Я лежал, не открывая глаз и чутко прислушиваясь к тому, что происходило вокруг. Вот щёлкнули замки рюкзака, прошуршала «молния» закрываемого кармана, звякнул котелок или какая-то иная металлическая посуда… Звуки были привычными, знакомыми, совершенно нормальными и замечательно обыденными. Осторожно приоткрыв глаза, я увидел освещённую солнцем полянку, которая при дневном свете выглядела действительно чрезвычайно симпатичной. Бросил быстрый взгляд на руки и убедился, что всё осталось прежним: привычный шрам есть, но никаких мозолей от меча нет. Значит, это действительно был всего лишь сон. А ведь какой реалистичный! Правду говорят, что область сновидений – самая неизученная.

Я потянулся, улыбаясь солнышку, которое ещё не появилось над верхушками деревьев, а ласково светило сквозь ветки, не обжигая. Поднялся на ноги, нагнулся, чтобы свернуть пенку и запихнуть в рюкзак свою импровизированную подушку, да так и замер. Стоило мне наклониться, как из-под футболки выскользнул медальон в виде ромба, и я уставился на него, как на бомбу замедленного действия.

Это что же получается? Мой странный сон был, как бы это выразиться, не совсем сном, что ли?

Осторожно, словно змею, которая в любую секунду может ужалить, взял в руки показавшийся странно холодным медальон и вдруг заметил, что вместо цифры двенадцать на нём чётко видно другое число – одиннадцать. И откуда-то из глубины сознания, оттуда, где теперь обитал Коста, пришло окутанное грустью и болью понимание того, что в том мире стало на одного Ловчего меньше. Где-то в жутких дебрях Изнанки погиб ещё один Мастер, и нас… да, уже – «нас»… стало ещё меньше.

Воспоминания обрушились волной и погребли меня под собой. Картины прошлого, в котором я никогда не жил, сменяли друг друга, как в калейдоскопе.

Вот мальчишка, как две капли воды похожий на того, что улыбался мне с моих детских фотографий, стоит над трупами двух людей, глядя абсолютно сухими глазами на тех, кто ещё час назад смеялся и шутил. Он молчит, лишь в светлых глазах, таких же, как у меня, сквозь боль начинает пробиваться ненависть к убийцам и жажда мести.

Картинка сменилась, и я уже вижу себя, покрытого ссадинами и кровью, к счастью, чужой, стоящего на небольшой арене против двух здоровенных противников. Я что-то говорю им и смеюсь, а они пытаются достать меня мечами. Но зацепить вёрткого и шустрого мальчишку очень непросто. Откуда-то пришло воспоминание, что тот бой я выиграл, хотя и восстанавливался потом несколько дней.

Не знаю, сколько фрагментов жизни, чужой и своей одновременно, я успел увидеть, но меня окликнули, и я словно вынырнул из вязкой пучины прошлого.

– Костик, ты идёшь или остаёшься? – Диана весело засмеялась, глядя на моё ошеломлённое лицо. – Ты что, ещё не проснулся, лентяй?

– Всё в порядке, – я постарался ответить как можно более беззаботно и, судя по всему, у меня это даже получилось.

Я нашёл взглядом Катрин, которая выглядела чуть лучше, чем вчера, но всё равно была бледной и напряжённой. Она почувствовала мой взгляд и остановилась, пропуская вперёд остальных

– Мы имеем счастливую возможность наблюдать возникновение новой пары? – не удержался от подколки Фишер. – Ну, как говорится, совет вам да любовь, голуби мои…

– Завянь, разговорчивый ты наш, – тут же отозвалась Кира, – и вообще, завидуй молча.

Мы с Катрин никак не стали комментировать слова приятеля, и тема как-то сама собой заглохла. Все взвалили на плечи рюкзаки и двинулись по грунтовке в сторону трассы. Ночью мы прошли около километра, значит, осталось максимум часа на полтора, а то и меньше. А там – или попутку поймаем, или доберёмся до ближайшей остановки автобуса.

Размеренно шагая и снова и снова вспоминая свой не то сон, не то явь, я не сразу понял, что все остановились. Лишь буквально уткнувшись носом в спину шедшего впереди Фишера, я понял, что происходит что-то странное. Ребята молча стояли и смотрели куда-то вперёд. Причём никто ничего не говорил, все словно дар речи потеряли.

– Чего стоим? Кого ждём? – нарочито бодро поинтересовался я, протискиваясь вперёд, и тоже застыл на месте.

Утоптанная дорога, по которой мы так замечательно прошли вчера, заканчивалась. Песчаная, усыпанная сухими иглами тропа была словно обрезана ножом: она не растворялась постепенно в траве и кустах, а была именно что закончена. Ровная, словно по линейке проведённая черта чёрной рыхлой земли отделяла дорогу от бескрайнего болота, возникшего словно ниоткуда.

