Лагерь всполошился, все ожидали возвращения интендантского взвода с продовольствием, а тут, совершенно с другой стороны, да ещё так не вовремя. Дело в том, что в палатке командующего проходил завтрак-совещание по одному из самых основных вопросов средневековых вооружённых наёмных сил. На походном раскладном стуле за грубо сколоченным столом восседал предводитель, ел кролика и отбрёхивался от рыцарей, которые тонко намекали о необходимости получения очередного транша за доблестную службу. По условию найма, четверть была выплачена перед отплытием, вторая четверть должна была осесть в кошелях по прибытию на место, оставшаяся половина отдавалась в конце похода. Расставаться с марками жутко не хотелось. Все уже услышали, что серебро на флагманской шнеке, и, как только закончат насыпать вал, то будет произведён расчёт. В принципе, нормальные условия, но устраивали они далеко не всех.

– Без лопат? Вал с полгода будут насыпать. У меня течь до сих пор заделать не могут, надо покупать смолу, доски, нанимать корабелов. Или ярл предлагает заделать дыру словами? – Рыцарь в щегольской шёлковой рубахе пренебрежительно окинул собравшихся соратников взглядом.

– Рагнар правильно говорит, без нормальных, окованных лопат ни рва, ни вала в ближайшее время нам не видать. А значит, и обещанной платы. Ярл, платить надо сейчас, как обещал. – Голос с сильным швабским акцентом раздался из угла шатра.

Фаси кивнул головой, якобы соглашаясь, и прислушался; зычный голос своего старого друга он не спутал бы ни с чьим иным, Гунгир мог с кормы орать в шторм, да так, что на носу было отчётливо слышно. Однажды в лесу, на охоте, кормчий своим рыком отогнал разъярённого медведя, который чуть не прибил неловкого оруженосца. Ульф часто вспоминал тот неприятный момент в своей жизни и очень гордился своим другом.

– А ну тихо! Вы слышали?

– Тревога! – Гунгир прокричал ещё раз и ловко сполз по крыше домика на землю.

Двадцать два неплохо экипированных воина, оставив лошадей в укромном месте, во главе с Гаврилой Алексичем высыпали из леса. Крича и размахивая сулицами, они обрушились на скопившихся возле выкопанной ямки свеев, которые, побросав колышки с верёвками, бросились к лагерю. Розовощёкий монах успел ойкнуть и упал на землю, лишившись чувств.

– Господи! Сколько же их тут? – Гаврюша окинул взглядом кишащий людьми неприятельский лагерь, и внизу живота стало неуютно.

Одно лишь успокаивало, пожелание Александра: «Гаврила Алексич, – напутствовал князь, – на тебя вся надежда, как можно больше шума, выскочил из леса, шороху навёл и сразу назад». Вроде, когда смотрел из-за деревьев, неприятеля было в разы меньше. Впрочем, хорошо считать после боя. Свой знаменитый на весь Новгород именной полуторный меч со сложной гардой, купленный у Пахома Ильича за сто соболей, Алексич обнажил, да вот только воспользоваться им не пришлось: опытные бойцы действовали молниеносно. Маленькое копьё, брошенное с десяти-двенадцати шагов, шансов практически не оставляет, и как результат: больше дюжины полуголых тел лежали на земле. Гаврила попятился назад, первая часть плана выполнена, внимание привлекли, теперь обратно в лес.

– М-м-мы, – раздался голос из-под ног.

Новгородец наступил на лежащего ничком на траве монаха, тот пришёл в себя, попытался заорать от боли, но вовремя зажал рот рукой, притворившись убитым.

– Отходим, ребята! – подал команду Гаврила. – А ты, дружок, побежишь со мной.

Алексич перекинул круглый щит за спину, поддал пинка монаху, схватил левой рукой за верёвку рясы и поволок к зарослям, как за спиной завопил прячущийся в траве мальчишка.

– Они схватили отца Лоренцо! На помощь! – надрывался мальчуган.

