МЫШКИН

С железных скатов спустимся, как с гор,
Накапаем и выпьем валидол,
Распродадим «Сосновый лес» и «Витязей»,
Часы большие из квартиры вынесем.

Простимся навсегда, как ты сказал.
Кого-нибудь проводим на вокзал.
Сорвется поезд. – В окнах пролетающих
Вагонов только мы, твои товарищи.

Немая сцена, старое кино.
У нас грудные клетки, как окно,
Распахнуты. – Горят леса подлесками,
Когда проем трепещет занавесками.

Ответим на записку: Все путем!..
Уйдем от мира или в мир войдем. —
Возьмём на память по открытке с видами,
Останемся влюблёнными. Наивными.

РЕЧЬ

От дачи покосившейся поэта
В безоблачный четверг в начале лета
Брели с тобой, не поднимая лиц,
В толпе, со всеми вместе, пыль глотая,
На край деревни, где сосна кривая
И холмики погоста разрослись.

Пока ведущий наводил порядок,
Среди крестов и низеньких оградок
Топтались, вдаль глядели далеко.
На рыхлых комьях чернозёма, глины
Молчали у пустой ещё могилы,
Как будто в ожидании его.

Здесь склон с сосной, чуть ниже – сруб сарая,
А дальше роща и коза живая,
В лугах петляет белая река —
Простора много нам с тобой для счастья…
Мы ждём распоряжения прощаться.
А он на нас глядит издалека.

Теперь он наш. Как ливень под осиной
Пережидали мы, невыносимо
Хотелось продолжения грозы…
Как целый век в дождливый вечер сжался,
Как август, затянувшись, продолжался,
Познали разом, ведь теперь он – мы.

Уже не тяжесть скорбная, а знанье,
Дар благодати, тайна состраданья
Наполнив, разомкнули нам уста —
Найдем слова такие в дни утраты,
Друг друга чтобы на пути обратном
И тех – других – утешить, кто отстал.

О будущем ещё не знаем сами,
Так будем говорить его словами,
Его простым, доступным языком —
О том, что повторятся многократно
И день, что скоро скатится к закату,
И час, что с детства каждому знаком.

ТРИ ДНЯ

Потопчутся друзья и выйдут на мороз,
Чтоб облако найти – громадину эсминца.
И женское лицо, опухшее от слез
Прошепчет: Боже мой, – и надо мной склонится.
А в комнате моей от солнечных полос
Пыль на паркетных швах, как иней, серебрится.
И кажется, что снег, как обещал прогноз
Погоды, мельтешит и освещает лица.

Замедлилось кино и встало наконец,
И рваный край окна, и света луч не ровный,
И тихая вода без кровяных телец,
Без мартовских запруд – разбухших снежных тромбов.
Чай травяной остыл, душица и чабрец,
Рондо родных дробей и пионерских горнов,
Все стихло, улеглось. И кто теперь малец
Что на холме замерз, а не бежит проворно.

Без веток ствол в воде, пляж ледяной без тел,
На маленьком пеньке одна замерзла ляля.
Дружина ждет гонца, но нет меня нигде.
Я прописи забыл, и больше не гуляю.
Задумчивость сморгну и отдышусь когда,
И взглядом обведу рассеянно округу,
По насыпи какой к посадке в два ряда
Разросшихся берез сбежать мне хватит духу.

Как из морских глубин, боль выйдет из меня,
Как земноводный зверь, из волн шагнет на сушу.
Какою долготой измерю радость дня,
Улыбкою какой родную встречу душу.
Богатством поделись теперь со мной скорей —
Медальками осин, погонами без лычек,
Значками гто, как днями без скорбей,
Священный скарабей в коробке из-под спичек.

СЕНТЯБРЬ

Со мной пейзаж осенний, деревенский,
Неровный трепет блеклой занавески,
Собачий лай, без отзвука вопрос.
Велосипед крапивою зарос.

Студенты на турбазе «Клен» допели.
Со мною дед в рубашке из фланели,
Мы оба возвращаемся домой.
Отец на фотографии другой

Рассматривает чертежи из папки.
На сенокосе задремали бабки.
Класс на линейке. За столом семья.
Улыбчивый, угрюмый, грустный я.

Все лето околачиваю груши.
Такой, как есть, я никому не нужен.
Застыл на склоне, – Так стоять? – спросил
На фоне облетающих осин.

