1. Курс молодого отца, или Как не стать мужиком, который нарезает мясо по воскресеньям. Нидерланды

Алекс Шенкельс, тридцать шесть лет, вместе с женой Джиской воспитывает пятилетнего сына Дэвида. Преподает и проводит научную работу в университете прикладных наук Фонтис в Эйндховене, а также играет и поет бодрый гаражный рок в Enma и Major Mitchell.

Я встретил этого улыбчивого голландца в Петербурге несколько лет назад, когда он со своей будущей женой прилетел в наш город, чтобы в полной мере насладиться его культурным достоянием. Это было жаркое лето. Обилие шедевров архитектуры и непривычное для Алекса количество людей в форме привели к тому, что в первый и единственный альбом его стонер-рок группы Yama Ananta вошла песня Migraine City, написанная по впечатлениям от поездки. Санкт-Петербург – это не Тильбург, но все-таки город Алексу понравился. Еще бы! Сегодня Yama официально не существует, потому что после рождения сына приоритеты на время сместились. Но когда Дэвид подрос, какие-то вопросы стали решаться проще, и Алекс снова вернулся к музыке.

Теперь его главной музыкальной отдушиной стал проект Enma. Алекс играет и поет гаражный рок, и кажется, что его творчество стало более осознанным и зрелым. Отцовство косвенно повлияло на работу с Enma.

^[1]Теперь в том, что касается написания и исполнения музыки, я руководствуюсь принципом «меньше времени – острее фокус». Время – это роскошь. Но я не пишу для группы тексты о родительских делах, хотя во время беременности жены я написал песню New Beginning для своего инди-рокового проекта Major Mitchell. Ну, знаешь, это про ожидание рождения новой жизни. Это странно и абстрактно для отца, потому что в период беременности физической связи с ребенком у тебя в общем-то нет.

Алекс в настоящее время работает над диссертацией на тему родительства в исламских семьях. В ней он рассматривает то, как родившиеся в Нидерландах родители-мусульмане видят воспитание детей в теории и как применяют это видение на практике. По словам Алекса, в Нидерландах мусульмане представляют собой довольно стигматизированную социальную группу, поэтому ему было интересно изучить, как они справляются с этим в повседневной жизни. Это любопытный выбор, ведь его собственная семья в том, что касается распределения родительских ролей, была довольно традиционной для Нидерландов. Его отец был главой в доме, но и мать также играла не последнюю роль в принятии решений, то есть глобальные вопросы решались сообща. Алекс вспоминает, что с каждым из них у него были свои отношения, но в итоге для него оба родителя многое значат. И у отца, и у матери был свой стиль родительских отношений, однако для сына определяющую роль играла личность каждого, но не пол.

Мой отец был прямолинеен, он держал все под контролем, мама была более эмпатичной, более мягкой. Тем не менее оба были вовлечены в мое воспитание на равных, в том числе и на эмоциональном уровне. Роль отца в моей жизни изменилась, когда я уже был подростком, и он развелся с мамой. Из-за этого поддерживать отношения стало сложнее. Это долгая история. На мою удачу, несколько лет спустя мы наладили контакт, и наши отношения стали лучше. Я бы сказал, что сейчас все нормально. Определенно он был для меня примером. Возможно, это был специфический пример, потому что мы с ним были единственными мужчинами в семье, у меня еще есть две младшие сестры. Но он всегда поддерживал меня в выборе карьеры и подбадривал на стезе музыканта. Все-таки развод оставил немало скверных воспоминаний, скажем так. Сейчас, много лет спустя, я могу сказать, что развод предопределил наши дальнейшие отношения. Я помню, как мы ездили с отцом на каникулы в Ирландию, и там он рассказал мне о своей работе. Он социальный работник, помогает бездомным. Меня это очень вдохновило. И еще он очень забавный. Мой сын иногда называет его глупым дедулей. И это комплимент.

В Нидерландах многое изменилось за последние десятилетия. Алекс считает, что его отец был одним из представителей первого поколения так называемых «вовлеченных отцов». В девяностых по телевизору показывали социальную рекламу, которая должна была заставить отцов задуматься над своим положением в семье. В центре сюжета была типичная семья из пятидесятых с мужчиной во главе стола. Когда он начинает резать мясо, один из детей спрашивает мать: «Кто этот мужик, который всегда нарезает мясо по воскресеньям?» Посыл был понятен: не будь таким отцом, как этот бедолага, принимай участие в жизни своих детей. Это хороший пример того, как изменилась национальная культура семьи. В лучшую сторону, разумеется.