Служка, состоящий при монахе, с коим священник проводил куда больше времени, чем с остальными, обладал потрясающе звонким голосом. Так что если кто и не увидел, так точно услышал. Любой воинский стан, неважно, разворачивается ли он или наоборот, покидает место стоянки, имеет дозорных и боевое охранение. Можно криво или ровно поставить палатки, гадить, не отходя от них, либо посещать отхожую яму, тут же принимать пищу или столоваться в специально отведённом месте. Выбор в средневековой армии был всегда, за исключением дежурного отряда. Это как «Отче наш» для верующих. Так повелось с крестовых походов. Этакие пограничники, выручающие всех и принимающие на себя первый удар, несли службу при любых обстоятельствах. Подразделение в три десятка бойцов бросилось вдогонку за обидчиками. Не будь рыцарей на важном совещании по выколачиванию денег, может, и обошлось бы. Бежать в малознакомый лесной массив, где за каждым деревом поджидала верная смерть, немного безрассудно. Но дать правильный приказ оказалось некому, а напавших навскидку не так и много. Да что рассуждать, когда наказ ярла оберегать монахов пуще глаза никто не отменял, вот и помчались сыны фьордов на выручку римскому священнику. Стрелки Меши смогли пустить по две-три стрелы каждый, прежде чем оставшиеся в живых свеи сообразили, что на ногах всего да ничего воинов, а полянка, на которую они выскочили, стала похожа на капкан. Спасавшийся бегством противник вдруг развернулся и издал боевой клич: «Новгород!»

Гаврила Алексич снова повёл своих бойцов в атаку. Короткая стычка, и последний противник в дорогой кольчуге, с бронзовой крестовиной на шлеме, отбросив щитом новгородца, ловко крутанул секирой вокруг себя.

– Не подходи! – почему-то по-русски прорычал швед.

– Где-то я тебя, иуда, видел? – Гаврюша приблизился к противнику, пытаясь рассмотреть черты лица через кольчужное полотно шишака.

– Выпустите. Христом Богом клянусь, никого не убью. – Спиридон немного попятился, поигрывая топором.

– По голосу узнал! Ты у вощанника моего воск в долг взял. Ну гнида, плати недоимки!

Гаврюша рубанул наискось по выставленной вперёд ноге, пытаясь одним ударом закончить дело, да только противник оказался не из простых.

– Я, боярин Ярослава Владимировича… Спиридон, – приняв очередной удар на щит, отводя меч в сторону и ухнув секирой в разрез, – давил вас новгородцев и буду давить как клопов.

Вжик! Железо противно заскрежетало. Чешуйка с панциря Алексича слетела, словно бритвой срезало. Новгородец еле успел отскочить. Всем хорош ламеллярный доспех, кроме подобных случаев. Спиридон ещё раз обвёл секирой вокруг себя, чтоб никто не приближался. И тут щит с руки Гаврилы как-то съехал вниз, а он сам, развернувшись вокруг себя на пятке, с силой метнул в противника деревянный диск. Тот врезался в коленную чашечку медной окантовкой и откатился в сторону.

– Ах! – Нога Спиридона подломилась.

Алексич медведя мог заломить, настолько был силён, а щитом не раз сшибал кабана. Так что бросок был отработан. Диск из тополиных дощечек, подобно камню, брошенному из пращи, сломал кость противнику. Предатель осел на траву, рыча от боли, опираясь на одну ногу и щит, который уткнулся в землю.

– Поспешай, Гаврила Алексич! – Фёдор, правая рука боярина, заметил, что свеи один за другим стали облачаться, выдвигая деревянные рогатки навстречу предполагаемой атаке, за которыми замаячили несколько арбалетчиков.

– Тридцать серебряников за воск – оставь себе! – Подобно жалу, клинок метнулся в раскрытый рот Спиридона, брызгами разрывая колечки.

Искусно сплетённая из серебряных, вперемешку с медными кольцами бармица красива, подчёркивает особый статус и выгодно выделяется на фоне мрачного железа, но не совсем функциональна. А уж супротив выкованного из многопакетной компоновки «Сияющему как солнце» меча и вовсе не преграда. Отрубить голову бывшему псковскому боярину да пересесть на лошадей было вообще минутным делом. Как только символ недавней победы водрузился на рогатину Фёдора, стрела с жёлтой лентой устремилась ввысь. Сбыслав Якунович повёл свой отряд с четырьмя десятками ладожан на свейский лагерь. Его поддержали стрелки Меши и охотники, пускавшие срезни навесом, прямо в толпу суетившихся людей, особо не целясь. Главное – частота выстрелов, одна из трёх-четырёх стрел обязательно найдёт свою жертву. И вот, вопли, переходящие в стоны, огласили побережье Ижоры.

– Гоните их к шнекам!

