К такому обороту я был не готов. В мое время студентки на иномарках не ездили. Успел лишь запомнить номер автомобиля и разглядеть за рулем парня в какой-то особо разлапистой меховой шапке. Пришлось констатировать, что «клончик» у меня получился не промах, а встреча с ее мамой – откладывается на неопределенный срок.

Впрочем, человек с научным складом ума и достаточным терпением может извлечь полезный результат из любого стечения обстоятельств. Проводив взглядом иномарку, заглянул в предбанник ректората, где без особого труда сопоставил график перемещений моей новой знакомой с общеуниверситетским расписанием занятий. Вычислить группу, в которой она учится, не составило большого труда. Утром девушка шла в корпус №7 – там в этот день начинали занятие 46 студенческих групп. В первый корпус, куда она направилась на вторую пару, из седьмого переместилось четыре группы. Из этих четырех третья пара в пятом корпусе, от дверей которого моя подопечная уехала на иномарке, была только в одной группе. Следовательно, в ней-то она и училась. Все очень просто, как дважды два – четыре.

Теперь с понедельника по субботу в первой половине дня я мог найти ее в любую минуту, но это мало приблизило меня к первопричине моих изысканий – к Оле-Гале-Вере. Оказывается, современные девушки ведут весьма светский образ жизни. В тех случаях, когда парень в разлапистой шапке не увозил ее на «аудимобиле» в неизвестном направлении, она то направлялась с подругами в студенческое «Кафе-мороженое» по часу щебетать о чем-то удивительно упоительном – насколько я мог судить, глянув мимоходом через витрину. То шла в спортивный комплекс с сумкой, из которой торчала массивная рукоятка теннисной ракетки – минимум, на полтора часа. Либо оседала в «фитнес-центре» – тоже не менее часа. Либо подряд первое, второе и третье с последующей потерей ее следов в сутолоке расплодившихся супермаркетов, в толкотне которых я совершенно не ориентировался.

Короче говоря, слежка за собственной дочерью (в том, что она моя дочь, я уже совершенно не сомневался) оказалась довольно утомительным занятием.

Но и увлекательным! Согласитесь, что может быть более волнующим, чем прослеживать ту ариаднину нить, которую прокладывает по каменным джунглям современного города юная леди, и не просто юная, но симпатичная, умеющая себя подать, модная, и эта девушка – ломтик родной мне плоти! И вокруг нее роятся подруги, молодые люди, взрослые мужчины! И мне поневоле приходится угадывать, какие отношения с кем из них ее могут связывать, кто из них может оказаться ее кавалером, женихом, другом? Прилагая свой собственный скудный опыт, примерять, насколько далеко могли зайти их отношения? Регистрировать то неожиданную холодность «аудивладельца», то старомодную куртуазность дядьки моих лет, разъезжающего на шикарном «мерине» и регулярно подбрасывающего ее к спорткомплексу – этот-то куда лезет? Отмечать скользящий поцелуй-расставание с пареньком-однокурсником на троллейбусной остановке. Радоваться, видя, какой бодрой, радостной, оживленной выходит она из бассейна, и гадать, кто из них, из вьющихся вокруг нее самцов, вселил задор в эти веселые, с прищуром глаза, заставил зардеться щеки?

Оценивать, насколько повышает ее котировку новая куртка или сапожки, перехватывать взгляды других мужчин, то плотоядно обволакивающие магические линии ее бедер, туго обтянутых джинсовой тканью, то загорающиеся при виде ее мордашки! Честное слово, во время этих моих «розыскных мероприятий» часы летели для меня незаметно, и каждый вечер, подводя итоги своих изысканий, я радовался, как ребенок, если мне удавалось хотя бы на шаг приблизиться к ней ближе, чем вчера, или она взглянула на меня хоть чуточку добрее, либо не с такой презрительной гримаской ускользнула в переполненном зале какого-нибудь супермаркета.

Конечно, мне было страшно неудобно. Она меня частенько замечала, и, заметив, глядела, мягко говоря, с недоумением. А один раз, нащупав взором в уличном потоке мою фигуру, неожиданно и с вызовом принялась целоваться со своим спутником прямо посреди улицы. Быстро взглядывала на меня и вновь демонстративно впивалась ошалевшему «аудивладельцу» в губы, наваливалась на него грудью, толкала коленками и с любопытством косилась на мою физиономию с отпавшей челюстью.

