Цитаты из книг автора «Алексей Дельнов»

Гражданские администрации на местах (провинциальные, потом областные, окружные, уездные) в своей деятельности находились под неусыпным надзором уполномоченных из центра, а в столице ими ведали специальные кураторы. Были также созданы параллельные органы управления на местах, права и обязанности которых не были четко очерчены – они устанавливались центром «в рабочем порядке». Это еще больше понижало властные полномочия местных чиновников.

Запомнились грузовики, доверху заполненные трупиками воробышков, – заодно с крысами, мухами и комарами они были зачислены в разряд «четырех вредителей» (подчитали, сколько они всей своей популяцией могут склевать за год зерен пшеницы и риса – и ужаснулись). Сельские жители, прибывшие на подмогу горожане и солдаты НОА без устали колотили в тазы и во все гремучее, чтобы заставить птичек постоянно находиться в полете – а когда они выбивались из сил, их приканчивали палками. Очаровательные раскосенькие девчушки-школьницы мастерили хитроумные силки – и их передовой опыт кинохроника тиражировала на всю Поднебесную. Обрадовавшись гибели пернатого врага, непомерно расплодилась саранча – и сожрала гораздо больше.

Японское командование посылало туда для «умиротворения» карательные экспедиции, действовавшие с крайней жестокостью – согласно официально провозглашенному принципу «все жги, все убивай, все грабь».

Могло, не могло… История – это скорее паталогоанатомическое заключение, чем сборник занимательной фантастики.

Ихэтуани, или «боксеры» верили, что высшие силы могут защитить их от пуль и даже наделить способностью летать по воздуху. Как и тайпины, они носили длинные, до плеч волосы, выработали особенную резкую, устрашающую походку. Наконечники их копий (огнестрельным оружием они пренебрегали) были окрашены в красный цвет – цвет крови. Красными были их пояса, повязки на голове, на локтях и на щиколотках.

Известный педагог Фын Гуйфэнь (1809–1875) разрешил это противоречие в следующем афоризме, ставшем девизом: «восточное учение – основное, западное учение – прикладное». Поднебесная веками щедро делилась своими знаниями, в первую очередь конфуцианскими устоями, с другими народами – и они на их основе смогли открыть что-то такое, до чего у китайцев, за другими срочными делами, не успели дойти головы и руки. Собственно, они ни у кого ничего не собираются заимствовать и никому не должны говорить спасибо – поскольку имеют полное право взять процент со своего капитала.

В основе их лежало то, что составляло коренное отличие западной цивилизации от восточной. Утвердившийся со времен античных полисов принцип: на первом месте – индивидуальный интерес, а то, что называется общим благом (или общественным интересом) – это создание условий для оптимальной реализации суммы частных интересов. Вся западная история вертелась, пусть с отклонениями и заскоками, вокруг стержневой индивидуалистической доминанты. С ее понятиями о неприкосновенности частной собственности и защищенных законом прав личности («пусть гибнет мир – но торжествует закон»).

Цао Чжэнюнь, первый министр императора Сюань-цзуна (правившего в 1821–1850 гг.), будучи конфуцианцем-консерватором, убеждал своего повелителя, чтобы он не вникал в смысл донесений министров и губернаторов, а обращал первостепенное внимание на наличие грамматических ошибок в них и изящество слога – именно за это следовало награждать или наказывать.

Вот некоторые постулаты: «заниматься боевым искусством и не заниматься внутренним свершением – значит, прожить жизнь впустую», «все приемы рукопашного боя не стоят одной частицы внутреннего свершения», «прежде чем учиться искусствам, познай ритуал; прежде чем заняться воинским делом, уясни, что есть добродетель». А среди важнейших практических установок есть и такая: «снаружи предстаешь мягким, внутри прячешь твердость. Все движения – как игла, спрятанная в вате».

Тем более, что своего повелителя простому люду видеть не полагалось – когда по улицам проезжал императорский кортеж, запрещалось высовываться из окон. Нельзя было даже произносить его настоящее имя – вместо него употреблялся девиз правления. Иногда на стену Запретного города выходил глашатай и зачитывал высочайший указ, после чего совал его в клюв металлического феникса. Статуя спускалась на веревках вниз, декрет уносили к министрам – таким образом народ получал очередное руководство к жизни и деятельности.