Несмотря на затяжную весну, контуры предстоящего лета с каждым днем вырисовывались все четче. Поглощенную сексом Блудову выгнали из Плешки, и, маясь от безделья, она трахалась с удвоенной энергией. Встречаться с ней надоело, и на каникулах я мечтал разнообразить личную жизнь. Мне повезло: родители подарили путевку на юг. Радость омрачала задержка у Марины месячных, хотя это у нее случалось и раньше. Расценив факт, как временную неприятность, я умчался навстречу новым приключениям.

Молодежное крыло нашей группы составляли я, две Тани и мальчик Саша. Испытывая обоюдное желание замутить с девчонками, я и Саша подружились. Ухаживать за девушками оказалось выгодно: каждый получал номер с телкой в придачу.

Время под жарким абхазским солнцем бежало быстро. Мы добросовестно обхаживали подруг, не получая взаимности. Однажды на столе для почты я увидел единственную телеграмму. Депеш не ждал, но почему-то развернул листок. В графе «адресат» стояла моя фамилия, а дальше одна фраза: «Поздравления марте. Марина». Предвидя недоброе, я загнул пальцы и офигел: март выходил девятым. Залетели!

День я провел мучаясь вопросом, кто виноват и что делать. Крайним, учитывая похотливость Блудовой, мог быть совсем и не я, однако затупить смелости не хватало. Если узнают ее родители, грядет большущий скандал. Марина отдыхала в Геленджике, и по дороге в Москву я решил заехать к ней.

Вечер мой традиционно проходил со Злобиной. Не смотря на решительные приставания, она, как Жана Д’Арк, бастион не сдавала. Я не выдержал: «Будешь ломаться – уйду!», но уйти не мог – Сашка в нашем номере клеил ее подругу – и, отвернулся.

Прижавшись ко мне, Таня зашептала:

‒ Леш, ты спишь? Я, кажется, тебя хочу.

Это «кажется» переполнило чашу моего терпения и, огрызнувшись, я провалился в тяжелый сон.

В Геленджике, не найдя Марину в палате, я отправился на пляж. Она лежала на волнорезе с двумя обалдуями. Снова подумал: «А твой ли «мальчик?»

Заметив меня, Марина бросила кавалеров.

‒ Привет. Надо поговорить, – сказал я.

‒ Потом. Пока соседка лечится, идем в номер! Получив каждый свое, мы уселись в тени куста.

‒ А я рожу! – заявила Марина. – Из института выгнали, делать нечего. Заодно и поженимся, правда? Ты же не бросишь девушку в положении?

«Жениться? Не знаю, как от тебя избавиться!» – вздрогнул я и сказал. ‒ Конечно женюсь, но дети? Попрепиравшись, мы решили, что ребенка нам заводить рано, а надо вернуться и втайне от родителей сделать аборт. Оставив Марину, я уехал.

Дома предстояло решить две проблемы. Во-первых, куда пристроить Блудову, а во-вторых, как сделать так, чтобы ее мама-врач ни о чем не догадалась. Ответов я не знал и, коротая вечер, позвонил Таньке с «юга». Она обрадовалась и позвала в гости, благо предки отдыхали. Засидевшись, я остался на ночь, однако любви, как и прежде, не добился.

Чувствуя вину, Таня утром оправдывалась:

‒ Не смогла я! – и добавила: ‒ В Сухуми предлагала – сам не захотел! Но мы же все равно друзья?

‒ Друзья…, ‒ протянул я и понял, куда поселю Марину.

‒ Пусть живет, ‒ без радости ответила хозяйка.

‒ Спасибо, Танюша, выручила! – я безразлично, чмокнул Злобину и поблагодарил провидение: «А дала бы ночью – ни за чтобы не согласилась!» .

‒ Куда едем? – спросила Блудова на вокзале.

‒ К знакомой. Поживешь пока там.

‒ Трахался с ней?

‒ Ты что! – я не врал и возмущался искренне.

Марина не поверила и, сидя на кухне, с интересом рассматривала Злобину. Воздух трещал от разрядов. Каждая из девушек считала другую блядью. Блудова хозяйку – как вероятную конкурентку, а Танька ее – за смелость, которой не хватило самой.

Пристроив Блудову, я собрался уйти.

‒ Оставляешь меня? – театрально возмутилась Марина. ‒ Я тоже домой. Родителям сюрприз будет!

Злобина молчала, а Блудова не унималась:

‒ Не вижу проблемы. Пусть Татьяна постелет нам и дело с концом.

– У тебя во всем конец! ‒ мрачно пошутил я.

Застелив кровать, где накануне держала оборону, Злобина, не прощаясь, вышла из комнаты.

