Утро стрелецкой казни было, конечно, суровее к своим жертвам. Но и сейчас мне мало не показалось. Я потер ладонью глаза, в которые словно кто-то насыпал песка. Будильник продолжал выводить рокочущую мелодию. С усилием откинув одеяло, я полез ногами в тапки.
Из зеркала в ванной на меня глянула помятая физиономия с прической как у пугала. События позднего вечера и, частично, ночи вспоминались плохо. Не надо было потом пить джин. Но разве Егора остановишь, когда он заведется?.. Я более или менее отчетливо помнил, как играли в бильярд с двумя какими-то студентками. Хотя студентками ли? Документов они, по-моему, не предъявляли. У одной, той самой брюнетки, были джинсы с очень низкой талией, и Егор то и дело норовил приобнять ее сзади. В его ладони почти полностью умещалось то, что располагалось ниже талии.
Я не фанат бильярда, и это еще слабо сказано. Но, к моему величайшему изумлению, первую партию мы с блондинкой (второй студенткой) выиграли. Потом игра продолжилась с переменным успехом. Для куража заказали еще пива, хотя внутрь оно уже практически не лезло. Егор точно поймал кураж, скинул пиджак с галстуком и пел песни на ломаном немецком и английском и плясал гопака. Брюнетку он, кажется, ощупал всю без изъятий. Наш выход из кабачка в моей памяти не отложился. Дальше мы вроде бы всей компанией стояли на улице… да, и пили джин из горлышка бутылки, по очереди.
С хозяйкой заведения, тоже давнишней знакомой Егора, мы простились тепло. Потом куда-то брели. Потом Егор вместе с брюнеткой ненавязчиво испарились… Ах, да, моя блондинка запросилась в боулинг, но я и к боулингу совершенно равнодушен. Вдобавок из головы у меня никак не шли аппаратные переживания. Студентка тотчас же надулась, после чего была без разговоров посажена в маршрутное такси. Домой я прибыл, судя по всему, на автопилоте.
Лица наших спутниц я сейчас, наверное, не вспомнил бы.
– Да, Алексей Николаевич, не надо смешивать напитки, – хрипло сказал я своему отражению в зеркале.
После душа и бритья мне заметно полегчало. Я извлек из шкафа пиджак посвежее (вчерашний болтался на вешалке в прихожей), переложил в карман удостоверение и заторопился на службу. Обычный утренний променад по холодку был весьма кстати.
На верхней ступеньке парламентского крыльца стоял зам управляющего делами Власьев. Его большие, навыкате, глаза по-рачьи озирали каждого с головы до ног. Самый преданный нукер Валентина Юрьевича осуществлял важнейшую миссию: контролировал своевременность прибытия. В руке его на осеннем ветру трепетал блокнотик.
Со стороны парковки одновременно со мной приблизилась Наталья Владиславовна. Власьев явно недружелюбно покосился на ее коротенькое белоснежное пальтишко, купленное этим летом в Италии, и на длинные ноги в колготках цвета «Фуксия».
– Я сегодня вовремя, Андрей Александрович, – ангельским тоном сказала Наталья, вертя в тонких пальчиках брелочек с ключами от новенького «Ниссана».
Власьев не удостоил ее ответом.
Я улыбнулся Наталье и кивнул заму управделами.
– Кофе пить к нам придете, Алексей Николаевич? – поинтересовалась Наталья.
– Приду обязательно, – ответил я. – Набирай пока воду.
В кабинете, повесив куртку в шкаф и проведя расческой по волосам, я отработанным движением запустил компьютер. Ввел парламентский пароль и зашел в Интернет. Перед чашкой кофе, как обычно, хотелось посмотреть свою почту. Служебным ящиком я практически не пользовался – так и не привык: деловую, как и личную переписку вел через старый персональный, которым обзавелся задолго до службы.
На пароль к нему, вводившийся ранее тысячи раз, мой ящик реагировал странно. Машина просигналила мне, что желательно проверить написание. Я проверил, хотя не видел такой нужды. Эти буквы и цифры я помнил лучше, чем номер телефона. Результат не изменился. После пятого подряд ввода и пятого отказа стало понятно, что без технического специалиста тут не обойтись. Я позвонил в нашу компьютерную «скорую помощь», изложил суть и сказал, что буду в помещении напротив, а ключ оставлю в замке.
Чайник урчал, нагреваясь. Витюша приветствовал меня улыбкой и кипой свежей прессы.
– Про нас больше ничего не пишут?
– Про нас нет, а насчет профессора «Канцелярская правда» сообщает, что прокуратура интересуется им и его сыном, – ответил Витюша. – Ссылаются на «Интерксерокс».
– Про агентство я знаю. А в «Канцелярскую правду», похоже, тоже будем опровержение слать.