– Болото, – озвучил очевидное всем Антон, – прикольно…

– Спасибо, Капитан Очевидность, – нервно хихикнула Кира, не отрывая взгляда от безмятежной на вид поверхности раскинувшейся перед нами топи.

– Ребят, этому наверняка есть разумное объяснение, – Диана, как всегда, подходила к проблеме прагматично, – мы просто свернули где-то и не заметили этого.

– Ни один из шести? – скептически поинтересовался Антон. – Да и не сворачивали мы, шли исключительно прямо.

– Тогда предложи своё объяснение, – Ди воинственно упёрла руки в бока и требовательно посмотрела на нашего предводителя, – я с удовольствием послушаю.

– Давайте рассуждать логически, – миролюбиво поднимая руки, предложил Фишер, – мы все вместе оказались в странной, не сказать хуже, ситуации. И теперь надо не выяснять, чья версия круче, а думать, как нам из этой самой задницы выбраться.

– Золотые слова, – по-прежнему недовольно сверкая глазами, согласилась Диана, – и у тебя наверняка есть какое-нибудь замечательное предложение. Впрочем, в одном я с тобой согласна: мы в заднице.

– Теперь, когда мы выяснили этот, несомненно, принципиальный момент, – Кира сердито посмотрела на спорщиков, – давайте думать.

– Какое оригинальное предложение, – Фишер не смог не прокомментировать, но не из-за желания поспорить, а скорее, по привычке. Это, к счастью, всем было понятно, в том числе и Кире, которая явно хотела ответить что-нибудь язвительное, но заставила себя промолчать. Это было мудро, потому как препираться эти двое могли сутками.

– Тот факт, что вместо трассы мы уткнулись в непонятно откуда взявшееся болото, увы, не подлежит сомнению, – Антон, видимо, придя в чувство, снова взял на себя руководящие функции. – Мы не будем пытаться понять, откуда оно взялось, потому что всё равно ничего путёвого не придумаем. Просто примем это как данность. Итак, есть болото. Его надо пройти… или обойти… в общем, каким-то образом преодолеть. А вот теперь прошу выказываться, но исключительно по делу. Стоны, вопли о пришельцах, попаданцах и параллельных мирах давайте отложим на потом.

Мы молча смотрели на бескрайнее болото, и я вдруг подумал, что есть в этом природном явлении своя, пусть и слегка жутковатая, красота. Нестандартная, но завораживающая и притягивающая… Бесконечные вересковые заросли, пропитанный влагой мох, осока и ещё какая-то трава, названия которой я не знал. Красиво, так и хочется побродить, вдыхая влажный, насыщенный сильными запахами воздух. Но это если забыть о том, что под слоем мха и осоки может скрываться бездонная топь. Причём бездонная в самом прямом смысле этого слова: я как-то готовил материал для одного портала и изучал вопрос. Так вот, я читал воспоминания геолога, который с приятелями как-то решил померить глубину такого вот «окна». В общем, мужики использовали две бухты троса по пятьдесят метров и трак от ГАЗ-71 в качестве груза. До дна так и не достали, так что глубина может быть совершенно невероятной. И хрен его знает, что в этой пропасти может скрываться. Или кто…

От размышлений меня отвлекла Кира, которая решительно скинула с плеч рюкзак и подошла к границе дороги и болота. Она присела на корточки и стала внимательно рассматривать «ту» сторону.

– Кира, не надо, – Катрин подошла достаточно близко к подруге, но совершенно откровенно старалась не приближаться к болоту, – оставь, не трогай. Давайте попробуем обойти, ведь не может оно быть бесконечным, правда?

– С каких пор ты стала такой трусливой? – Кира снизу вверх посмотрела на Катрин. – Забор не трогай, к болоту не подходи… Что ещё мне не надо делать? Дышать можно? Спасибо хоть на этом…

С этими словами Кира демонстративно перешагнула земляную границу и даже попрыгала на травяном ковре, сменяющем там усыпанную хвоей грунтовку.

– Видишь? Ничего со мной не случилось, я не провалилась в болото, меня не сожрал крокодил, хотя бы потому что они тут не водятся.

Она стояла спиной к болоту и поэтому, в отличие от нас, не видела, как кустики вереска дрогнули и словно расступились, открывая окошко чёрной воды. Оно было похоже на открывшийся глаз неведомого, скрывающегося под слоем мха и травы чудовища.

Я до сих пор не знаю, почему никто ничего не сказал: все как загипнотизированные, смотрели на то, как вокруг появившегося окна поверхность болота начала колебаться, словно потревоженная кем-то, кого пока мы не могли увидеть.

