– Назад! Димон! – закричал Алик. Он попытался выскочить из окопа и увернуться от взрыва и… почти проснулся. Алик все еще находился на постылой границе между сном и явью. В ушах звенело. Он судорожно пытался перевести дыхание и понять, где находится.
Многим людям не хочется возвращаться в серую дневную бытовуху – их затягивают сновидения. У Алика все было иначе. Ночи состояли из кричащих воспоминаний. Как и у многих, кто приехал из горячих точек, сны снова и снова швыряли Алика в окоп. К товарищам, которые уже никогда не вернутся. К ужасу, который никто не захотел бы прожить.
Кто-то обхватил Алика руками и придержал за плечо.
– Тихо, тихо, тихо. Это я. – повторяла Эльза, прильнув к нему. Она погладила Алика по голове и прижалась губами к щеке. – Тихо.
С каждым тяжелым вдохом сознание прояснялось.
Афганец собрался с мыслями. Стрельба утихла. Остались только зеленые стены, занавески цвета морской волны и кровать без спинки. А еще – белая повязка на руке, чтобы наручники не впивались в запястье. На ночь, когда приступы учащались, Алик приковывал себя к батарее. Он не мог позволить себе причинить вред близким, даже случайно.
Ближе всех сейчас для него была Эльза.
– Дай ключ, – прошептал он.
Эльза потянулась и нащупала на подоконнике ключ.
– Я вчера с Леной говорила.
– Какой Леной? – Алик сделал вид, что пытается вспомнить, пока высвобождал руку. Все-таки затекла.
– Ну, одноклассница, которая в Штаты умотала. Она тебе хорошего врача найдет. И все закончится…
– Круто… – сказал Алик со скептической интонацией, мол, не слишком впечатляет.
– Я серьезно. Тебе лучше будет.
Привычным движением Эльза сняла повязку с онемевшей руки Алика и поцеловала в запястье. Он обреченно смотрел в пустоту.
– А если не будет? А если у меня окончательно бак потечет?
Будильник мерзким писком перебил Алика, напомнив, что день уже начался.
– Блин…
На кухне Рябининых Надежда в синем спортивном костюме собиралась на рынок. Предстоял первый день, когда они с мужем, еще недавно уважаемым филологом, вместе выйдут за прилавки. В предвкушении внезапных изменений Федор сидел за столом в белой рубашке, цепляясь за остатки гордости, и мрачно рассматривал издевательски глубокую тарелку с несколькими ложками каши. Термос с чаем, сваренные вкрутую яйца, по паре огурцов и помидоров Надежда приготовила, чтобы перекусить с мужем, не отрываясь от работы. Она откинула тюль и срезала несколько перьев с растущего в горшке лука.
Саня вошел в кухню и открыл холодильник. На полках пусто, как у него в животе.
– Так. Это… ешь кашу. – Надежда кивнула сыну на тарелку, укладывая продукты в сумку. – А на обед… тоже доешь кашу.
– Я обедать не буду. Я гулять иду, – уверенно заявил Саня, будто недавних событий, из-за которых семья лишилась последних денег, и в помине не было.
– Не идешь, – холодно ответила Надежда.
На лице Сани замер немой вопрос. На дворе – лето, до школы еще два месяца.
– Ты сейчас позавтракаешь и пойдешь в музыкалку.
– Я давно бросил. – Такого поворота Саня точно не ожидал.
Надежда уставилась на Саню и отстреляла, как очередью:
– А я тебя восстановила. Классная у тебя мама?
– Мам! – взмолился Саня. – Каникулы же…
Надежда закатила глаза, что не мешало ей убирать со стола.
– Слушай, дед твой как-то десять километров, понимаешь, в музыкальную школу ходил по морозу. Голод, холод, тайга, а он аккордеон в зубы – и вперед. А однажды…
Саня уперся лицом в руку:
– Он стаю волков встретил и распугал их «Катюшей». Да мам, сколько можно это рассказывать? Я в музыкалку не хожу из-за Цыгана и его банды.
– От которых ты убегал? – Надежда переменилась в лице.
– Они как бы тот район держат. – Саня наивно надеялся на понимание.
– Что значит «держат»? Им его кто-то дал? Теперь там что? Ходить нельзя? – Она посмотрела на мужа, который старался слиться с интерьером. – Федь, ну хоть ты разберись.
Федор вылетел из своих мыслей.
– Но я это… на рынок.
– Ладно, сиди дома, – вздохнула Надежда. – Я завтра пойду.
