькую вашу историю

Знает округа моя.

Сейчас по-вечернему тихо,

Ходит туман по лугам.

Из Иванова едет ткачиха

С орденом, к матери, к вам…

В окна, раскрытые настежь,

Слышно, как поезд идет…

Дочь ваша, бойкая Настя,

Этот состав ведет.

Мать – драгоценное слово

В песне летящих дней.

Мать… Я не знаю другого,

Более мне родней.

Клуб открывая иль домну,

Славьте, сыны, матерей.

Не забудьте Татьяну Петровну

Из далекой деревни моей.

Юбилейное

        Владим Владимыч,

        Разрешите представиться –

                  Фатьянов.

Вы меня, конечно, вряд ли помните:

Я мальчишкой бегал слушать вас.

На дворе апрель.

        Как душно в этой комнате!

А за окнами –

                  просторная Москва.

Мы давайте все устроим иначе.

Выйдем

                  в пляску бешеных ветров.

Это дом?

                  Да нет, Владим Владимыч,

Это называется

                  метро.

Что ж… войдем,

                  я покажу охотно вам.

Под землей у нас светло, как днем.

Мы доедем с вами до Охотного,

А потом по улицам пройдем.

Все здесь

                  нашими руками леплено,

Заграниц не брали мы внаем.

Что сказали вы?

                  Великолепно?

Да, Владим Владимыч,

                  сознаем.

Вам при жизни видеть бы вот это.

Трудно мне за вами поспевать.

Узнаю в вас гражданина

                  и поэта.

Правда, хочется кричать

                  и воспевать?!

И сказать, немного успокоясь:

– Нет планеты лучше из планет,

Что планета?

                  Вот подходит поезд,

Даже поезда

                  на свете лучше нет!

Штурмовали землю мы ночами,

Плавуны не победили нас.

Почему вы вдруг,

                  Владим Владимыч,

                  замолчали?

Жить хотите?

Понимаю вас.

Ваша смерть

                  до боли ощутима

В миллионах

                  любящих сердец.

Вы б сказали смерти нам причину,

Мы б причину к стенке

И… конец!

Мы б за вас

                  в огонь пошли бы,

                  в воду

И у смерти вырвали б тогда.

И в апреле

                  над тридцатым годом

Не склонились бы знаменами года…

Ну…

Теперь поднимемся на площадь,

Жизнь гудит,

                  во все моторы мчит.

Что вы сделали…

Смотрите, как полощет

Ветер

С траурной каемкой

Кумачи.

Ну, оставим,

Упрекать не буду,

Вы себе открыли в вечность дверь.

Только

                  двести миллионов

                  =не забудут

Глупую

                  бездарнейшую

                  =смерть.

Вот теперь сюда смотрите в оба,

Помните,

                  глухой Охотный ряд.

Нет его!

                  Красавцы небоскребы

На ушко с луною говорят.

Люди взгляд

                  куда только ни кинут –

Света

                  и простора водоем.

Алексей Максимыч тоже нас покинул.

Мы Тверскую

                  Горьковской зовем.

Вы в волненье, вижу, розовеете,

И глаза витрин немножечко странны.

Вот и Моссовет,

А в Моссовете

Лучшие избранники страны.

Были б живы –

                  стали депутатом.

Вас в Верховный выбрали б Совет.

Бой идет,

                  и нам нужны плакаты.

Нам необходим

                  такой, как вы,

                  =поэт.

Вы всегда мечтали о посеве.

Вы посеяли.

                  Но очень трудно жать.

Лучший ученик –

                  по-прежнему Асеев,

Остальным осталось

                  подражать.

Я слежу за вашим зорким взглядом.

Пушкин?!

Улыбается?.. Узнал?..

Вам теперь стоять совсем уж рядом.

Рядом площади

И рядом имена.

Мы теперь на это смотрим проще.

Век вас

                  с гением

                  =давно уже сковал.

Вот смотрите:

Это ваша площадь,

Ширина проспектов какова?!

А огней какое ожерелье:

Свет до неба,

                  свет на мостовых.

Вся страна действительно жалеет,

Что сегодня

                  нету вас в живых.

Мы дадим вам бронзы многопудье.

И по всей стране,

                  во всех краях

                  =создают вам памятники люди,

Социализм

                  построивши в боях.

Соловьи, соловьи…
(Стихи 1941–1945 гг.)

Доброе слово

Неужели песню не доброшу я

До родного, дальнего села,

Где сейчас пушистою порошею

Улица до крыш занесена?

А над ними розовое, раннее

Утро из-за синь-лесов встает.

Там, в уютном домике с геранями,

Валентина Павловна живет.

Старая учительша. Ни жалоб

От нее, ни просьб не услыхать.

В сад ее, единственный, пожалуй,

Яблок не ходили воровать.

Дров зимой вязанку не одну ей

Складывали утром у дверей.

Заменяла мать она родную

Тем, кто не запомнил матерей.

Мы росли. Мы крепли и мужали,

Уезжали, покидали дом,

Руки ее старческие жали,

Пропадая в сумраке густом.

И когда пылающей зарницей

Подожжен был мирный горизонт,

Нам она вязала рукавицы,

Отсылала с адресом – «На фронт».