Горячий и сладкий кофе окончательно вернул меня к жизни. В очередной раз я мысленно пообещал себе никогда не соревноваться с Егором в количестве выпитого – ввиду изначальной и полной обреченности этого занятия.
– Алексей Николаевич, «Фактам и комментариям» уже можно письмо отправлять? – спросила Наталья.
– Подожди чуть-чуть, до особого распоряжения. Ладно?
В дверь поскреблись.
– Да! – крикнул я.
То был не товарищ Толиков, хотя манера казалась похожей. То был наш компьютерщик Пётр Иванович – тихий, дотошный и безотказный работник, лысоватый, полноватый и круглолицый мужчина. Всех коллег по аппарату он охотно консультировал в любое время и по первому требованию.
– Алексей Николаевич, – как-то смущенно произнес он, – можно вас на минутку?
Мы с ним вышли в коридор.
– Что-нибудь секретное? – пошутил я.
– Понимаете, такое впечатление, что ваш ящик взломан, – сказал Пётр Иванович.
– Взломан? Кем?
– Не знаю. Отсюда установить невозможно.
Я взялся за голову.
– Бред какой-то… Кому он нужен – взламывать его? Это что, Пентагон?
– Алексей Николаевич, я простой техник, – начал Пётр Иванович. – И это пока только мое предположение, понимаете? Надо, конечно, еще проверять. Но мой опыт говорит о том, что это – самый правдоподобный вариант.
– Что же делать? Были у нас прецеденты?
– При мне не было. Вы лучше доложите Забегалову, а он решит, кому поручить разбираться. Но на мои слова не ссылайтесь, ладно? Это ведь не подтверждено.
После беседы с Петром Ивановичем я молча допил свой кофе и вернулся в кабинет. Набрал номер Валентина Юрьевича по «вертушке».
– Слушаю вас, – раздался знакомый голос.
– Валентин Юрьевич, доброе утро. Есть разговор на пару минут.
– Поднимайтесь.
На этаже управляющего делами явственно пахло валерьянкой. Запах усиливался по мере приближения к приемной профессора. В самой приемной он сделался просто нестерпимым. Ульяна нервно множила что-то на ксероксе. «Прокламации», – почему-то подумал я. Лариса шепталась с сыном Валентина Юрьевича. При моем появлении они вздрогнули и обернулись.
Для работников аппарата отношения Ларисы и Забегалова-младшего тайной никогда не были. Сам факт наличия Ларисы в приемной управделами злые языки объясняли тем, что Валентин Юрьевич желает более внимательно присмотреться к будущей невестке. Лариса, в свою очередь, доводилась близкой родственницей главе одного из сельских районов.
Я протянул руку Юрию Валентиновичу и увидел легкое смятение у него в глазах. Молодой и перспективный архивист был одет, как всегда, с иголочки и на сей раз очень коротко, почти «под ноль», подстрижен. «Обрили уже», – вспомнилась фраза из «Джентльменов удачи». Я задержал взгляд на Забегалове-младшем, и он пожал мою руку. Ощущение было абсолютно таким же, как от рукопожатия с его папой.
Покинув членов семейного совета, я предстал перед его главой.
– У нас ЧП, Валентин Юрьевич, – бодро доложил я.
Валентин Юрьевич явно удивился. Как правило, я уверял его в том, что у пресс-службы дела идут отлично.
– Похоже, взломан мой ящик электронной почты, – пояснил я.
– Парламентский?
– Нет, личный. Но все наши сотрудники знают, что он использовался для деловой переписки, в том числе с редакциями.
Произнося «с редакциями», я особенно внимательно следил за реакцией управляющего делами. Или я еще мал и глуп, или Забегалов мастерски владел мимикой лица, но уловить хоть что-нибудь необычное я не сумел, как ни старался.
– Вы уверены, Алексей Николаевич?
– По внешним признакам – да.
– Техника вызывали?
– Вызывал, но он ни в чем до конца не уверен, – сказал я, не желая подставлять Петра Ивановича.
Валентин Юрьевич снял трубку «вертушки».
– Вячеслав Алексеевич, зайди ко мне.
Лесных появился тут же, словно стоял и караулил за дверью.
– Алексей Николаевич говорит, что взломан его почтовый ящик, – без предисловий объявил своему второму заму Забегалов. – По-моему, раньше таких случаев в аппарате не было?
Второй зам, насколько я мог судить, растерялся. Его язык жестов, правда, богатством никогда не отличался. Не засуетился Лесных и сейчас, но глаза выдали чиновника. Вячеслав Алексеевич, кажется, был застигнут врасплох и даже несколько напуган. Круг его обязанностей, вообще, не афишировался. Известно было, что входит в них, в том числе, надзор за информационной безопасностью. Лесных говорил мало, улыбался редко, входил и уходил тихо. Мне он порой напоминал приснопамятного Никифора Мефодьевича. Аурой, что ли.