– Завтра и я смогу, – проворчал отец семейства.
– Дожили! Господи… Теперь все вместе в музыкалку ходить будем. – Надежда взяла расшитую красными маками сумку. – Федь, как-то доедай давай уже.
Саня сообразил, что уговоры здесь не работают. После завтрака он встал из-за стола, потащился в свою комнату и плюхнулся на кровать. Убедившись, что никто его не видит, Саня пошарил под матрасом и выудил пистолет Алика. Несколько секунд рассматривал гравировку на затворе, затем запихнул оружие в карман, вытащил из-под стола потертый кожаный кофр с аккордеоном, про который собирался забыть, и ринулся навстречу всем опасностям этого мира.
Тула славилась не только пряниками, но и множеством сталелитейных предприятий на окраинах. Были здесь и большие, и малые. Выбирай на вкус. В начале девяностых они переживали трудный период. Одним повезло, другим – не очень, а некоторые и вовсе стояли законсервированными.
Алик на своем железном коне подъехал к одному из таких зданий. Обшарпанные металлоконструкции, потускневшая краска поверх стен из кровельного железа. Место заброшено несколько лет назад и хорошо подходило для неформальных встреч без привлечения внимания.
На заднем дворе, облокотившись на новую машину «Ауди», его ждал Тимур с напарником – молодым парнем с кучерявыми волосами, в кожаной жилетке, джинсах и футболке с красно-зеленой надписью «Гуччи».
Алик спрыгнул с мотоцикла и торжественно метнул «котлету» из долларов в руки Тимуру.
– Десятка.
Тимур поймал пачку денег, посветлел лицом и расплылся в улыбке.
– Молодец, афганец. Красавчик! С нами лучше не ссориться.
Он передал деньги товарищу. Тот за несколько секунд с машинной скоростью пересчитал купюры и одобрительно кивнул.
– В расчете? – поинтересовался Алик?
– В расчете, – подтвердил Тимур.
Стоило ему ответить, как во двор въехала темно-синяя «шестерка». Из машины выскочил человек в черной куртке и балаклаве. В качестве приветствия неизвестный выхватил пистолет и выстрелил в колесо «Ауди». Затем наставил ствол на Тимура и швырнул ему под ноги спортивную сумку.
– Стоять, мать вашу! Бабки сюда!
– Тише-тише, – кучерявый попытался попятиться.
Тимур непонимающе уставился на Алика:
– Это че за цирк, афганец?
– Не знаю, – пожал плечами Алик.
Неизвестный выстрелил в воздух.
– Тихо, сказал!
Все трое подняли руки. Бешеные глаза нападавшего доходчиво говорили: он медлить не намерен.
– Кудрявый, бабки в сумку! – Он направил ствол на подельника Тимура.
Тот осознал серьезность ситуации, присел на корточки и положил пачку злосчастных долларов в сумку.
– Давай-давай! И металл цветной сдавай.
Когда деньги, часы и золотая цепь отправились в сумку, нападавший посмотрел на Тимура:
– А ты че вылупился, горбоносик? Котлы гони!
Золотой «Ролекс» Тимура, подаренный дядей, последовал за деньгами. Тимур скривил лицо. Острый подбородок чуть подался вперед, будто собирался принять удар.
– Я тебя запомнил. Я глаза твои запомнил.
– Спасибо! – Под маской промелькнула улыбка.
И наступила очередь Алика.
– А ты че замерз, лысый? Давай, че у тебя там есть.
Афганец спешно порылся карманах и не нашел ничего, кроме конфеты «Коровка».
Он достал ее из кармана и протянул грабителю. Тот поморщился, но конфету забрал.
После чего скомандовал:
– Сумку!
Тимур с подельником сделали шаг назад. Нападавший подобрал сумку и, держа всех по очереди на прицеле, вернулся в машину.
– Поехали!
«Шестерка» с двумя грабителями рванула с места. Тимур успел подскочить к машине, взять из бардачка импортный «Глок» и прицелиться вслед. Поздно.
– Твою мать! – Тимур раздосадованно проводил «шестерку» взглядом. Подошел к Алику и наставил ствол ему в лицо. – Ты че, меня кинуть решил, а?
Алик спокойно достал из нагрудного кармана ребристую гранату Ф-1 и демонстративно выдернул чеку.
– Ты же сказал – мы в расчете?
Кучерявый опомнился:
– Тимур, пускай едет. Тимур!
Тимур замер с выставленным вперед пистолетом. Кучерявый резко опустил его руку.