Но метели вскоре стали тише,

А когда последний выстрел смолк,

Мы решили все, что ей напишем

Длинное, хорошее письмо.

Только написать мы не успели,

Вновь война полнеба обожгла…

Ходят одинокие метели

Нашей длинной улицей села.

Ночью у овинов, за околицей,

Ухает голодная сова…

Гармоника

В бои – атаки жаркие –

Летит мой быстрый конь.

В дареном полушалке

Завернута гармонь.

Тот полушалок шелковый

Сняла невеста с плеч.

Тот полушалок шелковый

Поклялся я сберечь.

        Припев:

        Гармоника, гармоника,

        Нарядные меха.

        Эх, путь-дорога конника

        Далека.

Мы мчались по пожарищам

Дорогою на юг,

Да лучшего товарища

Ранило в бою.

Ранен был осколком он,

Качнулся и упал,

Я полушалком шелковым

Его перевязал.

Простит невеста коннику

На полушалке кровь.

Сыграй, сыграй, гармоника,

Сыграй мне про любовь.

Про боевых товарищей,

Узнавших сталь штыков.

Про милых, ожидающих

С победой женихов.

        Припев.

Как казак в плен попал

Прилетела птица-весточка

Полем, лугом, перелесочком.

Возвратился на станицу

Из лихих боев-атак

Черноглазый, смуглолицый,

Удалой казак.

По станице ходит гордо он

С боевой медалью, с орденом.

У него клинок дареный,

Сам он, видно, боевой.

И все девушки влюбленно

Смотрят на него.

Ясный месяц светит весело,

Но окно не занавесила

Черноглазая дивчина,

Думу думает: как быть?

Как бы ей найти причину

Казака пленить.

Окно настежь открывается,

В окне Настя появляется,

Смотрит прямо на героя.

Ишь какой казак-орел!

А казак, того не скрою,

Бровью не повел.

– Что под окнами вы бродите,

Что ж вы в хату не заходите?

Алексей Петрович, право,

Неудобно как-никак.

Вы такой по виду бравый,

Удалой казак.

А сама не сводит оченьки,

В них смотреть нет силы-моченьки.

В чары девичьи не веря,

Смотрит Настенька в глаза…

И тогда, чуть скрипнув дверью,

Сдался в плен казак.

Казаки под Москвой

По-над речкой Истрой,

По-над речкой быстрой

Защищать столицу

Мчались казаки.

Кони – птицы быстрые –

Обгоняли выстрелы,

И сверкали искрами

Острые клинки.

Милая столица,

Шлют тебе станицы

Ласковое слово,

Боевой поклон!

Видишь, снег клубится,

А земля дымится –

Это в бой казачий

Скачет эскадрон.

Под Москвою рыскали

Полчища фашистские.

Налетели конники –

Завязался бой.

Много там копытами

Было перебито,

Много там порубано

Сильною рукой.

И от речки Истры,

Неглубокой, быстрой,

В бой, вперед – на запад

Мчались казаки.

Кони – птицы быстрые –

Обгоняли выстрелы,

И сверкали искрами

Острые клинки.

Колечко

Ехал конник мимо речки,

Мимо речки, вдоль села,

В это время на крылечко

Золоченое колечко

Девушка подбросила.

Смотрит парень на крыльцо:

Почему лежит кольцо?

Что ж то за красавица

Кольцами бросается?

Тихо звякнула уздечка

У крылечка медная,

Подобрал боец колечко,

Только тут свое сердечко

Потерял он бедное.

Потому что, потому

Проживала в том дому –

Кровь к вискам бросается –

До чего красавица.

Вышла павой на крылечко

В кофте, розой вышитой.

Говорит: «Отдай колечко,

Золоченое колечко».

И в ответ услышала:

«Я тогда верну кольцо,

Коль напишешь письмецо,

Как напишешь, буду рад

Привезти кольцо назад».

Всегда готовы

Землю полночь покрывает.

Ветры стихли на морях.

Спит великая, родная

Родина чудесная моя.

В ночь давно ушли дозоры

Охранять твои края,

Спящие, бескрайние просторы,

Родина чудесная моя.

Сестры встанут с нами рядом.

В бой готовы сыновья,

Далеко проводит взглядом

Родина чудесная моя.

И с победою нас встретит

Победившая в боях,

Самая могучая на свете

Родина чудесная моя.

«Ветер метался…»

Ветер метался,

Кружась по оврагу,

Он падал, вставал

И летел напрямик.

Команда звала

Батальон в атаку.

Бойцы оглянулись,

Застыв на миг.

Казалось,

Настала секунда затишья,

Казалось,

Что стало немного темней.

Снег осыпался

Цветением вишен,

Лишь чуть покрупнее,

Лишь чуть холодней.

Пули

Пронзительно свистнули рядом.

Скорей бы схватиться…

Длинна ты, верста…

Черствую землю

Копнули снаряды,

И кто-то споткнулся.

И кто-то не встал.

– Во славу Советов! –

Простуженно кто-то

Крикнул.

«Ура» пролетело овраг.

В дыму

На верхушку разбитого дота