Она сонно улыбнулась ему в ответ и кивнула головой. Алдор отвернулся. Надо лечить её, как-то надо лечить её. Что-то надо придумать. Может быть, самому сходить в Ротбург, найти врача, спросить какие-нибудь лекарства? Нужны деньги, всё у Корвина, он вряд ли даст на это… Надо поговорить… Найти какие-то слова, чтобы достучаться до него, в конце концов, он продал лошадь Алдора, значит, и часть денег должна была быть его. А он и гроша не видел. Надо поговорить, забрать у него хоть немного денег…

* * * * *

Алдор возвращался из Ротбурга на следующий день уже ближе к вечеру. Ему всё же удалось выпросить у Корвина немного денег, в Ротбурге он нашёл врача (чего это ему стоило в незнакомом городе!), сумел купить какие-то травы и микстуры. Врач, конечно, сам хотел видеть больного, но Алдор сослался на то, что он неместный. Сейчас торопился. Дождался ранних сумерек, чтобы никто не видел его на дороге, свернул в лес.

Когда поднялся в пещеру, был уже вечер. Корвин сидел у огня, подбрасывал дрова, заметив Алдора, поднял глаза и ничего не ответил на приветствие.

– Ты уже ел что-нибудь? – спросил Алдор, весь этот день он не ел ничего, берёг деньги на лекарства.

– Вот там смотри… – Корвин только дёрнул подбородком в сторону сумок у стены. Сам даже не посмотрел.

– Ты не стал меня ждать? – Алдор нашёл свой хлеб, разломал его на две части, одну стал есть, откусывая, присел на камень. – Как вы тут?

– Отлично… – Корвин возился с огнём, голос его уже не был тем хмурым, каким был все эти дни, но и не был оптимистичным, как бывало когда-то.

– Я видел их… По виду и не скажешь, просто переодетые крестьяне, торгаши, но держатся они всё равно как-то по-другому… Плечи, стать… Как голову держат… Видно, что военные! Только как они думают узнать её? Они что, все знают её в лицо? Сколько б их тогда надо было по всем городам?

– Они не во всех городах… – Корвин впервые посмотрел ему в лицо, но взгляд его всё равно был непрямым, просто скользнул по глазам. – Они только на границе… На всех дорогах, поди, шныряют…

– М-м-м… – Алдор молча доедал остатки хлеба, попил воды. За этот день, проведённый на ногах, он смертельно устал, а ведь надо ещё довести дело до конца, сварить травы, что принёс.

Алдор нашёл вторую половину своего хлеба и пошёл в угол, где сегодня расположилась Вэллия. Обычно она всегда ближе была у огня, а на этот раз забилась в угол. В полумраке пещеры он наступил на что-то и разглядел деревянный башмак. В таких ходила Вэллия… Что это? Почему? Она без обуви?

Он нашёл её за камнем в тёмном углу, склонился, попытался взять за плечи, развернуть к себе. Но девушка вскрикнула и дёрнулась в сторону, избегая его рук.

– Нет! Не трогайте меня… Пожалуйста…

– Да стой ты… Подожди… – Алдор всё же сумел взять её за плечи, развернул к себе через силу. – Что случилось?..

– Не надо… Нет! – Она избегала смотреть на него, куталась в одеяло, прятала лицо и вжималась в угол.

Алдор поймал её за подбородок и повернул лицо к свету. Чёрт! Губы разбитые и на скуле ссадина… Как? Он резко обернулся к Корвину… Он что, бил её? Бил, пока его здесь не было?

– Корвин, ты… ты… как ты мог? Господи! Ты что, бил её? Зачем? За что? О, Боже… Господи…

У неё, оказывается, ещё были связаны руки, и Алдор стал развязывать верёвки на запястьях графской дочери.

– Всего один раз…

– Зачем?

Корвин усмехнулся и ничего не ответил, резко ломая сухие палки сильными руками. Алдор распутывал её запястья, а девушка расплакалась вдруг, расплакалась навзрыд, как от боли только плачут. И Алдор заметил что-то, отдёрнул край одеяла и обомлел. Шнуровка платья на груди её была порвана и юбки перебурены, а из-под подола выглядывали пальцы необутой ступни в тонких чулках… Всего один башмак на левой ноге. Страшная догадка мелькнула в голове… Алдор резко выпрямился и с ненавистью поглядел в сторону товарища.

– Корвин, как… как ты мог? Да ты… ты… Ты что наделал? Ты не представляешь себе, что ты сделал… Зачем? – Он в миг был уже рядом с костром и смотрел на Корвина сверху вниз через огонь. Сердце его стучало на тысячу голосов в смятении и злости. Он не мог поверить, что это случилось… Как он мог допустить такое? Бедная, бедная девочка!

– Да не шуми ты так, подумаешь, она одной ногой уже стоит в могиле…

– Да ты в своём ли уме? – Алдор обомлел от жестокости ответа, поверить не мог, что слышал это.

– Нам всё равно уходить надо, – Корвин был невозмутим, – мы не можем взять её с собой… Ей так и так придётся остаться здесь, и она умрёт здесь одна, не всё ли равно теперь? Что копья ломать?