Если она в своих перемещениях по городу оставалась одна, то вполне предугадываемо и вполне успешно старалась от меня избавиться. Зимой рано темнеет; это обстоятельство приносило чисто визуальные трудности. Пришлось приноравливаться, изучать азы наружного наблюдения. К примеру, оказалось, что человек ведет себя достаточно нервно, если следовать за ним по его пятам по той же стороне улицы. Но стоит перейти на противоположную, как он успокаивается. И это наблюдение в дальнейшем мне очень помогло. И не только мне.

В тот вечер она возвращалась от подруги, жившей в старом, как сейчас принято выражаться, «депрессивном» микрорайоне: редкие прохожие, обветшалые стены хрущевских пятиэтажек, разбитые фонари и узкие тропинки между грязноватых сугробов. То и дело болтала по мобильнику и мела сумочкой на длинном ремешке свежевыпавший снег. Я шел по противоположной стороне улицы, вдоль покосившихся хибар частного сектора, где освещения не было совсем и меня невозможно было заметить. Во всяком случае, «охотники за мобильниками» меня точно не увидели. Они выскочили, как чертята из табакерки, из-за какой-то будки, догнали ее сзади, толкнули в сугроб, один принялся душить шарфом, другой, отдирая пуговицы, рванул на ней пальто, обнажая беззащитно вскинутые коленки, начал поспешно обшаривать карманы, выхватил из рук мобильный телефон, метнулся прочь. Мне достаточно было лишь чуть-чуть ускорить шаг и перейти на другую сторону улицы, чтобы он с разбегу ткнулся сопливым рыльцем мне в грудь. Я неспешно поймал его за ухо и процедил:

– Быстро верни девушке трубку и извинись!

Видимо, за годы жизни на Севере в моем лице сформировалось какие-то такие черты, которые заставляют самых разнообразных людей призадуматься о суетности бытия. Недоумок по-щенячьи взвизгнул, дернулся, швырнул мобильник под ноги и, скользя кроссовками по обледенелому асфальту, засеменил прочь. Его напарничек отцепился от шарфа и пятился, патетически размахивая перед собой перочинным ножиком. Видимо, сильно впечатлился моей физиономией покорителя Арктики. Сцена получилась до постыдности пошлая, почти как в «Данди Крокодиле», – кино, которое я во время зимовок смотрел и пересматривал раз пять точно.

Я подобрал телефон и направился к девушке.

Когда та меня увидела, рот ее приоткрылся, и она подскочила так, словно из сугроба в нее плеснули кипятком.

– Не походите! – «ребенок-клонёнок» пятилась от меня, отступая вслед за своими недавними обидчиками, и оглядывалась, тщательно регулируя дистанцию так, чтобы быть где-то на равных расстояниях от меня и от них.

– Да не бойся! – пробормотал я. – Не сделаю ничего плохого! – но в полутьме все три силуэта постепенно сливались воедино, превращаясь в маленькую настороженную стайку. Любопытная, наверное, со стороны картина! Хоть монументальное полотно пиши: «Конфликт поколений» или «Старое против нового». Более дурацкую ситуацию и придумать-то трудно. – Возьмите мобильник! – перешел я на «вы», но вся троица лишь прибавила ходу.

Вдали, за перекрестком, начинали мельтешить гирлянды огней большого городского проспекта. Мы так и шли целый квартал: я с мобильной трубкой в вытянутой руке, шагах в десяти передо мной, пятясь вполоборота и загребая высокими каблуками снег, девушка, а еще шагах в пяти перед нею – оба недоумка, часто и недобро оглядываясь.

Уже вблизи проспекта, когда я попытался сократить дистанцию, девушка отчаянно пискнула:

– Я буду кричать! – подбежала к проезжей части и принялась голосовать. Юных и одиноких дамочек подсаживают охотно. Я даже не успел второй раз предложить ей забрать мобильник. Оба шпаненка, еще раз «сфотографировав» меня зыркалами, ссутулились и нырнули в темный провал какого-то переулка. Я опять остался один, с холодным телефоном в озябшей руке.