– Валентин Юрьевич, если факт подтвердится, то это уголовная статья, – негромко сказал Лесных. – Что говорят техники?
– Это я у вас должен спросить, что говорят техники, – заметил Забегалов. – Вам разве до сих пор не доложили?
Лесных побагровел. Кровь прилила к его большому лбу.
– Сейчас разберемся, Валентин Юрьевич, – ответил он.
– Разберитесь немедленно и доложите, – приказал управделами. – Алексей Николаевич, я вас вызову.
Заскучать мне и сегодня не дали. Не успел я толком засесть за сводки новостей, как загрохотала внутренняя связь.
– Алексей Николаевич, – по-хамски, как всегда, не здороваясь, выдала мне Светлана Васильевна из приемной вице-спикера Жуликова, – зайдите, пожалуйста, к Сергею Федосеевичу.
Была она старой клюшкой и набитой дурой. Вечно всё путала и забывала – несмотря на то, что записывала в тетрадку. На дверь в кабинет своего шефа ложилась, как на амбразуру, не пуская посторонних и тех, кто без записи. За это качество ее, похоже, до сих пор и держали на должности секретаря.
Зачем меня хочет видеть Жуликов, я в принципе догадывался. Не далее, как позавчера его хорошенечко натянули в программе одного из местных телеканалов. Программа была посвящена борьбе с игроманией, и тема эта была действительно дорога вице-спикеру. В парламенте он отвечал за малый и средний бизнес, являясь председателем соответствующей комиссии. Других направлений работы ему не доверили, помня о том, что в «Ядрёную Россию» он перебежал из оппозиционного патриотического блока. Но одной заурядной комиссии кипучей натуре господина Жуликова явно не хватало, и Сергей Федосеевич уже несколько месяцев подряд мотался по области, создавая общественные приемные на местах. Предприниматели из глубинки встречали его хлебом-солью и стояли в очередь за красными «корочками» заведующего такой приемной.
Параллельно наш энергичный «вице» навалился на игорные заведения. Им, особенно после грозных заявлений из Кремля, он буквально объявил войну. Группа быстрого реагирования под началом Жуликова время от времени, в сопровождении кучи журналистов, бросалась на отдельно стоявшие «ромашки» и опечатывала их (крупные казино депутат не трогал). СМИ трубили о его непримиримой позиции, само собой, получая за это денежку из парламентских фондов. На одну «ромашку» Сергей Федосеевич залез сам ради эффектного кадра, чуть не разодрав брюки на самом интересном месте. Его фото потом обошло все газеты.
После экстремального восхождения, не вся пресса, однако, отозвалась о его действиях восторженно. Мэрия не торопилась прикрывать игорный бизнес на корню, ибо вполне официально получала с него налоги. А неофициально те же «ромашки» крышевал кое-кто из депутатов городского Совета. В общем, за самоуправство Жуликова вызвали повесткой в прокуратуру. Ну, а с критической телепрограммой всё было просто, как дважды два. Вице-спикер элементарно кинул ребят, пообещав им оплатить предыдущий сюжет из своего кармана и, само собой, не оплатил.
– Алексей Николаевич, – заговорил Жуликов, подкатив глаза к потолку, – вы у нас за телевидение отвечаете?
– В каком смысле? – уточнил я.
– За то, что о парламенте рассказывают, вы отвечаете?
– Не всегда. Если парламент платит за это деньги, то да. Если не платит – по ситуации.
– А когда ваши друзья меня поливают грязью – это какая ситуация? – начал заводиться Жуликов.
– Дружить со СМИ – моя обязанность, Сергей Федосеевич, – напомнил я. – Но у вас там, по-моему, какие-то проблемы со студией были.
– А ваша задача – чтобы проблем не было! – заявил вице-спикер.
Я молчал и ждал продолжения концерта.
– К вам мой пресс-секретарь подходил? – продолжал Жуликов.
– Какой пресс-секретарь? – вопросом на вопрос ответил я.
– Девушка!
– Девушка подходила.
– И что вы ей сказали?
– Сказал, что постороннему лицу никаких материалов, тем более видео, не дам, – я посмотрел прямо в глаза депутату. – По должности не обязан. Более того, было распоряжение Виталия Ивановича: перед выборами в Госдуму режим информационной безопасности ужесточить.
– Вы красиво говорить научились, как я погляжу, – вскипел Жуликов.
– Давно этим занимаюсь, – перебил я его, не любезничая.
Жуликов побледнел.
– Да вы что себе позволяете? Мы тут всю вашу деятельность проверим! Надо будет – служебное расследование проведем.
