Глава 8. Страж границ

Что мне снилось в ту ночь (ха-ха!) я полностью не помнил, только отдельные фрагменты остались в моей памяти, яркие, сочные, насыщенные. Такого сюрреализма я не видал никогда. И вообще странно, что мне так запомнились они. Такое ощущение, что я внезапно взял перо и записал или, точнее, зарисовал самые интересные моменты в тех бумагах, которые создает человеческий разум.

И еще бы я не запомнил столь сумасшедшую картину. Я никогда не встречал такой странной, чуждой, запредельной атмосферы. Это можно сравнить с внезапно обретенной способностью дышать под водой. Для тех, кто топчет подошвами землю, морская пучина покажется иным миром. Да она и есть иной мир. Не зря же «Ковчег» порой прибывает в наш порт, неся то мор, то благодать. Единственный порт для единственного корабля, которого не забыли объявить мирским телом божьим.

Впрочем, я отклонился, разум пытался найти некую аналогию, чтобы не скатиться в яму с острыми кольями безумия. И воспринимать свою память я буду только так – поэтапно, по картинам, словно я нахожусь в некой галерее. И для полноты погружения в запредельную атмосферу, следует представить, что в этом помещении темно и какая-нибудь лесная тварь с удовольствием бы впрыснула в мою кровь разлагающего яда. Прекрасное ощущение, что и говорить, словно огонь лихорадки. И находясь в этом состоянии, стоя посреди темного зала, можно начать перебирать картины одну за другой.

Сначала это будет нечто, это нечто будет живым, но при этом мертвым. Проклятие, такое совершенно невозможно загнать в узкие рамки слов. Точнее будет сказать, что это подвижное, но мертвое. Это нельзя сравнить с теми мертвецами, которых на нас натравливали дикари. Там ими двигала сила разложения, а это все же, как утверждают наши маги, относится к стихии жизни. Тут же я видел мертвеца, который готов был откусить аппетитный кусочек от меня. Если бы это было трупом человека или хотя бы гуманоида. Но оно не было ничем похожим на живое, это было черно-алая клякса на дне огромного котла. Казалось, что дно с этим… просто этим, находится безмерно далеко, но при этом как бы перед самым твоим носом.

У тех же художников есть миллион и две тысячи приемов, с помощью которых можно создавать различные зрительные иллюзии. Но в данном случае, я не думал, что это могло быть обманом зрения, если, конечно, происходящее во сне можно каким-нибудь образом соединить с реальностью. Просто так надо было, для того места, где оказалось мое невинно дрыхнущее сознание, подобный сюрреализм был самим собой разумеющимся. Особенно для существ, что жили в этом месте.

Следующая картина – я меняю точку зрения, отхожу, улетаю, прыгаю, телепортируюсь… Не важно, я оказался на новом месте и нечто уже не нервирует меня так сильно, как желало бы. Потому что я это не вижу, я вижу только край колодца, из-за которого как удивительная песня появляются протуберанцы ало-черной краски. Я еще почему-то запомнил свою дикую мысль в тот момент: «Какой дурак решил спрятать солнце под землей». И около края провала стоит единственная четко различимая фигура в окружении теней. Тени эти стоят отдельного разговора, они чуть ли не центральные персонажи в картине-памяти. Они не похожи на те тени, что я привык видеть в любое время дня и ночи. Не те тени, что рождаются от игры света искусственного и живого. И не те тени, чьим телом становится любая удобная им поверхность. Эти тени больше похожи на темный туман, который насытился пеплом от неисчислимого множества печей. Я способен был бы видеть сквозь них, если бы я мог что-нибудь рассмотреть в той темноте.

Они, эти неведомые мне тени, стоят отдельно, но при этом кажутся частью центральной фигуры на краю пропасти. Как будто этот нечеловек отбрасывает их все сразу, даруя им возможность обрести свое тело, неподвластное капризам света. И вот оно, это существо на краю пропасти в одном шаге от разумной бездны, смотрело на меня. Я не мог определить в его взоре ничего, я знал, что на меня смотрят, но не мог сказать, что при этом пытались увидеть. Я даже не помнил его наглых глаз, если они были. На моей картине-памяти они изобразились сразу и пустыми глазницами черепа, в которых клубилась тьма вперемешку с алыми всполохами пламени, и при этом мудрыми глазами, которые можно увидеть и у человека, и у эльфа, и у любого существа во вселенной.