Сбыслав орал, сидя на коне, размахивая огромным топором. Тем самым, с которым предок когда-то посетил Сигтуну. И теперь внук продолжал славные подвиги своего деда, начатые пятьдесят три года назад на берегу озера Меларен. Строй новгородцев бежал и скакал как прибывающая в половодье вода, стремительно и беспощадно, перемалывая любую преграду на пути. Пока свеи были наполовину вооружены и одеты, всё шло точно по плану. Новгородское конное ополчение смяло жидкие ряды шведских воинов и уже орудовало рядом с вытащенными на берег судами, прямо у палаток с навесами, когда поддержка стрелков прекратилась и нарисовался грозный противник – хускарлы.

Фаси на редкость быстро сумел оценить угрозу и не стал спасать избиваемые первые ряды лагеря. Спешно отойдя к кораблям, оставляя как бы ни четверть лагеря противнику, построил наиболее опытных воинов и приказал контратаковать. Как только хускарлы сдвинулись с места, настала очередь позаботиться о серебре, потому что на войне всякое случается.

– Гунгир! Возьми два десятка гребцов и живо отходи от берега. На тебе казна. – Ульф терпеливо ждал, пока застегнут поножи, успевая подавать команды, и громко крикнул: – Коня! Мне надо всё видеть самому.

– Войско решит, что ты собрался сбежать, – тихо сказал кормчий.

– Нет, друг. Добрый рыбак и улов и лодку спасёт. Так я покажу, что буду стоять здесь до конца.

Уже сидя на лошади, Фаси проводил взглядом уходившего Гунгира и полностью отдался бою. Почти сотня закалённых в боях ветеранов вгрызлась в новгородцев, которые из плотного строя превратились в одиночных грабителей, настолько было велико искушение пошурудить в оставленных сундуках. Пятеро ладожан были моментально убиты, трое ранены, и судьба явно не была к ним милостива.

– Строй! Держать строй! – Сбыслав ударил обухом топора по голове подвернувшегося под руку свея, пришпорил подаренную Пахомом Ильичом лошадь и неожиданно оказался в самой гуще врагов.

Бывший жеребец Генриха вдохнул ноздрями запах битвы. Теперь он не был беззащитен, как недавно, под жадным ливонцем. Теперь всё иначе. Пластинчатый доспех, выкрашенный красной краской, прикрывал грудь, налобная пластина с рогами – голову, толстая переплетённая кожа – бока, отборный овёс и заботливая рука конюха сделали из коня красавца. Отчего б не послужить новому хозяину? Переднее копыто опустились на чей-то щит, подминая храброго шведского воина, пытавшегося встать на пути Якуновича. Боевой конь почувствовал одновременный лёгкий толчок в свои бока, наездник потянул на себя уздечку.

«Хозяин предлагает поиграть в солдатиков», – расценил полученную команду конь, вставая на задние ноги.

Лошадь боярина одним своим видом сеяла ужас в рядах неприятеля. Бронированное сорокапудовое чудовище било копытами по головам свеев, почище богатырской палицы. За пять секунд боя возле Сбыслова образовался островок свободного пространства, куда боялась ступить нога человека. Сообразительный шведский воин выхватил из полузатушенного костра, над которым сиротливо покачивался опорожнённый помятый котелок, тлеющую головню и швырнул, целясь в голову коня новгородца. Дымящая коряга брызнула затухающими искрами, рассыпаясь о налобный щиток мелкими угольками, один из которых, прижёг шкуру животного. От внезапной боли конь точно взбесился. Замотал головой, пронзительно заржал и в один скачок сблизился с обидчиком. Наверное, в этот день, в устье Ижорки, жеребец Сбыслава Якуновича был самым злопамятным конём на поле боя. Боярину казалось, что это он управляет лошадью, но дестриэ думал иначе. Метатель угольков дёрнулся влево, ища спасения за щитоносцами, те отпрянули от него как от чёрта. Уворачиваясь от топора новгородца, поскользнулся, еле удерживая равновесие, поднялся и бросился вправо, вновь оказавшись у костра. Попытки улизнуть от возмездия закончились очень скоро. Вопя во всю глотку от полученных ожогов, обидчик лошади сидел на кострище и, при попытке подняться, не без помощи подкованного копыта вновь опускался на угли. Жаль, что безусловная победа новгородского оружия распространилась не по всему полю битвы.

– Наших бьют! – Яков, видя, как одномоментно пали ладожане первой линии, просто озверел. Бросившись вслед за Сбыславом, сразил двух шведов копьём и оказался по левую руку от своего родича. За ним устремились его братья, а вскоре их окружили пешие щитоносцы. Контратака свеев захлебнулась, но и новгородцы не смогли продвинуться вперёд. На мгновение настало шаткое равновесие сил. Резерв, брошенный в центр сражения, мог решить битву в пользу шведов, этим и воспользовался Фаси. Пять рыцарей повели свои отряды, выстраивая новую линию для атаки, пропуская сквозь свои ряды деморализованных воинов, стараясь свежими силами опрокинуть новгородцев. Так же подумал и Александр.