Очевидно, моя пинкертоновская деятельность привела-таки к легкой простуде. Приехав домой, почувствовал легкий озноб. Кутаясь в плед, в пустой и холодной квартире, не включая свет, я грел чайник и размышлял над тем, осталась ли у меня хотя бы ложка малинового варенья. Мобильник в кармане куртки раза три проверещал первые такты популярной мелодии прежде, чем я понял, что это – вызов.

– Почему вы меня преследуете? – хрипловато каркнула откинутая крышка.

– С чего вы взяли? Никто вас не преследует!

– Послушайте! Вы мне в отцы годитесь, если не в дедушки! Что вы таскаетесь за мной вторую неделю?

– О чем вы? Это какое-то недоразумение! – когда надо, я умею делать «морду кирпичом».

– Не держите меня за лохушку! Неужели вы думаете, что я слепая?

– Ничего я не думаю! Заберите свою трубку!

– Я не хочу вас больше видеть! Вы меня достали, слышите, вы?!

– Отлично! Скажите мне адрес, я вам вышлю мобильник почтой.

– Не хватало мне, чтобы вы меня еще и у подъезда стерегли! Отдадите завтра в каком-нибудь людном месте!

– В каком? – вполне безразлично переспросил я.

– Ну, скажем… – безразличный тон немного охладил пыл моей собеседницы, и после некоторого колебания «клончик» назвала студенческое кафе возле университета: – В половину второго пополудни!

– О кей! – буркнул ей в ответ, резким щелчком крышки мобильника давая понять, что не люблю разговоров в таком тоне.

«Фламенко» во времена моей юности было самым обычным кафе. Мы бегали туда после занятий почавкать по дешевке, когда неохота было толкаться в очереди в студенческой столовой. Сейчас внутренность этого заведения отделали розовыми панелями, поставили барную стойку и разрешили курить. В результате этих нововведений заведение перешло в разряд престижных. Во всяком случае, в обеденный час здесь имелись пустые столики; только две или три шикующих молодежных компании вразнобой гомонили, сидя возле заставленных пластиковыми бутылками столов.

Я пристроился возле стойки и заказал чашечку кофе. В голове было пусто, и как ни старался продумать линию предстоящего разговора, ничего дельного на ум не приходило.

Девушка-клон прибыла почти без опоздания, кивнула кому-то в зале и прошла прямо ко мне. Я молча выложил телефон на стойку.

– Спасибо! – взгляд девушки в этот момент мог бы опрокинуть бронированный сейф. – Вчера вы меня очень выручили!

– Ерунда! Часто с вами такое приключается?

– Не знаю. Обычно я стараюсь одна по таким тмутараканям не ходить.

– Значит, вам все-таки повезло, что вы оказались не одна. Кофе хочешь? – я светски-небрежно перешел на «ты» и сам удивился, насколько это у меня естественно получилось. В студенческие годы в таких случаях страшно тушевался.

Сработало: девушка присела на соседний табурет, пальто на ней распахнулось, я невольно взглянул на ее ноги – на ней была очень короткая юбка, почти не скрывающая стройных, в меру и красиво «накаченных» бедер. Еще пара чашечек каппучино стоила мне последних сбережений.

– Если честно, мне совсем не нравится, что вы меня выслеживаете, – уже не так уверенно пробормотала моя визави. – Вы думали хотя бы о том, что я могу, скажем, пожаловаться в милицию?

– Нет! – мне такой вариант действительно не приходил в голову. Но на всякий случай вернулся к обращению на «вы»: – С какой стати вам на меня жаловаться? Наверное, вы просто немного мнительны. Правда, и я обратил внимание на вас. За последние дни вы попадались пару раз мне на глаза. Но, как видите, не закатываю из-за этого истерики, – не ошеломлять же с ходу эту девчонку признаниями о своем гипотетическом отцовстве и не выкладывать ей «сказания старины далекой» про то, с какими муками в далекие постперестроечные времена застенчивые «ботаны» расставались с застарелой девственностью? Придет время, сама все поймет. А то, чего доброго, действительно сочтет меня за шизофреника. – Рад, что все так хорошо обернулось, – вынес я резюмирующее постановление. Принесли кофе, девушка настороженно поднесла чашечку к губам и, таким образом, можно было не бояться, что она немедленно схватит телефон и укоздыляет прочь на своих длинных красивых ногах.