Этот странный гость сновидения был замотан в прямоугольный кусок серой материи с бирюзовым поясом. Только его тонкие, но при этом жилистые как ремни руки были оголены. На предплечьях красовались, как мне показалось, массивные бронзовые браслеты с невообразимой гравировкой. Длинное одеяние скрывало от меня ноги этого существа, но я почему-то не сомневался, что он касался земли (если это можно называть землей) босыми ступнями. На лице гостя произрастала длинная, до пояса, курчавая чернильно-черная борода. Выглядела она как лопата, и я мог бы хохотнуть в тот момент, когда ее увидел, если бы умел хохотать. Это было моим единственным оружием в этом мире, но я не мог им воспользоваться. Волосы на голове существа были точно такими же черными, курчавыми, их аккуратно обхватывала кричаще-желтая повязка. Их длинна была как у меня в молодости, до того прискорбного случая – как раз до плеч. Я мог видеть уши существа, в которых тяжелыми грузами висели массивные кольца серег из неизвестного мне черно-алого материала.

Мне казалось, что это существо приглашает меня, хочет, чтобы я подошел к нему. И пройдя мимо замерших теней, я обрету «нечто»: безграничную власть, всесильную силу, сто медяков… кто знает? Но я не сделал попытки переместиться, мне и не хотелось, и не верилось, что я способен на такое титаническое усилие. Как можно перемещаться в пространстве, если ты не находишься в этом пространстве? Никак. Вот я и оставался там где «стоял».

Если уж этому существу так хочется, чтобы я рядом с ним полюбовался на пылающую бездну черноты, то пусть сам и подойдет, у него-то ноги на месте. В мире снов нет времени, или, сказать точнее, время в этом мире управляется не законами материального мира. Когда я проснулся, мне казалось, что прошла вечность с того момента, как я лег в кровать. Как будто нечто решило покопаться у меня в голове и добавило несколько ложных воспоминаний, но я мог побиться об заклад, что подобное невозможно даже для магов.

Открыв глаза и оглядывая привычную обстановку своей комнаты, я не мог отделаться от ощущения, что сон все еще остается реальным. Мне казалось, что мои ощущения ложны, и я не могу находиться в этом месте, чувствовать липкий пот по всему телу; удушливый запах комнаты, в которой долго спал человек; звук тихой игры ветра с листьями во дворе…

Я порывисто встал и выдвинул ящик комода, да так резво это сделал, что он вылетел и разбросал содержимое по полу. Только большая потрепанная записная книжка и несколько перьев осталось лежать в нем. Они-то как раз мне и были нужны, я быстро записал все, что увидел во сне. Сам не понимаю, зачем я это делал, но ощущение легкого бриза шизофрении прошло. Надо будет расспросить моего личного учителя магии обо всем этом, если я, конечно, не забуду.

Мой взгляд упал на исписанные листы, почерк был корявым, в тексте было полно ошибок, но это был всего лишь текст – ряды и строки чернильных слов. Я поймал себя на мысли, что следовало бы испугаться, все-таки подобные сны в приличном обществе считаются недобрыми, даже кошмарными. Но нет, я был относительно спокоен и пот на моем теле, казалось, появился не от страха, а от нестерпимого черно-алого жара живой печи. Похоже, это был действующий вулкан, да такой, каких не сыщешь в нашем мире. Странно, почему он привиделся мне, я вулканы видел только на картинках.

Я бросил записи на смятую кровать, и довольно потянулся. Все-таки я выспался и был готов к новым свершениям, а это самое главное и никакие «ужасы-кошмары» не смогут помешать мне. И теперь, когда я сидел на краю своей кровати, недовольно созерцая разбросанные по полу предметы из комода, сон куда-то испарился. Когда ты вынесешь любой кошмар на светлое солнце, от него ничего не останется, он скукожится как медуза под тем же самым солнцем.

Я забыл обо всем этом, у меня просто разыгралось воображение, особенно после столь бурного дня и ночи. Столько событий и необычной информации, немудрено, что разум склеил эти лоскуты в сюрреалистическую картину.

