Художник Анна Леонова

© Созонова А. Ю., 2021

© ООО «РОСМЭН», 2021

* * *

Посвящается моей маме и Кате

Глава 1
Стук товарных вагонов

В эту ночь Алеше опять приснилась мама.

Она стояла у кромки прибоя, загорелая, смеющаяся, и звала его: «Алексейка! Поплыли! Далеко-далеко!..» Голос звенел колокольчиком, пышные волны волос трепал и перепутывал ветер.

Только она звала его Алексейкой: ни папа, ни тетя, ни одноклассники – больше никто. Алеша подбежал к ней, и, взявшись за руки, они кинулись в лазурную воду. Соленую, теплую… И он проснулся.

Было так обидно проснуться на самом прекрасном месте, что он заплакал. И тут же в палате включился свет: ожила тусклая лампочка под потолком, высветила салатного цвета стены, зашторенное окно, столик у кровати.

Могло показаться, что свет зажегся от плача, но это было не так: просто в палату зашла медсестра Зиночка с градусником и горсткой таблеток на блюдечке. Алеша послушно открыл рот, проглотил таблетки и запил их водой из стаканчика на столе. Сунул под мышку градусник.

– Умница, Табуреткин, – не глядя на него, механически похвалила Зиночка и вышла.

Прежде Алеша поправлял ее: «Табуретов», но давно бросил это бесполезное занятие.

Короткий халатик Зиночки, всегда ослепительно белый и накрахмаленный, напоминал Алеше юбочку балерины. Хотя балет он видел только по телевизору. А цокающие каблучки приводили на память пони: один раз, совсем маленьким, Алеша покатался на мини-лошадке с густой челкой в городском саду. Тогда с ним были мама и папа. Тогда они еще гуляли в выходные все вместе.

Алеша знал, что последует дальше: за месяц, проведенный в больнице, изучил распорядок дня до малейших деталей. Через пять минут опять зайдет Зиночка, возьмет градусник, запишет его показания на бумажке на спинке кровати, скажет: «Умница, Табуреткин» (или: «Молодец, Табуреткин») – и выйдет.

Потом придет нянечка Саввишна с завтраком. Поставит на столик тарелку с манной (овсяной, пшенной) невкусной кашей и стакан с какао (чаем с молоком). Тоже что-нибудь скажет: «Кушай и поправляйся», или: «Хлеб не съешь – откуда сила?», или: «Жуй-жуй. Не подавись только: вкуснотища!»

За ней придет молчаливая пожилая санитарка. Имени ее Алеша не знает, а прозвище, которым зовут ее взрослые, забывает. Помнит лишь, что оно смешное. Она не говорит ничего, только, сопя и бормоча что-то под нос, драит пол шваброй. У нее широкие скулы, узкие светлые глаза и большой рот, чаще всего сурово сжатый. Мальчик ее побаивается и рад, когда она уходит, быстро и споро сделав свое дело.

Больше всех с ним разговаривает лечащий врач Игорь Петрович. Он добрый и немного смешной: отчего-то иногда называет его на «вы» и не мальчиком, а молодым человеком. Расспрашивает, присев на край кровати, как спал, много ли раз за вчерашний день ходил в туалет, не болит ли голова или в груди. Медсестра Зиночка, стоя за его спиной, записывает в блокнотик.

Перед уходом Зиночка раздвигает штору и щелкает выключателем. Лампочка гаснет, в палату входит утренний свет. Он слабенький, серенький – потому что сейчас зима, а на севере, в маленьком городке республики Коми, где живет Алеша, зимой дни короткие. Но иногда показывается солнце; оно висит у самого горизонта – красное, похожее на румянец, который выступает на щеках мальчишек в мороз, или яблоко, какие растут только на юге, у моря.

Алеше запрещено вставать и ходить по палате – разве только до умывальника и туалета, но ради солнца он нарушает этот запрет. Ненадолго, на две-три минуты. Идет к окну и ложится грудью на подоконник. Какое же оно красивое – зимнее солнце! И снег. Мягкий, искрящийся, то розоватый, то нежно-голубой. Зима – самое красивое время года. Жаль только, на любование своей красотой она отпускает так мало времени: три-четыре часа в день.

Прямо за окном белые силуэты деревьев, за ними двухэтажные домики. Справа завод с двумя высоченными трубами. Дым из них обычно идет вертикально в небо – пушистый, светло-желтый, а в ветреные дни стелется горизонтально, закрывая половину неба. Алеше нравится представлять, что это гигантские хвосты двух котов. Сами коты небольшие: их тела умещаются в кирпичных коробках завода. А вот хвосты… На заводе работает Алешин папа: варит металл.