СТОРОЖ

Меня разбудит лай собак,
Тяжелой ветки треск.
И будет серебриться, как
В формальдегиде, лес.

И будет мне луна бельмом
Над пустырем светить,
Когда я выйду из депо,
Присяду покурить.

Дымок клубиться не спеша,
Порхает мошкара.
В футбол гоняет малышня,
Давно домой пора.

Они дурачатся одни,
Не прекращают бег.
Меня почти что все они
Переживут на век.

Чтоб сумерек продлился миг,
Исчезли берега.
Чтоб вспомнил кто-нибудь из них
С цигаркой старика.

Как он сутулился, дымил,
Хватая воздух ртом,
Как сам с собою говорил,
Чтоб все забыть потом.

ПОРОЖИКИ

Добавят подворотне детским почерком
Написанные формулы уют.
Из арки поползет за рыбой очередь,
И хвост над головами понесут.

То отраженье неба, то растение
И комната – комод, ковер, кровать.
Истерика в конторе – бухгалтерия
Напутала со сроками опять.

За шторами людей не видно с улицы.
Там кто-то мерзнет, дует в кулачок,
Там пишет детским почерком, сутулится
Над пухлым кондуитом старичок.

Дождется каждый немощи и помощи,
Товарищей сочувствия, тепла,
Чтоб побрести с горбушею в оберточной
Бумаге вдоль витринного стекла.

«Мать одна воспитывает сына…»

Мать одна воспитывает сына.
На работе нервы и рутина,
Зависть баб, начальница без мозга.
Дома раздражительность подростка.

Долго ничего не происходит…
Любит, одевает по погоде.
Что еще? – не плачет, что без мужа.
Тянет, у других бывает хуже.

Балует себя какао чашкой,
Кексом, сигаретною затяжкой.
В выходные стирка и уборка.
Нудные беседы, все без толка.

Мальчик вырос, привыкает к телу
Своему, по делу и без дела
Комплексует – слишком много знает,
Чтоб себя не выдать – уступает.

Ночью оба вспоминают отпуск,
Лето, из усадьбы бывшей корпус,
Сад заросший топчут постояльцы,
До отбоя на веранде танцы.

Помнит он песчаный берег плеса,
От бретельки нежный след белесый —
Девочку на пляже с модной стрижкой.
Помнит мамы глупую интрижку.

Жаль, что не становится моложе, —
Думает о маме мальчик… Может
Быть когда-нибудь еще поедем —
Следующим летом, вряд ли этим.

УТРО

Храним тепло под одеялами,
Глубины – подо льдом реки. —
Таким должно быть идеальное,
Или каким-нибудь другим.
Чтоб сталинку учил величеству
Сугроб замерзшего куста,
Чтоб гипсом в туфе вулканическом
Вдруг заполнялась пустота.

Тьма ночи прирастает кельями,
Густой рассадой – огород.
Обои в детской переклеили
На дачу вывезли комод.
Забрали двор не огороженный,
И лающей собаки страх,
Картонную иконку с Боженькой,
Где Он младенец на руках.

ГРИШКИН

Пол бетонный, дверь, стены четыре,
Старый зэк, живущий на чифире,
Извести, кристаллах купороса,
Гулком коридоре на допросы.

В узком, захламленном кабинете
Следака – окно, в котором ветер
Тополя листву усердно гладит.
Стоит жить картинки этой ради —

Каждый раз загадывать желанье,
Маяться-томиться в ожиданье
Вызова, базар держать, как старец,
На слепящий тополь жадно пялясь.

Вот и всё, все глупости по пьяни.
Дерево – одно воспоминанье,
Счастье, от которого не деться
Никуда, как от любви из детства.

КАКИЕ СНЫ

Вынашивала, думала о доченьке,
Рожала в их строительном вагончике,
Который знала каждая собака,
Поскольку стоек запах доширака.

По вечерам спешил домой со смены он,
Где впахивал с такими же нацменами —
Узбеками в бушлатах, рыжих касках —
На монолите, арматурной вязке.

В углу у печки на дубовой лавочке
Явился мальчик под моргучей лампочкой
В снегах чужбины молчаливой, серой,
Под чавканье овцы, жующей сено.

Держалась жизнь за тельце малокровное,
За жар, за стол с тарелками-приборами