Алик медленно вставил чеку в гранату, уселся на мотоцикл и поспешил покинуть завод.
– А, чтоб его! – сокрушался Тимур. Кинуть его два раза подряд – такого с ним еще не случалось.
Вскоре синяя «шестерка» припарковалась возле базы афганцев.
Витя уже сидел на капоте и, заметив подъезжающего Алика, выскочил вперед, нацелив на того палец:
– Э! Я тэбя запомниль! Я глаза тваи запомниль!
– Ну ты Фантомас! – рассмеялся Алик, останавливаясь.
– Тяжело горному человеку на равнине, – ухмыльнулся Витя, протягивая Алику честно отобранные деньги.
Алик уехал. Витя засучил рукава и еще долго любовался новенькими золотыми часами на обеих руках.
Тем временем на крыше Женя решила навести в штабе порядок в единственном правильном понимании этого слова, а именно – в ее!.. И теперь она развешивала занавески на оконные рамы, из которых состояла одна из опор штаба.
День выдался пасмурный, и занавески развевались на ветру, как белые флаги с синими цветочками. Илья, развалившись в кресле, изумленно выпучил глаза.
А потом пробормотал в спичечный коробок:
– Я не знаю, что она делает, Боря. Мне некомфортно. Понимаешь?
– Это ты мне? – обернулась Женя, спрыгивая со стула.
– Нет.
– А кому?
Илья приоткрыл коробок. Женя заглянула внутрь. На нее посмотрели в ответ.
Женя вздрогнула:
– Фу! Таракан!
– Это друг, – ответил Илья, привычно депрессивно-отчужденным тоном, как у ослика Иа. – Бабушка сказала мне завести новых друзей.
– Хм… А Санька с Вовкой?
– Говорит – ненадежные.
Женя фыркнула и продолжила расправлять занавеску.
– Илюх, купи табуретки! – крикнул Вовка, переваливаясь через натянутый провод. В руках он тащил два неизвестно откуда взятых деревянных табурета. Заметив Женю, поставил табуретки у входа в штаб и широкими шагами направился к раме.
– Слышь!
– Че? – Женя притворилась, что заметила его лишь сейчас.
– А ты че здесь свои порядки наводишь? – Вовка резко сдернул занавеску с окна.
Женя ухватила ткань за край.
– Эй! Я просто добавила уюта!
Вовка вырвал материю из рук Жени и кинул в Илью.
– Да что ты знаешь о пацанском уюте? Это наше место.
– А ты-то че раскомандовался? С какого фига? – Женя сверлила Вовку глазами, будто станок – заготовку. – Ты тут не главный.
– Че?
– Через плечо. Пойду Саньку спрошу. – Женя обиженно пнула подвернувшуюся табуретку и зашагала к выходу.
Вовка зачем-то подхватил обе табуретки и метнулся за девушкой. Где-то на лестнице он обогнал Женю. Как раз в этот момент Саня выходил из дома с баяном на встречу с опасностью и музыкальной школой.
– Баб Мань, баб Тонь! – поприветствовал Саня сидящих у подъезда соседок.
– Здравствуй, – хором отозвались те.
Вовка выскочил из дверей.
– Слышь, Сань… Сань! Здрасьте. Че она в наши дела лезет? Скажи ей – пусть отвянет.
Появилась Женя и тоже поприветствовала сидящих. Все понимали: сперва вежливость, потом – выяснение отношений.
– Здрасьте. Сань, ты не против, если я немного наш штаб украшу?
– Какой «наш»? – возмутился Вовка. – Он наш!
– Сань, а ты кофр где взял? – Илья неторопливо возник из-за Саниной спины. – Хочу Боре жилплощадь увеличить.
Саня остановился и окинул всех взглядом. Домашних разборок ему уже было достаточно, и подобное во дворе – точно лишнее.
– Ребята, сами разбирайтесь. Мне реально некогда.
– Ты куда собрался? – Вовка уставился на кофр. – В подземный переход – бабки рубить?
Саня вздохнул:
– В музыкалку.
Вовка не знал нотной грамоты, но маршрут до музыкальной школы ему о многом говорил. Например, через чью территорию пролегает дорога.
– Ты дебил? Ты че, по Цыгану соскучился?
Илья заглянул в коробок и объяснил шестиногому другу:
– Понимаешь, Борь, Цыган может нас убить.
– Я просто не хочу всю жизнь бояться. – Саня развернулся и пошел дальше. Оружие за поясом придавало ему смелости.