Угомонить Блудову без секса не получилось.

‒ Хозяйки стесняешься? – съязвила она.

Доказывая обратное, я загнул ее. Марина орала, как никогда громко, и Танька за стенкой, не напрягая воображение, представляла все в красках.

Утром я с трудом узнал Таню. С распухшим от слез лицом и темными кругами возле глаз, выглядела она ужасно. Блудова ликовала. Я сохранял уверенный нейтралитет. В конце концов дружить предложила она, а помочь товарищу – первая заповедь.

Днем мы поехали в женскую консультацию. Там Марину поставили на учет, определили срок, а вместо аборта послали за мамой. Затея провалилась, и она сдалась родителям.

Неделю я жил в тревожном ожидании звонка ее отца. Но телефон молчал, а когда зазвонил, в трубке послышался бодрый Маринин голос:

‒ Привет! Вчера выписали. Скоро можно будет.

‒ Что можно?

‒ Ты дурак?

Расставшись с Блудовой, я вздохнул облегченно. Продолжать спать с ней – это как бежать по минному полю, с которого так удачно выбрался.

‒ Еще немного побаливает и тянет, – продолжала Марина. – Маманя договорилась, сделали хорошо, под наркозом, ‒ и опережая возражения, успокоила: ‒ Папа ничего не знает, ему наврали про воспаление, а мама свой человек. Не бойся. Приезжай. Я соскучилась и хочу тебя!

Я положил трубку – Блудова осталась в моем прошлом, и встречаться с ней я не собирался.

Татьяну я увидел в 1987 году, когда освободившись из лагеря, восстанавливал старые связи. Многие девушки вышли замуж, Касацкую смущало мое прошлое, а Злобина, заинтригованная долгим отсутствием, согласилась встретиться. Она окончила пищевой и по протекции папы устроилась в Моссовет.

Мы сидели в кафе «Космос». За время, что не виделись, Таня превратилась в красивую женщину. Современная, модно и со вкусом одетая, она не походила на измученную ревностью девочку, которую я знал тогда.

Попивая шампанское, мы расслабились, и, вспомнив ту ночевку, я спросил:

‒ Почему не дала тогда? Не ври, что не нравился! Ты всю ночь ревела, слушая стоны Блудовой.

‒ Тогда не знала, что это. Боялась.

‒ Девственницей была?

‒ А ты не понял?

‒ Нет. Исправил кто? – я почувствовал досаду.

‒ Какой любопытный! – она улыбнулась. – Брат двоюродный. Заехал, когда вы ушли. Я напилась и его попросила. Не могла больше мучиться!

‒ Сейчас с кем? – я добивался ясности.

‒ Любовница. Он старше отца, хотя ловелас ужасный. Когда я в отпуске или командировке, к нему подруга ездит, чтобы не таскался. Пусть лучше с ней.

Такой цинизм удивил: в памяти она осталась плачущей от обиды девочкой.

Осенью мы встретились снова. Татьяна напилась и, глядя шальными глазами, повторяла:

– Ты мужик или нет? Когда меня трахнешь? Хочешь, сейчас поедем? Только папика проверю!

Таня вышла позвонить, а вернувшись, заявила:

– Извини, не сегодня.

На «Пушкинской» мы разошлись. Я поехал домой, а она к своему папику.

Прошло пять лет, однако досада не отпускала – трахнуть Таньку я хотел из принципа. Случай представился в 1992-м. Работая сторожем в спортивном комплексе, я не грустил в одиночестве. Ночная сауна входила в моду и женщины стояли в очередь. Дошло и до Злобиной. Встретив ее, я поразился. Вместо цветущей, шикарно одетой девушки из автобуса вылезла неказистая старушенция в китайском пуховике.

‒ Привет, ‒ воняя дешевыми сигаретами, она прижалась ко мне щекой, однако главное разочарование ждало впереди. Раздев ее, я брезгливо осмотрел тело в мелких прыщиках, отвисшие груди и поморщился. Мы уединились. Не смотря на мотивацию, мое достоинство никак не реагировало на Танькину наготу. Поняв причину, она опустилась на колени.

‒ Долго ждал! ‒ освободив рот, сказала Таня.

Вернемся в далекий 1983 год. Расставшись с Блудовой (как казалось навсегда), я нашел ей замену. Наташа Касацкая, героиня ночных грез первого курса, подходила на эту роль. Получив первый опыт, она грустила в одиночестве, ожидая нового кавалера.