– Вперёд! Бей! – Конная дружина Александра, выскочив из леса, склонила чашу весов сражения в сторону Новгорода. Одновременно с княжьей дружиной, с левого фланга, вперёд пошли бойцы Меши и Гаврилы Алексича, тяжело, прокладывая рогатинами и расчищая топорами на длинных рукоятях дорогу к центру лагеря. Часть кораблей, которые находились со стороны Невы, оказались отрезаны от шведского ледунга. Началась страшная сеча, когда невозможно углядеть, с какой стороны по тебе врежет топор или воткнётся стрела. Наконец мощный удар конницы прорвал правый фланг. Три рыцарских копья, попытавшихся сдержать конную лаву были перемолоты. Ярославович неумолимо продвигался к центру, шатёр Ульфа был уже в сорока шагах и, казалось, что резервов у неприятеля больше нет. За Александром следовали пять конных лучников, поражая стрелами каждого, кто пытался встать на пути князя, пока не попали под прицельный залп арбалетчиков. Снова образовалась куча из раненых лошадей.

Фаси обернулся к реке, верный друг уже отходил от берега, спасая драгоценную казну, но не один. Проклятый Рагнар вместе со швабцем, погрузившись на свои посудины, улепётывали вслед за Гунгиром. Почти сотня великолепно подготовленных воинов покидала сражение, когда они были так необходимы. На других шнеках, принадлежащих норвежским добровольцам, тоже началось шевеление, и вместо того, чтобы встать в строй, стали заносить недавно выгруженные предметы обихода обратно.

– Трусы! – в сердцах воскликнул Ульф. Вот она, помощь союзничков. Как запахло жареным – сразу в кусты. – Римлянин, выше крест. Стоять насмерть!

– Гривну на шею, кто захватит шатёр! – Звонкий голос Александра разнёсся над рядами дружинников.

– Ратмир, ты слышал? – Савва бился плечо к плечу со своим другом. – Я первый!

Две метко пущенные сулицы вонзились в шведских воинов. Друзья бросили своих коней в образовавшуюся брешь. Савве повезло, его лошадь сумела проскочить, конь Ратмира споткнулся и рухнул на траву, поражённый несколькими копьями. Княжий ловчий вылетел из седла, упал на свея, сбив того с ног, и тут же получил удар секирой. Кончик лезвия вспорол кольчугу на спине, нанося глубокую рану.

– Совсем не больно, – сдавливая стон, прохрипел Ратмир, – мне не больно.

Ловчий выхватил короткий нож и бросился на шведа, чья секира была окрашена его кровью.

– Волк Одина! – заорал перепугавшийся свей.

Он видел, как его топор рассёк спину новгородского дружинника, но тот, словно не почувствовал смертельной раны, вновь оказался на ногах. Наёмники прыснули в разные стороны от Ратмира. Троих из них ловчий зарезал ножом. Последнее, что увидел герой, отвлекая на себя охрану командирской палатки, как конь Саввы смял шатёр.

– Твоя гривна. – Ратмир сделал ещё один шаг, врагов рядом не было, качнулся и упал. Бой продолжался.

– Первый! – раздался радостный крик.

Савва обернулся, друга детства рядом не оказалось, рубанул трофейным топором зазевавшегося свея, да так удачно, что противник отлетел на полотно шатра и накренил столбик, на котором крепилась верхушка. Конечно, потом можно было утверждать, что невоспитанные ижорские кроты специально понарыли своих ходов. Иначе, как бы основательно вбитый в землю столб смог накрениться? Как-то смог, да так, что покосившийся шест вскоре рухнул, утягивая за собой всю конструкцию. Мне же кажется, что случилось это потому, что шатёр разместился аккурат над могилой семьи ижорского кузнеца. Вот так Юха и отомстил своим обидчикам.

– Ратмир! Наша взяла! Ратмир… ты что? – Друг лежал весь в крови, улыбался и, казалось, что-то прошептал, перед тем, как навсегда обратить взгляд в голубое небо.

Падение шатра ослабило, но не сломило дух шведского войска. Знамёна Фаси всё ещё развевались за спинами свеев, и линия противостояния стала напоминать колыхающийся на ветру ковыль. Сражение длилось почти час, люди начали уставать. Всё чаще бойцы первых линий отходили назад, перевести дыхание. Многие спешились. Казалось, ещё один напор, и неприятель не выдержит, побежит искать спасения на своих кораблях. Вот только сил и резерва на решающую атаку уже не осталось.