Я неспешно приводил себя в порядок, работать пока не хотелось, торопиться тоже. Многие недооценивают пользу водных процедур, сказывается на подобном положении вещей относительная дороговизна бытовой воды в Городе. Но, на мой взгляд, было бы лучше, если бы Городской Совет бесплатно обеспечивал водой все население, чем каждый год боролся с неистребимой ордой болезней.

Может быть, мне стоило выдвинуть свою кандидатуру на следующие выборы? Я был бы гораздо лучшим планировщиком, чем нынешние обитатели «Мраморного Дома». И мне уж точно не требовалось постоянно пополнять свой кошелек из городского бюджета. Когда я закончу свое Идеальное Творение, можно будет подумать об этом. Что может быть сложнее, чем создание одной жизни? Только создание жизни целого Города.

Какие только идеи не приходят в голову человеку, пока он тратит время на удовлетворение своих естественных потребностей. Наверное, даже самые чудовищные идеи, как, например, недавнее покушение на главу казначейства, зарождались в отхожем месте. Под мерный шум капель и много чего другого, мысли текут словно… Лучше пойду поем.

На завтрак я хотел чего-нибудь необычного, иногда хотелось себя побаловать, особенно когда завтрак случайным образом выпадал на обеденное время. А не сбегать ли мне в пекарню и купить тамошний пирог с черносливом! Если мне не изменяет память, то именно к обеду они продают только что испеченные пироги. Так было последний раз, когда я там был, надеюсь, за год ничего не изменилось – и чернослив внезапно не запретили, и пекарню не разобрали на кирпичи.

Я быстро оделся и захватил самое необходимое – оружие и деньги. Даже при свете дня и в рыночной толчее вам вполне могут подправить улыбку с помощью ножа. Зелья, делающие любого похожим на размазанную по темной поверхности тень, хоть и стоят недешево, но вполне легальный товар. Так что разумные меры предосторожности вполне себя оправдывали и невесомая кольчуга, надетая под верхнюю рубашку, никогда не будет лишней. Тем более, так приятно чувствовать на себе прохладу стали.

Вот только никуда я пойти не сумел, за дверью вновь оказалась небольшая завернутая в упаковочную бумагу посылка. Я знал только одного человека, если эту пресмыкающуюся можно называть человеком, которая баловалась отправкой посылок мне, так что я без опасения взял подложенную под дверь коробочку.

Легкий и приятный аромат. Интересно.

Внутри оказался хорошо упакованный пирог, только с грибами, а не с черносливом, как я хотел. Но сам факт заботы жадной торговки радовал, даже умилял. Если бы она не была такой холодной сволочью, на ней можно было бы с чистой совестью жениться! К еде прилагались газеты и записка, которая была упакована в конверт с рисунками луговых ромашек. Чего-то это Асани? До маразма ей далеко, а тут такое.

«Как я и обещала, буду пересылать тебе свои газеты с помощью «почты Джеронимо». Зная твою любовь к плотным обеденным завтракам, шлю тебе этот пирог. Я сама терпеть не могу болетти, но многие эстетствующие кулинары и жирные чревоугодники считают их просто изумительными. Можешь не волноваться, они не галлюциногенные, клянусь своими клыками.

Что касается твоего Харана, то ничем обрадовать не могу. Мои ищейки погрузили свои носы в самые тайные тайны, но пока результат нулевой. Что и ожидалось. Один только архив переписи эльфийского населения составляет тридцать томов. И это только официальная часть. Наберись терпения, мои люди найдут любую информацию, дай только время.

За сим целую осторожно в щечку, чтобы не отравить, и желаю приятного аппетита.

…………………………..

На конверт не обращай внимания, взяла первое, что попалось под руку, честно-честно!»

Я усмехнулся, ни разу не видел, чтобы у нее такое инфантильное настроение было. Наверное, она даже в детстве вместо того, чтобы играть в куклы, собирала редкие монеты. Лучше сохранить это письмо, в будущем буду им шантажировать Асани.