– Что это там? – голос Дианы прозвучал резко, совсем не так, как она говорила обычно, но я даже не повернулся в её сторону. Я не мог оторвать взгляда от чёрного провала в ничто, в пропасть, в не постигаемые человеческим сознанием глубины. Оттуда к нам, сюда, наверх, поднималось нечто настолько чуждое этому миру, что не хватало слов, чтобы это описать. «Не тревожь воду!» – вспомнилась мне фраза из «Властелина колец», и в голове прозвучал голос Вигго Мортенсена.

– Оно поднимается, – прохрипел Фишер, не двигаясь при этом с места и не сводя остановившегося взгляда с чёрного «окна». – Там что – Лох-Несское чудовище? Кира, ты что стоишь, как идиотка? Беги оттуда! Блин…

Кира удивлённо приподняла брови и повернулась к болоту. Постояла, пожала плечами и спросила:

– С чего я должна бежать, Фишер? У вас что – коллективное помешательство по поводу моей безопасности? Это очень мило, конечно, но я как-то и без него обойдусь, честное слово. Я большая девочка…

– Оно сейчас поднимется! – заорал, уже не скрывая страха и невольно делая несколько шагов назад, Антон. – Беги, дура! Быстрее!

– Да кто поднимется?! Чего вы истерите?!

Я вдруг понял, что Кира действительно не понимает, чего все переполошились: она просто не видит ни чёрного «окна», ни расходящихся от него волн. Для неё болото по-прежнему совершенно безмятежно. Это как с поляной, которую ни один из нас накануне не увидел, хотя вот она – совсем рядом с дорогой.

– Кира, просто поверь, – я постарался вложить в голос всю силу убеждения, на какую только был способен, – тебе правда сейчас лучше вернуться, просто перешагни черту и всё. Ну, считай это нашим маленьким глупым капризом. Пожалуйста! Я тебе потом всё объясню, хорошо? И мы вместе посмеёмся над нашими страхами. А сейчас просто перешагни черту…

– Ну хорошо, – Кира сдула со лба светлую чёлку и посмотрела на нас с изрядной долей раздражения, – если вам так приспичило, мне, в конце концов, не трудно.

Все затаили дыхание, словно даже самый тихий звук мог привлечь внимание существа, прячущегося под таким тонким и, как оказалось, ненадёжным слоем травы и торфа.

А я вдруг отчётливо понял: она не успеет. Перешагнув границу, Кира сделала себя уязвимой для сил Изнанки, которые пока не могут существовать в нашем привычном мире. Они как огромные акулы и гигантские скаты, которые плавают за особо прочным стеклом в океанариуме. Для нас, тех, кто под защитой толстого слоя специального оргстекла, они безопасны. Но стоит встретиться с ними в их родной стихии… Как говорится, бон аппетит, уважаемые хищники.

Кира, сделав роковой шаг за черту, словно забралась в огромный аквариум, полный акул и скатов. То, что она жива, – это просто вопрос времени. Её уже наверняка почувствовали, и сейчас сюда спешат те, кто мечтает урвать хотя бы кусочек. Это как акула, способная учуять каплю крови на расстоянии в несколько миль.

Даже если Кира сейчас чудом сможет вернуться, это не спасёт её: она показала себя, дала возможность запомнить свой аромат, свой вкус, свой облик. И теперь её всё равно найдут, рано или поздно, но это обязательно произойдёт. Откуда я это знаю? Наверное, начинает потихоньку проявляться память Ловчего, который знает об этих тварях гораздо больше меня. И мне нужно будет принять эти знания, осознать, пропустить их через себя, так как что-то подсказывает мне: наши судьбы тесно и окончательно переплелись. Мир Изнанки, уж не знаю, как и когда, но нашёл лазейку в наш мир, и теперь ни за что не откажется от такого лакомого кусочка. А может, так оно всегда и было, просто мы не пересекались? Ведь существует Стылая Топь с её странными – не сказать «страшными» – обитателями. Мы, правда, видели всего одного, но и этого хватило.

И между этими мирами – я, журналист Костик Храмцов, Ловчий Коста.

От не слишком уместных размышлений, которые, впрочем, заняли не очень много времени, меня оторвал громкий крик. Я сбросил совершенно не нужную сейчас задумчивость и увидел, как из «окна» за спиной Киры начинает подниматься нечто.

Больше всего оно напоминало сложенный старый зонтик отвратительного серо-зелёного цвета: такие же вертикальные складки, расположенные вдоль основания. Они слегка шевелились не то от ветра, не то сами по себе, и по ним стекала болотная жижа.

– Что это, мать вашу? – прохрипел Фишер, во все глаза глядя на медленно покачивающийся на ветру трёхметровый «зонтик».

Ему никто не ответил, так как все таращились на невиданное существо, которое, казалось, прислушивалось к окружающему миру. Ну, или принюхивалось… И ни у кого даже сомнения не возникло в том, что оно живое и мыслящее.