На самом деле я не помню, были ли у нас с отцом какие-то особенные традиции или ритуалы. Перед глазами встает клишированный образ отцов, которые угощают коллег на работе сигаретами в честь рождения ребенка. Но я подозреваю, что этот образ у меня сформировался после одной диснеевской картины, а не в результате воздействия голландского коллективного сознания, ха-ха… На мой взгляд, идея патриархальной семьи устарела, она себя исчерпала, и на практике патриархальный стиль указывает на то, что отец прячется от своих обязанностей.

Но в то же время Алекс не берется однозначно ответить на вопрос о том, был ли он готов к тому, чтобы стать отцом. Он на секунду задумывается.

У моей жены хроническое заболевание – рассеянный склероз, – поэтому как таковой вопрос заводить ребенка или нет, как вообще это сделать с учетом всех принимаемых ею лекарств, казался в перспективе крайне трудным. Мы опасались проблем со здоровьем. Мы прошли через довольно продолжительный период, который я бы назвал «предполагаемое родительство». Я хочу сказать, что у нас были опасения. Ну, они есть у многих пар, ожидающих прибавления в семействе, но в нашем случае страхи подкреплялись диагнозом Джиски. Когда происходит такое событие, кардинально меняющее жизнь, ты не можешь быть полностью готовым. Правила игры меняются, сам образ жизни меняется. Так что, как бы мы это не обсуждали, как бы мы не рефлексировали, нельзя быть полностью готовым.

Помимо подготовки на медицинском уровне я в целом готовился, но не усердно. Мы посетили одну или две встречи в роддоме, на которых рассказывали о кормлении. И я принимал участие в одном занятии по гимнастике для беременных вместе с Джиской. Если честно, это был странный опыт. Инструктор рассказывал, как помочь жене при родах в случае, если вы не успеете добраться до больницы. На мою удачу, мне это знание не пришлось использовать на практике! Я читал различные материалы о беременности, о родах, но специальных курсов не посещал. В Нидерландах проводится немало таких курсов, даже заточенных специально под отцов. Но, гм… Это выглядит чрезмерно осознанно, если ты понимаешь, о чем я. Хорошо быть в курсе, что к чему. Но в Нидерландах, кажется, родители думают слишком много.

В то же время Алекс старается не осуждать поколение своих родителей: всякое время порождает свои трудности. Сегодня появились и новые вызовы в сфере безопасности, в том числе цифровой, социального обеспечения и материальной сфере в целом. Взять хотя бы возросшую в разы интенсивность дорожного движения или интернет и социальные сети – родителям приходится держать под контролем гораздо больше направлений, угрожающих потенциальной опасностью.

Мы далеко ушли от идеи о том, что нам необходима «деревня, чтобы вырастить ребенка»^[2]. Я читал, что исследования, проводившиеся среди голландских пар, показали общее нежелание принимать какое бы то ни было вмешательство извне в процесс воспитания детей. Я придерживаюсь того же мнения. Результаты исследования, на мой взгляд, говорят не только о современных социальных установках, но и о масштабной перемене в сознании молодых людей. Это свидетельство перехода к индивидуалистическому подходу к воспитанию детей. Мы должны сегодня обладать навыками психолога, учителя, тренера, друга, доктора для наших детей. И мы представляем, что люди, предлагающие нам свою помощь, делают это скорее из любопытства и не заслуживают нашего доверия. Такое отношение к другим, когда речь заходит о детях, объясняет и то, что многие родители все больше стремятся взять на себя роль учителей или контролируют работу учителей в школе. Голландские учителя часто жалуются на назойливых родителей, их называют «родители-вертолеты», потому что они парят над своим ребенком и пытаются контролировать каждый эпизод его жизни. Так что да, быть родителем сейчас стало напряженнее. Но, кстати, где-то с семидесятых годов родители в целом стали проводить больше времени со своими детьми. Получили широкое распространение психологические теории о важности привязанности и чуткого родительства. Мы определенно более осознанно подходим к воспитанию. Знаешь, я могу долго об этом говорить, потому что это тема моей докторской диссертации, ха-ха! Но я думаю, что я уже обозначил свою позицию.

После такой зажигательной речи можно было и не спрашивать, присутствовал ли Алекс при рождении сына… Но да, конечно, он там был. Это распространенное явление в Нидерландах, поэтому он признается, что не задумывался – принято это или нет. Надо заметить, что в этой стране более распространены роды на дому. Статистика указывает, что в этом Нидерланды опережают другие европейские страны и даже США.