– Ниче се!.. – Женя на секунду застыла, но мигом ускорилась и окликнула Саню. – Подожди, я с тобой! Не скучайте, мальчики.
– Эй, слышь! – Вовка не нашел лучшего аргумента и поднял вверх табурет. – А я – ваще бесстрашный. Я зимой качели лизал!
И снова все четверо направились по проторенному пути навстречу неизвестно каким приключениям.
Они брели по тому же мосту возле завода, а Вовка продолжал канючить, пытаясь хоть кому-то всучить свои пускай и неплохо сколоченные, но совершенно не к месту взятые сидушки.
– Сань, ну всего двести рублей за штуку!
– Вовка! Отстань ты уже со своими табуретками! – Саня тяжело дышал.
День выдался жарким, да и кофр с баяном нельзя было назвать воздушными.
– Да ты сядь! Береза, качество! – Вовка уговаривал так, будто его отец сызмальства работал торгашом, а вовсе не токарем, и передал мудрость сыну. Вовка поставил табурет перед Саней, а сам уселся на второй.
Но приятель обогнул его, почти не сбавляя шаг.
– Вов! Совсем достал! Че ты прилип?
– Да мне бате зарплату табуретками выдали, – обиделся Вовка. – Пойдем к афганцам! Их же двадцать человек. А двадцать человек – это двадцать жоп. Ну… плюс-минус.
– Слушай, Вов! – съехидничала Женя, – а может, тебе из табуреток туалет сколотить? Я-то смотрю, кто-то обделался от страха.
Вовка не знал, что ответить. Он подбежал к Жене сзади и резко дернул застежку лифчика сквозь футболку так, что та хлестнула по спине хозяйку.
Женя взвизгнула и метнулась за Вовкой. Он только что заслужил самый веселый пинок в жизни. Кое-как изловчившись и вернувшись за табуретками, Вовка догнал Саню с Ильей, которые уже перешли мост.
Саня стоял и никак не решался двинуться дальше, на вражескую территорию. Все остановились и вопросительно посмотрели на него. Собравшись, он выдохнул и поплелся вперед.
Вовка с Ильей переглянулись. Под автострадой на месте обычных посиделок никого не было. Похоже, сегодня им крупно повезло.
Женя толкнула локтем Вовку:
– А ты боялся.
– Да я… – едва Вовка собирался что-то возразить, как из-за забора на другой стороне реки появился Дрюча.
Он заметил ребят и закричал в кусты:
– Кощей! Они сами пришли!
– Здорово! Собаки сутулые! – Дизель показался из травы. – Кабзда вам, ушлепки!
За ним появился Кощей.
– Салют, школота! Слышь! Вы че? Потерялись? – Кощей подошел к берегу и измерил Саню взглядом. – Уважаемый, ну-ка, подожди меня!
Банда двинулась вверх по мосту. Их появление на другом берегу не предвещало ничего хорошего.
Саня нащупал в кармане рукоятку пистолета:
– Мы вообще-то с афганцами теперь! Понял?!
Дизель обернулся:
– Слышь, патлатый! А ну, стоять! Стоять! Я сказал!
Вовка понял: дело плохо. Он перевернул табуретку и быстро выкрутил из нее пару ножек.
– Сань, они вроде не слышали про афганцев.
– Стоять! Бояться! – раздался откуда-то сверху голос Дизеля.
Топот хулиганов отчетливо звучал эхом под мостом.
Женя подбежала к Сане и спряталась у него за спиной.
– Сань, че делаем?
– Я их не боюсь! – выдавил Саня. Для победы над бандой Цыгана нужно просто-напросто выпустить несколько пуль. И все дела.
В голове тотчас промелькнули картины предстоящих событий.
За ним и его друзьями приезжает УАЗ с синей полосой. Саня снова оказывается в отделении. Отец молчит, мать убита горем. Опер вешает на него еще пару дел, которые лень разбирать. Затем будут вопросы, откуда взялся пистолет. И что ответить? Решение очевидно.
Уже через секунду все четверо неслись как можно дальше от шоссе, обратно к заводу. Вовка каким-то чудом успел подхватить несчастные табуретки. Очутившись на своем берегу пешеходного моста, друзья перевели дух. За ними никто не гнался.
– Щас легкие выплюну, – прохрипел Вовка и устало плюхнулся на табуретку.
– А я бы посмотрел на легкие, – замечтался Илья. – Я читал в одной книге, что легкие похожи на крылья ангелов.
Саня уселся на кофр и обхватил руками голову. Его трясло.