Пирог как нельзя кстати оказался, пусть я тоже не являюсь почетным членом клуба любителей «первых среди грибов». Особенно радует такая нечеловеческая щедрость, она отдала мне то, что сама есть не собиралась. Как мило и великодушно! И меня начала раздражать привычка этого «почтальона» приходить и уходить, не известив меня. Пусть даже это происходило всего пару раз в месяц, а то и год. Все-таки я мог и не выглянуть за дверь. Тогда пирог стал бы достоянием какой-нибудь удачливой шавки из тех собачьих сообществ, которые наводнили Город за последний год.

Почему я не подумал о том, чтобы установить наблюдательные машины на входную дверь? Идея-то не новая, центральный банк, например, уже лет двадцать как обзавелся подобными устройствами, чем я хуже? Поставить автостража не проблема, тем более для такого профессионала, как я. Можно даже попробовать сделать настройку на разных людей, чтобы страж самостоятельно мог различать приходящих ко мне гостей, а, значит, и оповещать меня нужным сигналом.

Но этим я займусь позже, когда будет желание, этот опыт пригодится мне в создании глаза голема. А сейчас мой дом и так переполнен всевозможными техническими «штучками», которые не всегда заметны постороннему, если добавить еще парочку, как бы слишком сладко не стало в чашке чая.

Лучше мне заняться делами насущными, требую хлеба и зрелищ. Хлеб мне доставили, зрелища тоже в бумажном варианте присутствуют. Сейчас быстро изготовим питье и отправимся в сад, что-то потянуло меня на свежий воздух, как бычка на бойню. Не знаю, почему я придумал такое сравнение, порой мои мысли алогичны, как некоторые сны.

Любой мой гость мог наблюдать буйство укрощенной лесной стихии через двустворчатые двери с большими стеклами. Если бы я пожелал пригласить кого-нибудь постороннего. Сад не знал опытной руки садовника, но при этом рос как-то аккуратно, я бы даже сказал – ровненько. Он был именно таким, каким я позволил ему быть, как раз таким, чтобы удовлетворить мой взыскательный вкус.

Я мог бы остаться в гостиной, из нее созерцать уютную беседку, усыпанную ровным слоем разноцветных листьев, небольшой прудик с фонтаном с фигурой нагой женщины, который был отключен, но мне хотелось немного проветриться. Водные процедуры плавно сменяются воздушным омовением – все как в лучших медицинских трактатах, можно гордиться собой.

Я расположился в глубоком плетеном кресле, который так замечательно вписывался в окружающую меня обстановку и цветом, и формой. Даже я такой огромный и могучий, уставший после долгих благостных трудов, как-то по-особому соединился с умиротворяющей атмосферой сада. В таком состоянии я не был похож на того могучего кузнеца-создателя, какого видят мои заказчики. Я выглядел как любящий отец очень большого и дружного семейства, который решил скоротать несколько мгновений в уединении до того мгновения, когда мое вмешательство не потребуется в устранении конфликта между двумя задиристыми сыновьями.

Жаль, что это было не так. А, может быть, я себя обманываю? Или просто смотрю не под тем освещением, и все именно так, как мне представилось в это мгновение уединения в саду.

Теперь, когда я глядел на мир не с помощью своих глаз, я мог взглянуть на себя со стороны, я словно вышел из своего тела и решил прогуляться в окрестностях сада. И оглядываясь, я видел, как мое тело делает глоток сладкого чая и устремляет пустой взгляд куда-то в небо. Я почему-то был уверен, что стоит мне вернуться назад в тело, и я буду помнить все то, что держали мои руки, вкус чая и то, что было в небе.

Я поднял взгляд к небу, оно ничуть не изменилось, оставалось таким же, каким было сотни тысячелетий до того мига, когда разум одного кузнеца решил взглянуть на него. В небе вальяжно проплыла громада корабля его медные бока и брюхо ярко сияли, словно это была не человеческая машина, а уменьшенная модель мира, плывущего в открытой стихии. И ведь так оно и было, если взглянуть на эту махину с иной точки зрения, этот корабль настоящая вселенная, небольшой островок в безграничном океане воздуха. Только этот океан не был таким жестоким, как океан водный. Через некоторое время этот небольшой «мир» станет частью нашего мира, я даже мог сказать через какое – полчаса полета.