Должно быть, это культурный феномен, он объясним: мы по свой природе рассудительны и просто делаем это дома… Как-то так, ха-ха…

Если вы думаете, что социальные гарантии в Нидерландах обеспечивают люксовый уровень комфорта отцам, то это не совсем так. Отпуск по уходу за ребенком – скорее привилегия матери. Отцу достаются два дня: один на рождение ребенка и второй – на улаживание всех бумажных вопросов в муниципалитете. Алексу относительно повезло, ведь четыре года назад он получил целых пять дней оплачиваемого отпуска. Руководство Алекса пошло ему навстречу, и он без труда получил три недели отпуска, плюс еще одна неделя выпала на школьные каникулы. Так что в сумме он получил привилегию провести целый месяц дома с сыном и женой.

Когда я спросил Алекса о страхах молодого отца, к своему удивлению, услышал историю о том, что первые две недели сын не только плохо набирал вес, но и немного потерял. Алексу с Джиской пришлось добавить в меню Дэвида молочную смесь, и это создало дополнительный стресс. Зато каких-то своих иррациональных страхов Алекс не вспомнил, он вообще склонен к трезвой оценке ситуации. К тому же Джиска мучилась послеродовой депрессией, так что было достаточно того, что один из родителей постоянно борется со своими переживаниями.

Возможно, в этих условиях у меня сработал защитный механизм. Надо было как-то уравновесить ее страхи.

За пару дней до интервью с Алексом мне попался текст о том, что сегодня молодые пары отказываются заводить детей, в том числе из-за осознания тяжелой экологической ситуации в мире. «Стандартные» антропогенные катастрофы и все признаки глобального потепления стали привычной повесткой дня. Этим вряд ли кого удивишь, но нельзя не задаться вопросом: какой мир мы оставим нашим детям?

Да, определенно это острая тема. У нас этот вопрос часто обсуждается в среде прогрессивного «левого крыла». Конечно, меня это тоже беспокоит. Что унаследуют мой сын и мои внуки? Если честно, я никогда не понимал, почему этот вопрос может помешать завести ребенка вообще. Хотя, конечно, лучше не заводить слишком много детей. Но, знаешь, у нас в стране и без того низкая рождаемость. Несколько поколений назад в семьях было пять, шесть и даже десять детей. Если верить отделу статистики Нидерландов, то прироста населения не было бы как такового, если б не мигранты. Но глобальное потепление не может не вызывать беспокойство за будущее следующих поколений. Вопрос экологии в целом довольно серьезен и требует мыслить в перспективе. То есть вложения в возобновляемые источники энергии имеют смысл только в свете весьма отдаленного будущего. Если человечество не производит потомство, то о чем беспокоиться? Кстати, это обсуждалось во время концерта Ника Кейва^[3], на который я ходил еще до пандемии. В ходе этого тура он исполнял какие-то из своих песен на пианино и отвечал на вопросы фанатов. Там была девушка, которая сказала, что сомневается, стоит ли ей заводить ребенка из-за изменений климата. Ник Кейв ответил, что это очень мрачная и разрушительная позиция. «Для меня дети и есть олицетворение надежды», – сказал он тогда помимо прочего. А на мой взгляд, ключ к решению проблемы лежит в сфере радикально новых методов потребления. Сознательное потребление, принцип «слова и дела» со стороны политиков могли бы изменить ситуацию.

Алекс не только вокалист, но и автор текстов песен во всех своих группах. Его новый статус косвенно повлиял и на его выбор тем для лирики. Он, впрочем, добавляет, что он не занимается чрезвычайной самоцензурой в связи с тем, что он отец, и Дэвид однажды может задать ему неудобный вопрос.

Для меня мат в песнях сигнализирует об их низком художественном уровне. Это не значит, что я считаю себя феноменальным поэтом только потому, что не использую нецензурные слова. Как ты знаешь, в своих текстах я касаюсь противоречивых социальных и политических тем, а также философских и даже мифологических сюжетов. Я не считаю, что мне нужна самоцензура из-за того, что я отец. К тому моменту, как Дэвид будет способен понимать мои тексты, я думаю, что мы будем спокойно обсуждать сложные вопросы. И еще, знаешь, мои тексты – это продукт своего времени. Когда Дэвид вырастет, может оказаться, что я был не прав, и он, возможно, докажет это.

Первый месяц после рождения Дэвида молодая семья провела как в вакуумном пузыре – вне времени и пространства. Минимум сна и абсолютный хаос отметили этот период своей печатью. Малыш с легкостью перевернул все с ног на голову в жизнях двух взрослых людей, и уже ничто не могло быть как прежде.