– Извините, если я вчера говорила слишком резко. Вы действительно можете испугать кого угодно. Ночью, откуда-то из подворотни! С таким лицом! Вы перепугали даже этих отморозков! – она хихикнула. «А какое лицо должно быть у отца, когда он видит, как убивают его дочь?» – чуть было не выпалил я, но взамен этого с налетом кокетства промямлил:

– Неужели у меня был такой страшный вид?

– Еще бы! Ну, не страшный… Но, такой, впечатляющий! Как они побежали! Ой, что это?

– Морская свинка, – пушистый зверек отогрелся в нагрудном кармане моей куртки и высунул любопытную мордочку у меня из-за пазухи. – У нас на станции юннатов за долги отключают отопление, и я перетаскиваю всякую живность к себе домой, чтоб не вымерзла, как мамонты.

– Так, значит, вы не маньяк?

– Нет, конечно! Всего лишь методист-натуралист, вожусь со всякой живностью, заготовленной для биологических штудий школоты нашим министерством образования…!

– Извините! – в голосе ее наконец-то послышалось облегчение. – А я, честное слово, решила, что вас, как бы, интересуют девушки. Понимаете, есть такие мужчины… В общем… Ну, их не просто интересуют, – замялась моя визави, и я не упустил шанс чуточку подтрунить над ней:

– Экая же вы романтичная особа!

– Не смейтесь надо мной! А почему вы их за пазухой перетаскиваете, а не в клетках?

– А как же еще? Мороз! Если в клетке нести, то они сразу простудятся и погибнут!

– А вы дадите мне ее погладить?

– Ради бога! – я выгрузил грызуна на стойку и отпустил в распоряжение девичьих лап.

– Прелесть! И много их у вас еще?

– Шесть штук. Попугаев с осени раздали на зиму кружковцам, а хомяки и свинки, как мы понадеялись, перезимуют и так.

– А мне вы пару штучек на зимнее хранение можете выдать? А я взамен помогу перевезти их всех разом, в теплой машине.

– Запросто!

Моя собеседница ухватилась за телефон и принялась названивать, видимо, тому самому парню в разлапистой шапке, но через пару минут отложила трубку немного обескураженная. Надо так полагать, «аудивладелец» еще не был настолько приручен, чтобы предоставлять продукцию германского автопрома для перевозки четвероногой живности – в его годы предпочитают двуногую.

– Все равно мы вам поможем! – заключила юная почитательница природы. – Когда можно будет забрать у вас парочку свинок?

– Да хоть сейчас. Отсюда до нашей станции пять минут хода, – мы допили кофе и отправились ко мне на работу.

Станция юннатов располагалась посреди полузаброшенного сада, по-декабрьски одетого в иней и снеговую опушку, и когда мы вошли в калитку, моя спутница только ахнула:

– Как здорово! У вас тут кино снимать можно! – она забежала вперед и, запрокинув голову, стряхнула себе на лицо несколько роскошных хлопьев снега с ближайших веток. – «Зимняя сказка», или что-нибудь еще в этом роде, – и лишь поднявшись на крыльцо нашей конторы и по какому-то особому, свойственному только пустым, брошенным домам эху уловив, что внутри никого нет, обернулась ко мне и коротко хохотнула:

– Вот я и попалась! Заманил-таки! – и, не дожидаясь моего ответа, уверенно потянула на себя ручку двери.

– Просто у нас обед, – успокоил я ее, не уточнив, что на зиму методический штат станции сокращается до одного человека.

Пока Ирина любовалась нашим мини-дендрарием и тормошила длинным пальцем с кроваво-алым ногтем полусонных хомячков в клетке, я изобразил из себя серьезного дядечку. Сел за стол и начал линовать страничку в ежедневнике, старательно делая вид, что меня вовсе не волнуют ни она сама, ни каблучки ее ботиков, цокающие по крашенным деревянным половицам, ни стройные, мускулисто рельефные лодыжки, затянутые в золотящиеся колготки, ни звонкий голосок, щекочущий где-то возле самого сердца…