Алеша лежит спиной к окну и лицом к двери. Но когда Игорь Петрович с Зиночкой уходят, он перекладывает подушку и ложится лицом к окну. Пусть хоть два часа, хоть час, но он хочет смотреть не на тускло-зеленые стены, а на солнце и небо. Нянечка Саввишна, когда приходит с обедом, разрешает ему так лежать. А ее сменщица Лидия заставляет перевернуться обратно.

В сущности, это единственное разнообразие в больничной череде дней: то добродушная пухлая Саввишна, то строгая Лидия, то кукольно хорошенькая Зиночка, то ее сменщица Нина с неулыбчивым лицом и тяжелым подбородком. Только страшноватая санитарка всегда одна и та же: сменщицы у нее нет.

Впрочем, один день вырывается из унылой череды: воскресенье. В этот день Алешу приходит навестить папа. Он приносит пакет с апельсинами и йогуртом. И две-три книжки. Жаль, папа не знает, какие из них Алеша уже прочел, а какие нет. Конечно, самые любимые можно и перечитать. Но таких немного. И еще жаль, папа не верит, что его сын читает так быстро: ему кажется, две-три книжки в неделю – более чем достаточно. Сегодня пятница, папа придет только через два дня, а «Том Сойер» уже проглочен (второй раз), как и «Пеппи Длинныйчулок» (в первый и последний: бойкая девочка с попугаями на плечах и сундуком золотых монет Алеше не пришлась по душе: в жизни таких не бывает).

Шесть дней подряд мальчик ждет прихода папы, а тот сидит у него от силы полчаса. Папе некогда. И говорит он почти всегда одно и то же. О маме: она звонила и передавала сынуле привет, скоро вернется из командировки и обязательно его навестит. Алеша слушает и кивает, хотя не верит ни капельки: прежде мама никогда не уезжала в командировки, а позвонить могла бы ему напрямую: под подушкой у мальчика всегда лежит старенький включенный мобильник.

Папа в десятый раз будет объяснять виноватым тоном, отчего Алеша лежит не в детской больнице вместе со сверстниками, а во взрослой, где ему не с кем дружить и играть. Его угораздило заболеть чем-то необычным, чего в детских больницах не лечат. Алеша знает, что папа скажет следом за этим: его слова не меняются, как и слова медсестры Зиночки и нянечки Саввишны. Он попросит прощения, что навещает лишь раз в неделю и ненадолго: приходится много работать. Он взял дополнительную работу, чтобы Алеша лежал в отдельной палате.

«Но может быть, тебе скучно лежать одному? Попросить перевести тебя в общую? Тогда у меня будут деньги на электронную книжку, о которой ты давно мечтаешь».

Электронная книжка – замечательная вещь. В нее можно закачать хоть сто, хоть тысячу книжек и не зависеть больше от папы с его двумя-тремя. Но Алеша отказывается: «Не надо, пап». Он не лежал еще в общей палате, но стены в больнице тонкие, и он слышит доносящиеся оттуда звуки: кашель, храп, хохот, азартные выкрики при игре в карты. Одному спокойнее. Можно смотреть в окно, когда Зиночка раздвигает шторы, читать, мечтать, спать.

Папа говорит мало и одно и то же. Это не мама, с которой они болтали часами по вечерам и в выходные: смеялись, выдумывали смешные истории, рисовали, обсуждали любимые фильмы и мультики. Ни с кем так радостно и легко не болталось, как с мамой… Но когда кончается даже сухая и короткая беседа с папой, становится грустно до слез: в следующий раз его навестят только через неделю.

Больничные дни напоминали Алеше товарный поезд: длинный-длинный, в сто или двести вагонов. Он едет, едет, едет, вагоны мерно стучат по рельсам, и нет этому ни конца, ни края. Вагоны все одинаковые, серые и скучные, и везут они что-то серое и скучное: цемент, или мешки с манной кашей, или сухие иголки от прошлогодних елок.

Правда, в унылой череде вагонов случаются просветы: интересная книжка или счастливый сон. Алеша любил засыпать по ночам: вдруг да увидит маму или что-нибудь почти столь же прекрасное: цветущий луг, облака, резвящихся зверят. Он и днем пару раз засыпал в надежде на просвет в череде вагонов, но дневные сны разочаровали. Почему-то в них не было ничего светлого или сказочного – лишь обрывки больничных будней, суета и морок, – и больше Алеша старался после обеда не засыпать.

А вообще, за всю его десятилетнюю жизнь никогда не было ему так одиноко и уныло.