– Она не умрёт, я был у врача сегодня, я принёс лекарства.

– К чёрту это всё, Алдор! Посмотри правде в глаза, хватит тешить себя глупыми надеждами! – Корвин тоже поднялся на ноги, и теперь их разделяло только пламя костра. – Хватит! Пора становиться взрослым…

– Взрослым? – перебил его Алдор. – Это, по-твоему, так становятся взрослыми?

– Нет! Просто ты за это время привязался к ней и тебе её жалко! Да, она графская дочь, да, она аристократка, вот тебе и жалко её! Но хватит, хватит ребячества, она всего лишь девчонка, девка, как любые другие, каких в каждом замке полно… Оглядись вокруг, прими это, как данность… Нам просто придётся бросить её или убить самим, чтоб не мучилась… И вот это вот правда жизни…

– Правда жизни?

– Понимай это как хочешь…

– Правда жизни, говоришь? – В бессильном отчаянии Алдор стиснул кулаки. Нет, он не хотел мириться с таким, всё нутро его сопротивлялось. – Выходит, это так и должно быть? Здоровый парень, сильный, как бык, избивает и насилует больную девчонку? Это нормально, да? Так и надо, по-твоему? Так?

– Не бери всё близко к сердцу… И не жалей её… Вспомни, кто она такая…

– Она не сделала мне ничего!

– Зато её отец много сделал… Короткая же у тебя память, быстро ты всё забыл… Сам же рассказывал мне… «Убили мать, убили сестру, убили брата…» Так? Ты сам-то чуть не сдох, забыл?

– Мы хотели убить его, но не её…

– Какая разница?! – Корвин резко вскинул ладони к лицу, стремясь доказать своё. – Пойми одно, наша миссия провалилась, мы не справились. Возвращаемся в Лион и служим дальше, как ни в чём не бывало. И забудь о ней, забудь, как о страшном сне…

– Я не могу! – перебил его Алдор. – Я не могу жить как раньше… Я не могу больше доверять тебе…

– Что?

– Всё не может быть так, как было…

– Да к чёрту всё!

– Зачем? Зачем это надо было делать?

– Да подумаешь, проблема, ну и поимел девчонку, ну и что? Мало ли их было и будет…

– Я обещал ей, что мы не тронем её… – Алдор опустился на камень, в отчаянии схватился за голову, запустил пальцы в грязные волосы на макушке. – Я говорил, что Доранн защитит её, что она будет в безопасности…

– Мы просто не справились, пойми это… – Алдор ничего не ответил, просто покачал головой, и Корвин продолжил негромко, доверительно, как давно уже не говорил: – Сначала я подумал, почему тебе можно, а мне нет… Чем я хуже? А оказалось, она…

– Что – она? – Алдор глянул исподлобья, через упавшие на лоб волосы.

– Она оказалась девушкой, ты и правда не спал с ней… Да какая теперь уже разница? Ты немного потерял! Одна возня и вопли…

Алдор скривился, зажмуриваясь, стискивая зубы. Воображение рисовало всё подряд, картины, одна другой ярче. Всё тело содрогалось… Вспоминалась она такой, как была в доме егеря: чистой, ухоженной, когда избегала даже в глаза глядеть. Именно тогда он понял, что она нравится ему, осознал вдруг, что она красивая и одинокая…

Проклятье!

Алдор резко поднялся и коротко произнёс:

– Уходи!

Корвин некоторое время молчал, не понимая, что происходит, переспросил:

– Что?

– Собирай свои вещи и уходи.

– Это почему это?

– Я не хочу тебя больше видеть.

– Из-за неё? Из-за проклятой девчонки? Хочешь, я просто убью её, и никто не будет стоять между нами?

– Просто собирайся и уходи!

– Только из-за того, что я переспал с ней? А как же дружба? Столько бед пережили, пуд соли вместе съели… Из-за девки? Ты удивляешь меня… Она никто тебе! Больше того, она – дочь твоего врага, а ты меняешь её на меня? Не надо этого бреда, Алдор. Хватит!

– Причём тут она? Всё дело в тебе. Я просил утром, просил не трогать её, я доверял тебе, а ты? Ты был слугой моим, моим товарищем и другом, ты предал меня, наплевал на доверие…

– Ты сходишь с ума, Алдор! – перебил Корвин. – Переспи с ней сам и всё забудь…

– Убирайся! – Алдор закричал ему в лицо, всердцах стискивая кулаки. – Уходи! Я не хочу видеть тебя!

– Опомнись, друг…

– Ты не друг мне больше!

– Вот, значит, как? – Корвин поднялся. – Ну, хорошо, как хочешь. Ты ещё пожалеешь об этом… Пожалеешь, да будет поздно…

– Быстрее, Корвин.

– Я заберу лошадь…

– Ради Бога…

Корвин неторопливо собирал вещи, не говоря ни слова, может быть, он надеялся, что Алдор вовремя передумает, попросит прощения за горячность. Но Алдор сидел неподвижно, смотрел в огонь. Корвин собрался, застёгивая под горлом плащ, спросил:

– Я пошёл?