Наташа долго меня не мурыжила. Как практичная еврейка, она хотела замуж, а узнав про семью, остановилась на моей кандидатуре. Встречи с ней проходили одинаково. Я приезжал утром, мы трахались до прихода ее отца и брали тайм-аут. Папа обедал, уходил, и программа повторялась, Секс на Камасутру не тянул и разнообразием поз не отличался. Наташа ложилась на спину и, закрыв глаза, отдавалась. В отличие от Блудовой, ее волновал только результат. Заявив, что аборт не сделает, она терпеливо ждала беременности и загса. Уже наученный, я вычислял «опасные» дни, делал другие глупости и жениться на ней не собирался.

Четвертый курс приближался к Новому году. Погода не радовала, улицы превратились в коктейль из мокрого снега, зима тупила и не хотела наступать. Настроение соответствовало аномалии – я хандрил.

Касацкая надоела и уже не возбуждала. Большая грудь ее без лифчика свисала на живот. Чтобы не портить впечатление, я просил Наташу не снимать бюстгальтер, скрывающий заодно волоски, торчащие из сосков, как цветы в клумбе. Разглядывая мозоль, натертую в ее зарослях, я с ностальгией вспоминал бритый лобок Блудовой. В декабре я позвонил ей.

1984 год мы встретили у Марины. Уединялись, как и прежде, в ванной, куда похотливая Блудова, потеряв всякий стыд и осторожность, таскала меня всю ночь. Тогда я еще не знал, что в этом году поставлю точку в наших отношениях и фингал на ее face.

Весной вернулись знакомые хлопоты. Блудова понесла, рыдая, просилась замуж и, сделав аборт, опять меня не бросила. В отсутствие родителей я часто ночевал у нее. Однажды Марина заявила, что днем идет в гости – встречать одноклассника из армии, а вечером будет рада мне снова.

Выспавшись, в сумерках, я бодро жал кнопку звонка. Дверь не открывали. Я прислушался. В квартире, как и в подъезде, царила тишина. На улице, посмотрев в верх, обнаружил окно спальни открытым. Выходя из дома, по просьбе Блудовой, я закрыл его на шпингалет. Из автомата набрал номер. Трубку также никто не взял, однако утром я дозвонился.

‒ Привет, ‒ ответила она сонно, ‒ вчера в гостях напилась и дома отрубилась. А, ты приезжал, да?

Случай тот я быстро забыл, однако Блудова напомнила. Не достигнув в очередной раз консенсуса в вопросах семьи и брака, Марина истерила.

‒ Ты думаешь я никому не нужна? Заблуждаешься! Когда ты ночью ломился, я не одна спала! – она зарыдала, но быстро взяла себя в руки: ‒ Прости. Это нервы. Наговорила бог знает, что. Не верь! Я просто замуж хочу и люблю тебя!

Осенью в «Клешне» я встретил Коровина – того самого дембеля. Допив пиво, мы освободили тару.

‒ Я слышал, ты с Блудовой трешься? – Серега ловко под столом разлил в кружки портвейн и продолжил: – Блядь она. Когда ты летом в дверь звонил, мы рядом лежали. Хотел посмотреть – она не пустила. «Ошибся кто-то, – говорит, – сам уйдет!» Извини!

То ли «Три семерки», то ли сказанное Коровиным ударило в голову. Простить дурацкое положение обманутого любовника я не мог и, расплатившись, не зная, что скажу или сделаю, поехал к ней.

Открыв дверь, Марина впустила меня.

– С кем накушался? Воняет за версту!

‒ Коровина встретил.

‒ Как Сережа? – улыбнулась она.

Блудова не смутилась, не побледнела, не испугалась. Насмешливое выражение ее лица говорило: «Мне глубоко наплевать, что он рассказал, и теперь ты все знаешь!»

Возбужденные вином части моего тела зажили самостоятельной жизнью. Правая рука взлетела и звонкой пощечиной сильно ударила шлюху по лицу. Она вскрикнула и, присев, закрыла голову руками. «Прибил!» – не дожидаясь лифта, я бросился вниз по лестнице, выскочил из подъезда и побежал прочь.

Как и год назад, снова ждал звонка ее папы, ментов или кого-то еще грозного и скандального. Измучившись неизвестностью, попросил товарища под видом поклонника позвонить ей.

‒ Кокетничает, веселая! – успокоил он.

‒ Обошлось, порок неистребим! ‒ облегченно выдохнул я и поехал на рандеву с Касацкой.

Пройдут годы. Блудова пару раз выйдет замуж, родит дочь и будет пополнять инстаграмм фотками с очередного с юбилея.

Наташа составит выгодную партию с отпрыском директора завода, однако в 90-е разведется и уедет в Израиль к своим многочисленным родственникам