– Проводите, пожалуйста. У вас вся информация? Можно идти? – я приподнялся.
Жуликов без звука переваривал случившееся.
– Если информации больше нет, всего вам доброго.
И я плавно закрыл за собой дверь.
– Ну, и зачем ты этого деятеля взбесил? Он теперь ведь не успокоится, – Семён Маркович укоризненно смотрел на меня.
– Побесится и успокоится, не переживайте, – ответил я. – Думаете, он кому-то нужен?
– Всё-таки зам.
– Такого зама завтра же выгонят, если указание поступит.
– Это верно, конечно. Перебежчиков нигде не любят, – Домашевский вздохнул. – Но ты всё равно круто берешь.
– А не надо на меня свои проблемы перекладывать. Он по частоте упоминаний в СМИ вторым идет, после спикера, – заметил я. – Это как, само собой случилось, без участия пресс-службы и вашего покорного слуги?
– Может, перестарались?
– Без согласия свыше ничего не делали. А что, уже многие про нашу беседу с Жуликовым говорят?
– Говорят отдельные трудящиеся.
– Быстро слух расходится. Вас Шарохин-то нашел?
– Шарохин зря волну поднимает! – Семён Маркович беспокойно задвигался на стуле. – Я же ему сказал: всё верну. И проценты верну – но не те грабительские, которые он хочет! Я знаю, кто его накручивает…
– Можно, Алексей Николаевич? – не дожидаясь ответа, в кабинет уже влетела Алина Вениаминовна.
– Конечно, можно, – радушно улыбнулся я.
– Семён Маркович, мы тут посекретничаем, да? Спасибо, – тоже не дожидаясь ответа, зачастила Тарарыкина.
– Да, я пойду, пожалуй, – закряхтел Семён Маркович, поднимаясь.
Алина Вениаминовна проводила его кислым взглядом и сама притворила дверь.
– Зря вы с Домашевским общаетесь. Озлобленный он человек, тяжелый, – обронила она вскользь.
Я сделал вид, что временно оглох, и выжидающе посмотрел на нее.
– Алексей Николаевич, надо обеспечить освещение конкурса. Ростислав был у вас?
– Был еще вчера. Виталий Иванович говорил об этом раньше. Сделаем.
– Сделайте, Алексей Николаевич. Это важно.
– Особые пожелания будут?
– Ну, какие особые пожелания? Вы профессионал, сами знаете.
Я кивнул.
– А договоры на следующий год Виталий Иванович уже подписал?
– Да, Алина Вениаминовна. Подписал.
– Там с «Канцелярской правдой» всё нормально?
Службой рекламы «Канцелярской правды» руководила сестра Алины Вениаминовны – по манерам и ухваткам точная копия народной избранницы. С каждого договора об освещении деятельности парламента она имела свой бонус.
– Нормально. Не обидели.
– Вот и хорошо. Тогда я пойду, мне еще к лекции подготовиться надо, – заспешила Тарарыкина.
– Диссертацию когда обмывать будем, Алина Вениаминовна? – спросил я вдогон.
– Какую диссертацию? – стушевалась она.
– Вашу. Как же в наше время без диссертации?
– Ой, что вы! Я об этом даже не думаю, – махнула рукой Тарарыкина.
Пользуясь тактической паузой, я выудил из кармана ключ и отомкнул ящик стола. Служебная записка была на месте, но мне показалось, что большой красный маркер лежал не там, где я его вчера оставил. Я повертел лист бумаги в руках, внимательно изучил его на свет. Никаких следов, понятное дело, на нем не обнаружилось.
«Так, знаете, до паранойи недалеко», – подумал я и позвонил в первую приемную. Ответила мне на этот раз Алевтина Викторовна. Выяснилось, что Виталий Иванович побыл у себя лишь минут десять и уехал в администрацию. Рвалась к нему толпа желающих, включая разных депутатов, но все напрасно. В такой обстановке о личной аудиенции мечтать не приходилось.
– Алексей Николаевич, а что у вас, важное? – спросила Алевтина Викторовна.
– Служебка, – немного поколебавшись, ответил я.
– Если очень надо, вы занесите и оставьте у него на столе, на видном месте, – посоветовала она. – А я ему скажу, как только он придет.
Видимо, я долго размышлял, прежде чем решиться, потому что Алевтина Викторовна добавила:
– Вы не думайте, я читать не буду.
Иного способа оперативно донести свое мнение до спикера, наверное, не было. Конечно, я понимал, что Алевтина Викторовна тоже не с дуба упала в аппарат. Кому она доложит о моей бумаге, оставалось только гадать. «А пошли они все!» – чуть не сказал я вслух, но секретарше ответил:
– Занесу.
О проекте
О подписке