– Иди…

– Не пожалеешь?

– Доброй дороги…

– Встретимся в Лионе… с ней или без неё… Я буду ждать тебя, надеюсь, ты наберёшься ума за эти дни…

– Ты теряешь время… – Алдор перебил его.

Корвин ушёл. В темноте спустившейся ночи слышно было, как пробирался он через камни, потом всё стихло. Алдор всё это время сидел неподвижно и смотрел в огонь, где догорали поленья, подброшенные ещё руками Корвина.

Глава 8

Время тянулось бесконечно медленно. Его наполняло ожидание, молчание и долгие мысли. Алдор старался следовать советам врача, варил травы, давал микстуры, всеми силами старался обеспечить тепло для больной графской дочери. Он уложил её как можно ближе к огню, укрыл всеми одеялами и плащом, натаскал сосновых веток, чтобы защитить от холодного пола. Благо недалеко он нашёл старую сосну, поваленную последними осенними бурями. Он даже всё, что мог с неё стопил в костре, хотя сосна от влажности сильно дымила. Одному искать дрова стало тяжело и трудно, близко ничего подходящего уже не осталось, а ходить далеко было не по силам, и возвращаться – долго и тяжело.

Уходя, Корвин оставил весь хлеб и половину денег. Это вселяло надежду, что в душе его сохранились остатки совести. Что от него ждать! Он не человек чести, отец его простой оруженосец, слуга, что можно хотеть? Алдор только мучительно стискивал зубы при мыслях о товарище. Они уже несколько лет знали друг друга, да, с тех самых пор, как Алдор попал к Доранну в услужение.

У дочери графа началась лихорадка. Она бредила, звала кого-то, разговаривала с какой-то Келлой, плакала и смеялась. Озноб сотрясал всё её тело. Она то мёрзла и куталась в одеяла, то отбрасывала их в жарком бреду, ничего не ела и лишь немного пила, когда Алдору удавалось хоть что-нибудь влить через стиснутые зубы.

Несколько дней не дали никаких результатов, а хлеб закончился. Алдор боялся оставить её одну, но после голодного дня решился, тем более что с утра дочь графа спокойно спала. Он позаботился об огне, чтоб пламя держалось подольше, и отправился в Ротбург. Планировал, что вернётся рано, но в городе, в толкучке, замотался, долго торговался с пекарем, осматривался, ища глазами людей Вольдейна. Их стало меньше, или ему так показалось на первый взгляд. Может быть, они уже отчаялись найти её…

Был какой-то праздник, народу в собор на службу понаехало со всей округи – море, все празднично одетые, с детьми, с вещами, на рынке не протолкнуться. Сейчас, наверное, и во всех постоялых дворах мест нет.

Алдор купил хлеба, сыра, немного дешёвой вяленой рыбы, побывал у врача и цирюльника. Он и сам не ожидал, что на всё это уйдёт так много времени. Город он покинул уже после обеда. Долго шёл по дороге, боясь, что кто-то увидит его, потом свернул в лес. Уже подходя к скале, он заметил, что что-то не так, на камне у подножия сидела дочь графа. Сидела словно окаменевшая, в одном платье, смотрела прямо перед собой.

Алдор, срывая на ходу плащ, бегом бросился к ней, стал укутывать ледяные плечи, спину, ужасаясь, шептал:

– Что ты наделала? Зачем выходила? Сколько ты уже здесь? Зачем? Куда тебя понесло? Боже мой! Ты замёрзла вся, сплошной лёд… Всё, всё насмарку…

Он растирал ей руки, ледяные, как холодная вода в зимнем ручье, он вернул её к огню, укутал одеялами, принялся раздувать костёр – всё потухло уже, дров нет.

Как она могла? Он столько сил убил, чтобы хоть немного победить болезнь, переломить её, а теперь всё зря… Она опять впала в беспамятство, ничего не видит и не слышит, и холодная, будто уже мёртвая. У неё даже кашля нет. И Алдор обрадовался б, если бы она сейчас хотя бы кашляла, так в ней была хотя бы частичка жизни.

В отчаянии Алдор сбросал на угли последнюю дровяную труху, надо идти, искать хоть что-то, что можно сжечь. Это опять надолго, опять оставлять её. А если за это время она умрёт? Что делать? Бросить её здесь? Он ведь даже похоронить её не сможет! Боже… И её не найдут никогда…

Ему хотелось бежать, всё бросить, но он, уставший и разбитый, пошёл в лес, чтобы собрать хоть немного дров. Вернулся уже в сумерках, осенью день короткий. Шёл, а сам боялся, жива ли она ещё, боялся глянуть ей в лицо, коснуться лба. Боялся не успеть. Оттягивал этот момент, ломал палки в огонь, съел кусок хлеба с сыром, и только потом, набравшись смелости, коснулся щеки графской дочери. Она вскинулась, глянула ему в лицо огромными глазами, влажными, будто в них стояли слёзы.