– Какой же я…
– Сань, ты все правильно сделал. – Женя положила руку ему на спину.
– Боре жизнь спас, – подхватил Илья.
– И табуретки не пришлось об этих чмошников ломать, – добавил Вовка, прикручивая ножки обратно к табурету. – Я в махаче ваще безумный. Ладно, пойдем к афганцам.
Саня продолжал сидеть, уткнувшись глазами в кулаки.
– Да какие афганцы? Нужен им какой-то ссыкун…
– Да ладно, Сань! Че ты? – Вовка ткнул Саню в плечо. – не парься. Мы не зассали. Мы отступили. Все, пойдем.
Илья с Вовкой зашагали дальше. Саня почувствовал затылком взгляд Жени. Он открыл глаза.
– Ты давай… Я щас догоню.
– Точно? – переспросила Женя.
– Да…
Женя помчалась к ребятам. Саня выждал секунду, украдкой достал из кармана пистолет, переложил в кофр и последовал за друзьями.
Институт, в котором работал отец Сани, искал разные способы хоть как-то остаться на плаву. Поэтому некоторые помещения использовались не только для учебных целей. Например, кабинет информатики в свободное время превращался в компьютерный клуб.
«Галага», гонки и другие, еще недавно появившиеся на постсоветском пространстве игры издавали странные пищащие звуки, от которых могла заболеть голова, но доходы от аренды компьютеров позволяли Юрию Полиэктовичу потерпеть.
– Мне на полчаса, – попросил студент и протянул деньги.
– Шестой компьютер.
Стоило декану спрятать деньги в ящик стола, как в аудиторию вбежал тип в зеленой спортивной куртке и, захлопнув дверь, направился прямо к столу.
– Кто здесь главный? Мать вашу! – Хамоватый персонаж приблизился к Юрию Полиэктовичу вплотную. – Че, ты здесь главный?
– Нет… – растерялся декан. – Я сдаю помещение.
– Решил на моей территории бабла срубить, да?!
– Играйте, ребятки! – сказал Юрий Полиэктович студентам и обратился к подозрительному типу: – А вы кто?
– Я Богдан, мазафака. Зареченский! – Тон персонажа был столь напыщенным, будто его фамилия должна говорить сама за себя.
– Я что-то про вас ничего не слышал. – Декан попытался изобразить дурачка, и у него почти получилось.
– Теперь будешь платить мне, – заявил Богдан, опираясь на стол. – За крышу.
– Я ж плачу. Зурабу Нотаровичу.
– Дэ-э? – Богдан понял, что простого требования недостаточно. Он схватил за волосы подвернувшегося под руку студента, ударил его головой о клавиатуру и начал душить. – Будешь. Платить. Мне.
– Буду! Буду! – Юрию Полиэктовичу многое могло сойти с рук, но изувеченный студент не лез ни в какие ворота.
– Дэ?! – Богдан снова занес лицо студента над клавиатурой.
– Да, да, да! Буду платить! Только вы и Зураб Нотарович как-то сами разберетесь, ладно? Его ребятки, они в пятницу в обед приходят. Ну и вы это…
Богдан выпустил студента.
– Я в четверг приду.
– Четверг, – подтвердил декан.
– Мазафака? – спокойно переспросил вымогатель. Ему явно нравилось иностранное словцо, и едва ли он понимал, что оно вообще означает.
– Йес, ит из[5], – закивал Юрий Полиэктович.
Удовлетворенный Богдан шмыгнул носом и покинул аудиторию. Декан вытер пот со лба и кивком указал студентам, что они могут продолжать игру.
– Посмотри, какие цветы красивые. А? – улыбнулся Зураб. Построенная им оранжерея вызывала у мужчины особенную гордость.
Сотни растений распустились бутонами, окрасив все вокруг оттенками алого, белого и фиолетового. Единственным серым пятном здесь был пиджак Анатолия Аркадьевича. Глава городской администрации не спеша шел, сверкая лысиной, с совершенно отсутствующим выражением лица.
– Не какие-то там голландские, – продолжал Зураб, поливая саженцы из желтой лейки. – Наши! Понюхай… Как пахнут!
– Да верю я, – ответил глава.
– Моя мечта, чтоб они на каждой клумбе росли. Чтоб каждый житель нашего… – Зураб поднял глаза. – …с тобой города думал: какой молодец Анатолий Аркадьевич. Не зря областью руководит.
Анатолий Аркадьевич грустно рассмеялся. Картинка, нарисованная Зурабом, выглядела заманчиво.
О проекте
О подписке