– Поднажмём! Едрить их кочерыжку! Поднажмём! – Сбыслав подбадривал новгородцев.

Правая рука уже еле держала топор, рубаха прилипла к спине от пота. Но вместо растерявшихся, кое-как вооружённых врагов, валявшихся теперь под ногами и позади новгородской рати, напротив стояли озлобленные, готовые биться на смерть, закованные в броню воины севера.

– Якунович, надо что-то придумать, – Яша уже не столько атаковал противника, как пытался уберечь своих братьев от ловких выпадов неприятеля, – свеи стеной стали, не пробиться.

Сбыслав окинул взглядом поле. Дружина Ярославовича, покрошив львиную долю неприятеля, выдохлась и стала отходить, пытаясь перестроиться для нового таранного удара. У Меши ситуация не лучше: как не много было стрел в начале боя, но всему рано или поздно приходит конец. Хуже того, ни брони хорошей, ни умения биться в строю у ушкуйников не наблюдалось. Только сдерживают, не больше. Чуть лучше у Гаврюши, он за корабли бой ведёт и умудряется даже что-то ценное прихватить. А где же Пахом Ильич?

Пахом вывел команду ладьи и приказчиков на правый берег устья реки. До стоящих друг возле дружки судов противника всего двадцать пять саженей – рукой подать. Ка бы не вода. Стоя на невысоком холмике, сражение было видно почти как на ладони, но основное внимание было уделено совершенно другому событию. Три шнеки спешно отходили в сторону Невы, и если на первой были только гребцы, то две последующие, плотно набиты людьми.

– Лексей! Уйдут ведь. Чего ждёшь? – Пахом видел, как я чиркал зажигалкой, пытаясь поджечь бересту, чтобы бросить её в заранее приготовленный горшок с топливом. Заметив столб чёрного дыма, Бренко должен был избавиться от маскировки и спешить к устью, дабы перехватить суда, на которых, по моему мнению, должны были перевозить деньги.

– Да ща! Не кричи под руку, Пахом Ильич.

Бензино-масляная смесь наконец-то полыхнула, обдав меня едким дымом. Сигнал устремился в небо.

– Так, ребята, подсобим нашему повольнику. Слишком вольготно свеи на наших речках устроились. – Пахом приложил приклад самострела к плечу, старательно выцеливая загребного.

Команда Ильича изготовила к бою арбалеты. Пелгуй лишь покачал головой, для его малютки расстояние слишком велико. Шнеке Гунгира не повезло, выпущенные болты проредили её экипаж. Из двадцати гребцов продолжали работать вёслами только семь человек. Но корабль, подгоняемый течением, уже вышел из устья.

– Гуннар, помоги раненым. – Гунгир обернулся к враждебному берегу и потряс кулаком.

На лодках преследователей этот жест приняли по свою душу.

«Марки на том корыте, – подумал Рагнар и подозрительно посмотрел на судно своего подельника, которое отставало на два корпуса, но шустро сокращало расстояние. – Пусть поторопятся, я с удовольствием предоставлю им право взять на ножи беднягу Гунгира». Сам же он даже не удосужился переодеться для боя, так и стоял на корме в своей яркой шёлковой рубахе. Для его отряда поход уже закончился, да и цели у него были несколько иные. Версия же его отплытия для всех: нет обещанной платы – до свидания, пишите грамоты до востребования, – никого не удивила. Норвежцы также не спешили вступить в сражение, собравшись вокруг своих кораблей. «Этот отряд пригодится чуть позже, – продолжал размышлять наёмник, – в сентябре, когда орден выйдет к Изборску». Сам Рагнар знал, что у их капитана был полный план укреплений, который ему продал Спиридон, при активном посредничестве Грота. Не знал только одного, что норвежцы стали третьими, кто купил подобный пергамент. Да и ладно, совсем скоро они снова встретятся, и события на берегах Ингрии уже никого не станут волновать, как тот отрезанный ломоть, выкинули и забыли.

– Ах, …ля, – разнеслось над водой. Сквернословие предводителя готландцев повторили ещё с десяток наёмников.

– Щиты на борт! Живо! – Рагнар моментально среагировал на угрозу, спрятавшись за слугу, который стоял чуть позади него с ростовым щитом. – Быстрее гребите, чёрт бы вас побрал!