Катрин сжала мою ладонь ледяными пальцами и исподлобья смотрела на монстра и на Киру, за спиной которой он раскачивался.

– Панталис, иначе – Болотный Хозяин, – неожиданно для самого себя прошептал я, – от него нет спасения простому смертному. Не нужно было переступать черту, не нужно было тревожить воду.

Катрин посмотрела на меня, и в её глазах вспыхнула искра понимания, тут же, впрочем, погасшая. Она отвернулась и теперь смотрела на Киру, прижав к губам свободную ладонь, и, казалось, что-то шептала. А может, молилась – я просто не знаю.

Тем временем Кира пыталась перейти черту, которую с лёгкостью преодолела несколько минут назад. Теперь же её словно что-то отталкивало, не пускало на эту сторону. На лице нашей неунывающей блондинки сначала появилось выражение искреннего, почти детского удивления, которое достаточно быстро сменилось гримаской испуга, а потом исказилось от настоящего ужаса. Она билась в невидимую стену и никак не могла сделать тот самый последний шаг, отделяющий её от простого привычного мира.

Диана хотела было кинуться ей на помощь, но Антон перехватил её, не пуская, и заорал:

– Ты совсем ненормальная, куда ты лезешь?! Помочь ты всё равно не сможешь, только сама пропадёшь!

– Предлагаешь просто стоять и смотреть?! – рот Дианы некрасиво перекосился, на щеках горели красные пятна, тёмные волосы лезли в глаза, и она нервно отбрасывала их в сторону. – Вы же мужики! Ну сделайте же хоть что-нибудь!!

– Что? – каким-то тусклым, мёртвым голосом спросил Фишер, глядя, как Кира в отчаянии пытается кулачками разбить невидимую преграду. – Мы можем только умереть вместе с ней. Хочешь? Иди…

Диана ничего не ответила, вырвалась и, подбежав к черте, рухнула на колени, глядя на мечущуюся с той стороны Киру. Было очень странно видеть, как человек не может преодолеть совершенно невидимую стену: я почему-то вспомнил мимов, которых видел как-то в Париже. Они тоже прикладывали ладони к «стене», создавая у зрителей впечатление невидимой преграды. Но тогда это было забавно и интересно, а сейчас… Сейчас это было страшно.

Тем временем Панталис, видимо, принял какое-то решение, так как складки зашевелились активнее, и от них в сторону Киры потянулись тонкие серо-зелёные нити. Они касались её и словно впитывались под кожу, не нанося никакого видимого вреда. Более того, казалось, она даже не замечает этого.

– Ей хотя бы не больно, – прошептала Катрин, по-прежнему стискивая мою ладонь изо всех сил, – я бы тоже хотела так, без боли… Я очень боль не люблю, боюсь её… И кровь не люблю… Как ты думаешь, мне повезёт?

– Что ты такое говоришь, – я, конечно, хотел бы, чтобы уверенности в моём голосе было больше, но я и так сделал всё, что было в моих силах. Даже улыбку смог из себя выдавить.

Между тем Панталис перестал опутывать Киру своими нитями и, к невероятному удивлению и облегчению всех, так же неспешно опустился в «окно». Вересковые кустики дрогнули и сомкнулись над тем местом, где только что стоял Болотный Хозяин.

И в ту же секунду, как окончательно исчезло чёрное «окно», беззвучно лопнула стена, за которой металась Кира, и девушка буквально вывалилась на дорожку. Фишер бросился к ней и прижал к себе, рыдающая Диана обняла Киру с другой стороны, и невнятно, глотая слова, повторяла:

– Ты жива… мы не знали… и не помочь… а оно не пускает… и верёвки эти…

Кира неуверенно улыбалась и гладила по плечам тискающих её ребят, успокаивая и убеждая, что теперь всё в порядке. Антон хмуро смотрел на эту суету, но подходить к остальным не спешил. Мы же с Катрин молча стояли в стороне, и я чувствовал, что во всём происходящем есть что-то глубоко неправильное. Так в красивой мелодии порой проскальзывает фальшивая нота и портит всё впечатление. Вот и в этом чудесном, невероятном спасении Киры была какая-то едва уловимая фальшь, какая-то игра, нечто неправильное.

– Я так испугалась, это ужас какой-то, – Кира говорила, слегка задыхаясь, всхлипывая, вытирая мокрые глаза рукавом клетчатой рубашки, – когда я не смогла выйти, словно стена выросла, и при этом ничего не видно… Это было ужасно!

И вот тут я почувствовал, как по спине пробежал обжигающе холодный ветерок, а в животе появился и стал неумолимо разрастаться ледяной ком. Ни Фишер, ни Диана, ни смотрящий в сторону хмурый Антон не видели, как Кира на секунду отвернулась от утешающих её друзей, и по красивому лицу скользнула усмешка, полная злого удовлетворения.